Плач по моему Югу

Стихи по альбигойским войнам

Плотью меча железной
Рыцарственности – смерть.
Рыцарю лучше исчезнуть,
Чем на это смотреть.
Будем смотреть на закате,
В небо гор смотреть.
Алым златом заплатит
Солнце, чтобы сгореть.
Луч улетает в бездну,
Холод и тишь вокруг.
Донна, нам лучше исчезнуть,¹
Если исчез наш Юг.

Плачем бессмертным плачет
Похоронивший свет.
О, не в черном платье –
Наг он придет и сед.
Роты теперь – сироты,
Им трубадуров нет,
С нас ли спросят – и что ты
Скажешь им в ответ?
Но и до ран без счета,
И до собственных мук
Донна, нет нам заботы,
Если умер наш Юг.

Так – без боли, без гнева –
Догорит закат.
В небе получит хлеба,
Кто на земле распят.
И моего напева
Не различит немой
С алым распятьем слева,²
Смотрящий на город мой.
Донна, в боли и гневе
С неба не смотрят вслед.
Кто бы пошел на север,
Если Юга нет.

Донна, то не заката –
Юга кровь красна.
Грязь долговечней злата,
Только мне не нужна.
Кто от брата живого
Ждал победную весть –
Тот умирает снова,
Если погибнет честь.
Этому ль встать из склепа
Свету здешних мест –
Граф наш, просивший
Божьего хлеба,
Сжимал Иоаннов крест…³

Летит из Тулузы лебедь,
Навстречу стрелам в грудь.
Кому отказано в хлебе –
Тот Господом кормлен будь.
Лучи улетают в бездну,
Ничто не осветит путь.
В бдении бесполезном
Кому из нас заснуть?
Но, двум скитальцам безвестным
От милой могилы – прочь,
Донна, нам лучше исчезнуть,
Ведь скоро будет ночь,
Совсем глубокая ночь.

2001

Наш добрый граф вернулся

(возвращение Раймона VI в Тулузу)

…Сокол летит домой,
У него – опаленные крылья.
Ты плачешь – не от бессилья,
От радости, город мой.
С нами теперь благодать,
К нам Господь повернулся,
Пой – наш Иньор вернулся,⁴
И нам опять – пропадать…
Мой голос – со дна колодца,
Не все проживут этот год,
Но кто-то всегда найдется,
Дай Боже, всегда найдется –
Кто за него умрет.

Идет… за ним по ступеням –
Лохмотья порванных крыл…
Когда ты склонил колени,
Тогда я тебя полюбил,
Когда распинали гордость
Нашу – с тобой, навсегда –
Прости, государь без города,
Прости, что только тогда…

Что пасынку делать в доме,
Где дети – подле отцов?
Коленями на соломе
Стоять, опустив лицо,
Ведь каждую силу сломит
Сила, в конце концов…
Здесь дело даже не в знамени,
И не в знаке креста,
И не в священном знании,
Что эта стезя – чиста:
А просто – среди отвечавших
За все отвечает – сир,
За всех, креста не принявших,
За плоть и мир отвергавших,
Кого отвергает – мир…

Пойдем же в огонь – без кожи,
Нагими, чтоб не спасти,
И кто победить не может,
За кем нельзя не идти –
И слабая теодицея
Моя – в руке у того,
Кто едет, от солнца шалея,
Смеясь, и видеть не смея,
Сколько осталось времени,
Времени у него…
А я лишь бежал у стремени
И слышал, как люд кричал
О том, что свет возвернется,
О том, что все обернется
Победой тем, кто страдал…

Но не слезы – монета рая.
Ты ведь видел, с коленей встав…
Справедливость – о, не такая,
Это огнь, и она не людская.
Там, куда мы уйдем, проиграв,
Мы узнаем ее, мой граф.

17.01.2001

Endura

(Alain de Provins)

…Твои сокровища – много их – не надобны никому.
Сложи их всех в большую суму и выброси их во тьму.
Не бойся ни одиночества, ни смерти и темноты –
Господь Небес собирает всех,
даже таких, как ты…
И все, кто друг друга мучает каждый Господень день,
Среди городов с их тюрьмами и висельных деревень,
Жонглеры с жалкими дудками и высокие рыцари –
Когда мы все соберемся там, мы увидим огонь зари.

Когда мы все соберемся там, мы будем словно цари,
В сиянье духа, в свете огня, который у нас внутри.
И даже те, кто убьет тебя – они соберутся все
Вне слабости, недостижимы злу, дивясь своей же красе…
Хотел ли ты оказаться здесь, откуда ищешь моста,
И веришь ли в самом деле в те, совсем другие места?
Спросить, кто ты есть – ответишь не «рыцарь», а только – «брат» или «сын»,
А знаешь ли ты, как имя твое, когда остаешься один?..

Кто вместо света ищет людей, из-за них потеряет свет.
Наверно, Господь подбирает всех – иначе надежды нет.
Кто предал тебя, тот, наверно, знал, сколько стоит вся круговерть
Путей земных – пока есть Господь, подари Ему свою смерть…
Подари Ему, подари Ему, пока ты уверен в Нем,
Сложи себя в горсть и выбрось во тьму, надеясь, что там есть дом,
И место пустует в большом чертоге, где будет конец войне,
Веселые, сильные, слабые – все
без лиц, но в светлом огне…

Но нет ответа, и страха нету, и как же ошиблись мы,
Решив, что это – пути рассвета, пути из земной тюрьмы…
Отвергнутый камень, брошенный вниз –
– огонь догорел дотла –
Смотри ему вслед – а мог бы и стать такой главою угла…
Господский сын, проходивший век с нищенскою сумой,
Кто мог быть сыном, остался слугой, и вот он идет домой –
Колясь о скалы, брошенный вниз, свободой по горло сыт…
Смотри ему вслед, смотри ему вслед, пока он еще летит…

16.02.2001

Колыбельная

(переложение старопровансальской песенки)

Над Монсегюром восходит луна,
Синего света плывет пелена,
Синее время для песен и сна,
Спи, моя девочка, спи…
Птицы молчат, и в ветвях тишина,
Нашу скалу укрывает она,
В спальню плывет сквозь завесу окна –
Спи, моя девочка, спи…

Глазки закрой – и увидишь во сне:
Белая донна на белом коне
Медленно едет внизу при луне,
Спи, моя девочка, спи…
Синие тени скользят в вышине,
Поступь копыт не слышна в тишине –
То Эсклармонда, голубка Господня,
Едет на белом коне…

Над Монсегюром луна восстает,
Серые стены сияньем зальет,
Волка не бойся, Монфор не придет,
Спи, моя девочка, спи…
Волк не придет, он убит на войне,
Страхи ночные уйдут при луне,
Чтобы спокойно дышала во сне
Девочка, дочка моя…

Я расскажу про иные края,
Где обретают такие, как я,
Свет и покой, ничего не тая,
Девочка, дочка моя…
Синей свечой в высоте зажжена,
Над Монсегюром сияет луна,
Над Монсегюром пока тишина,
Спит моя девочка, спит…

12.02.2001

***

(Arnaud d’Amaury)

Послушай, давай убежим отсюда – втроем,
Зачем тебе эта крепость и серые камни
Под серым небом – ведь ты говорила сама мне,
Что мы не отсюда, что это для нас – не дом…

Так что нам до этой приземистой серой башни,
Прилепленной к небу, как ласточкино гнездо,
До голой весенней, словно обугленной пашни,
До этой скалы под далекой горькой звездой,

До темного леса, притихшего в ожиданье,
Тропы каменистой в мартовском мертвом снегу,
До мест, где наша беда обернется преданьем,
Откуда тебя я забрать никогда не смогу…

Под низким небом, где мы стояли без срока
И говорили о верности и пути…
Мы все же сбежим отсюда – но так высóко,
Что даже друг друга нам будет трудно найти…

И я не скажу, в молчанье склонив колени,
Что это – единственный непоправимый грех,
Что все откровенья прощаний и обретений
Я отдал бы за троих – и коней на всех…

…Вдыхай, успевай – какой нынче сладкий воздух,
Он пахнет смертью, но все же светла эта весть.
А в сером небе тихо сгорают звезды,
И я назначаю тебе свидание – здесь.

16.02.2001

Осада Монсегюра

Сплошная нелепость:
Последняя крепость,
И горстка глупцов
С гербами отцов,
Без хлеба, с мечами,
Без будущего,
Надменно встречает
Врага своего…
А тени – на лицах,
И не возвратиться –
Мы слишком далёко зашли…

Горячим – сожженье,
Холодным – забвенье,
И всем – по заслугам,
А нашему Югу –
Совсем ничего:
Не будет его
За то, что он нас породил…

(Бежал из плена,
Разрушил стену,
За ней же видна
Еще одна
Стена, и снова
Тяжки оковы
Мои, и решетка крепка…)

А я так верил –
Раскрыты двери,
Сбиты засовы –
Но, видно, оковы
Ко мне приросли,
И только вдали
За клетью оконной –
Наш дом обреченный,
В снегах занесенный,
Но вечно зеленый,
Куда я тебя
Увезу, моя донна,
Когда мы увидимся вновь…

16.02.2001

Смерть графа Раймона VI

Кожаный пояс да пару шпор,
Что обретешь – храни.
Сон или радость – о, с давних пор
Здесь не живут они.
Днем с твоих уст снова ложь падет
Мертвой холодной слюной,
Хлеба Насущного тот же рот
Просит во тьме ночной.
Так и всегда мы – моя рука,
Та, что касалась блудниц,
Господа славя, в зерцало клинка
Ловит огонь зарниц.
Той же рукой – преломляешь хлеб,
Грабишь и крест кладешь.
То ли ты пьян, а может, и слеп,
Но – уж куда идешь,
Честно иди, и дале иди,
Жив, неподсуден суду…
(Тысячи стрел у меня в груди,
Но – не больней ли Христу
Видеть во имя Свое – позор,
Что мы творим в пути?
Кожаный пояс да пару шпор,
Господи, освяти…)
Как я прошу в предрассветном сне
– Возле предсмертия –
О, милосердия – Духа ли мне,
Нет, милосердия…⁵

…Кто приводил к алтарю шута,
Больше не веря в алтарь,⁶
Кто обрубал у Древа Креста
Ветви, мой Государь,
Кто пилигримам Божьим привет
Дал среди тех же стен,
Кто возводил, отлучен и сед,
Кружево Сен-Этьен –⁷
Тот же, кто крикнул: «Повесить пса!»,
После же – «Пусть идет…»⁸
Сир, кто в гордыне смотрел в небеса,
Тот на земле – падет…
Слеп и свободен, кто ранее жил
В светлой мирской красе, –
Зри и запомни, город Сен-Жиль,
Как мы распяты – все…
Тот, с чьих лопаток струилась кровь,
Не искупив ничего,
Где ему ныне – войско и кров,
Как ты спасешь его?..⁹
Черными ль Чистыми окружен,
В храме ли у креста –
Это один и тот же Раймон,
Это – слуга Христа.
…Сир, все равно, что течет из глаз –
Слезы или любовь.
Я бы молился еще о нас,
Только не помню слов.
Кожаный пояс да пара шпор,
Что сохранил – принес.
Веки прикроет тебе Амор
В миг, когда под откос,
Ноги ломая, твой конь падет –
Грешен, не трать и слез.
Даже священник к тебе не придет,
Разве что – сам Христос.

(А священник в конце концов все-таки пришел…)

11.02.2001

Прение (перформанс)

Персонажи:

1-й инквизитор
2-й инквизитор
Рыцарь
Дама и две девицы
Перфект
Трубадур и с ним жонглер
Поэт

Поэт

От праха – прах, от тлена – тлен,
Но средь земных путей
Там, где ступает Сюзерен,
Взойдут цветы Страстей.
И певший в радостном саду,
И жавший смерть клинком
Не к человечьему суду,
Но к Божьему влеком.
И что вы скажете тогда –
Трава, земной ковыль –
Когда сухим песком года
Уйдут из пальцев в пыль,
Когда и человечий суд,
Скорбящий день за днем,
Окажется не прахом пут –
Божественным огнем?..

1-й Инквизитор. (К Перфекту)

Средь черной мглы, средь бурных вод
Корабль Петра плывет,
Но в трюме стая крыс живет,
Что дно ему грызет.
Вы, осквернители Креста,
Отвергли Божий мир.
От врат изгнавшие Христа,
Кто вам на свете сир?
Есть милосердье для костра,
А есть – для райских врат.
Вы сами выбрали свой мрак,
И отвожу я взгляд.
(Опускает капюшон)

Перфект

Есть вечный плен оков земных,
Есть вещи и сильней.
Есть справедливость для слепых,
Есть – для поводырей.
Мы оба – узники путей,
Мы равные, монах,
Но храмы Церкови моей
Стоят лишь в небесах.
Ты нищ, как я, но за спиной
Твоей – твердыня Рим.
Лишь горстка верных есть со мной,
И миром я гоним.
Но странного не вижу в том,
Так было и всегда –
Кто чистым следует путем,
Тот с миром не в ладах.
Легко на сердце, страха нет –
Мне светит и в тюрьме
Тот Иоаннов вечный свет,
Что воссиял во тьме.
(Отходит за спину Рыцаря)

2-й Инквизитор (к рыцарю)

Ответь мне, рыцарь, не в крови ль
Твой альбигойский меч?
А после «Верую» не ты ль
Во храме смеешь речь?
Ведь тех, на чьих плечах кресты
Свет Рима запалил,
Не словно братьев встретил ты,
Не Церкви верен был!
Смотри, с кем ты сражался, сын,
Кого ты защищал –
Врагов Христовых паладин,
Ты в стае волком стал!
Но хуже стали ранит ложь,
Как с поднятой главой
Католиком себя зовешь –
Но кто идет с тобой?
(Указывает на Перфекта)

Рыцарь

Монах, я верю – выбор прост,
Коль справа – честь, а слева – месть.
Но среди всех Христовых звезд
Звезда и рыцарская есть.
Я слышал – «Слабых защити,
И не суди, коль грешен сам…»
Да будут прямы все пути,
Угоден Господу, кто прям.
Мой Юг, смеющийся, благой,
Страна отцов моих – в огне;
Не долг ли мой – закрыть собой,
Клинка ли устыдиться мне?
Не волк я – пес сторожевой,
Что сад с овчарней охранит,
И ярко светит Крест святой,
Когда беру я в руки щит.

1-й Инквизитор (к Дамам)

О дамы, данницы любви,
Я вам реку позор.
Не много ль власти взяли вы
В краю скалистых гор?
Любодеянье в той стране
Учтивостью зовут,
Не сиру, но чужой жене
Присягу принесут!
Не сюзерену паладин,
Но вам служить готов.
Вы держите в плену мужчин,
Но это – плен грехов.

Дама

Да что вы знаете, монах,
Об истинной любви?
О ней цветут цветы в снегах
И плачут соловьи.
Не голос плоти – свет души
Соединит двоих,
Как в храме, в утренней тиши
Сойдутся взгляды их.
А я лишь опущу лицо,
Как отзвенит струна.
Не спорит зрячий со слепцом,
Пусть будет тишина.

1-й Инквизитор (к трубадуру и жонглеру)

Что ж, трубадурские долги
Лишь зрячий разглядит.
Казалось бы – чисты стихи,
Но в розе яд сокрыт.
Кому поет цветущий Юг,
К каким богам идет,
И кто та Донна, в коей друг
Спасенье обретет?
Пустуют церкви, грех простер
Вокруг крыла свои.
Вам не Спаситель Бог – Амор,
А храм – альков любви.

Трубадур

Слова двояки, мир непрост,
И тайны есть и здесь.
Как кровь горят соцветья роз,
Молитвой льется песнь.
И есть – ее не каждый зрел –
Невеста из невест.
В груди Того Амор горел,
Кто восходил на крест.

Поэт (вылезая оттуда, где он там прятался)

О братья, спор оставьте свой,
Ведь нет судей земных,
И каждый правый с правотой
Стоит среди чужих.
Людская ж правда – слепота,
Я знаю наперед:
За веру тот убьет всегда,
Кто за нее умрет.
Где подвиг духа, где грехи
И правда у кого?
От нас останутся стихи,
И больше – ничего.
Зато стихи – они вечны,
И полетят они
Над садом смерти и войны,
Прочь из моей страны,
Сгоревшей, чтобы снова встать,
Как феникс из золы…
Тогда мы встретимся опять,
Придя на свет из мглы.
И может быть, то будет пир,
Где хлеб – благословен,
А может, праздничный турнир
В чертоге белых стен,
Я слышал, там измерят путь,
Там судят по грехам…
Но мы придем туда – и пусть
Нас судят – по стихам.

28.02.2001

Катарский гимн

(к игре)

Шел во тьме я, человек, слаб и сир.
Мир изгнал меня, и брошу я мир,
И один огонь горел предо мной –
Что, Отец всех добрых душ, есть иной…
Дай же нам
В юдоли слез
То нести,
Что Ты нес,
Что храню,
Тайну эту:
Свет – ко свету,
Огонь – к огню.

Чужд сомнению и лжи, дай и нам
То любить, что возлюбил Ты и сам,
Час от часу мир темней, ночь близка,
Где еще бы мог я света искать –
Не в земле
Чужого Бога,
Не грязь и тлен
Беря в дорогу –
То, что храню,
Твои заветы:
Свет – ко свету,
Огонь – к огню.

Ночь долга, дрожу и я, пилигрим;
Кто потерян, тот не будет Твоим,
И оковы тяжелы, но до дня
Прежний дом еще открыт для меня…
Не сменой имен
Встретить день Господень –
Лишь кто спасен
Придет свободен,
Пока же храню
Весть завета:
Свет ко свету,
Огонь – к огню.

2001

Тулуза и Фуа

(Раймон VII)

Послушай, сын, под шум дождя, когда весь мир устал,
Какую сказку для тебя Господь наш написал.
Вот скачут рыцари, чей клич – Тулуза и Фуа,
Смотри, за ними след по траве, и след от крови ал.

Смотри, из-под снега оттаяла смерть, когда был черед весне,
О, Лангедок, и прекрасный Прованс, и земли Ажена – в огне,
Господь, когда они кричат – Тулуза и Фуа,
Последний раз, о, подай им шанс не сгинуть в этой войне…

О стекла бился июльский дождь, когда на Божий свет
Родился мальчик, любимец судьбы, не знающий слова нет.¹⁰
Господь, когда они кричат – Тулуза и Фуа,
Оставь его светлым или возьми отсюда во цвете лет.

Был день, как печаль твоего лица растапливала сердца.
Был день, когда ты был еще чист и мог идти до конца.
Под ярко-синим огнем небес ты шел, и правда с тобой,
И мог, сияя, пасть в темноту за звездой своего отца.

А нынче будет такой рассвет – огонь до края небес,
И нас оставят наши враги, из тела изыдет бес,
За правое дело, мой добрый граф, на свете не жди побед –
Простой и светлый, стой и смотри, как просыпается лес.

Теперь я плачу, но голос мой – как крики птиц над водой.
Они улетают в сторону гор, а я остаюсь с тобой.
Господь, когда они кричат – Тулуза и Фуа,
Не дай им предать Тебя и себя, оставь им последний бой.

Эй, трубадур, ты, наверно, пьян – совсем безумен твой стих.
Твой мир умирает, а ты все жив – воспой же еще живых.
Господь, когда они кричат – Тулуза и Фуа,
Последний раз, о, последний раз, позволь мне быть среди них…

06.04.2001

Педро Арагонскому

…Вот два пути любви, по коим идем:
Умереть за Него или петь о Нем.
Этьен выбирает первый, Жеан – второй,⁶
А я остаюсь стоять над тихой водой,
В недоумении, в мутной метели потерь,
Ожидая ответа – что же мне делать теперь,
Я не умею быть мучеником или воином,
А петь уже не могу, прости и утешь –
Пробито днище, и море рвется в пробоину,
И всех наших тел не хватит заткнуть эту брешь…

Наш Юг поднимает руку со вскрытыми венами,
И кровь пеликана бежит, насыщая нас,
Но мы лишь люди, а те, что стоят под стенами,
Не только люди, и это будет их час.
И что же нам делать средь новой Святой Земли,
Дон Педро, вы сгинете с нами, раз уж пришли,
По этим законам дай Бог тебе, пилигрим,
Умрем или будем петь, покуда горим…

…Вот два пути до гробницы, ныне пустой,
Где камень отвален, и Ангел стоит у гроба –
Раймон выбирает первый, Пейре – второй,¹¹
А арагонский король выбирает – оба.

10.04.2001

Сила и слава

(Раймон VI)

Мы раньше считали – нам ведомы сила и слава,
Мы думали – видели алые крылья ее:
На алом – крест золотой, священное право,
И взгляд с коня, смеющийся, величавый…
Но мы забыли про Чашу. И про Копье.

Про то, что в чаше сияет не кровь обряда
(Капля в вино, и напиток братства к губам),
И не из рыцарской раны – темой баллады
(«Кровью Сеньора победа дарована нам…»)

Нет же, в Граале – кровь из ран униженья,
Влага из длинных рваных дыр от гвоздей,
Пятая же – под сердцем.
Это – служенье,
Этим заплачено было за нас, людей.

Что же мы знали о том, как Копье проходит
Трудно меж ребер, толкаясь в кости и плоть,
А Сила и Слава грозою на небосводе
Двоятся – но мы не поняли вести, Господь.

Мы знали свое – неприступные замки в скалах,
Турниры поэзии, запахи гор весной…
Мы знали свою правоту – в шатрах или в залах,
Забыв, какою же куплены мы ценой,

Дивясь и огню позора, и вкусу розог,
Беспомощно замерев – о, наш добрый граф…
Явился ли в терниях Тот, кого ждали – в розах,
И мы замрем, не узнав Его, не узнав…

Ведь Он говорил – «Кто со Мной, тот будет гонимым»,
Еще говорил – «Мой домен не от мира сего…»
Смотри, ведь это Его мы звали Любимым,
Но так до сих пор и не поняли слов Его…

Наверно, и не поймем. Завтра снова – драться,
Осада снята, но мы задолжали бой.
И может, все бесполезно. А может статься,
Мы все же выстоим. Арфа моя со мной,
О силе и славе, о силе и славе пой,
О Силе и Славе, которые нам приснятся
В свободной Тулузе, год двести двадцать второй.¹²

25.04.2001

Рыцарь Балдуин

Путей так много, а правда одна – я знаю ее залог.
Кто не боится в своей любви, тому помогает Бог.
Под свет огня тернистым путем идет по земле закон,
А рыцарь Балдуин сотую ночь видит все тот же сон.
Сплетай венки из колючих роз, и пальцы твои в крови.
Сорвался сокол в небо с руки, назад его не зови,
Не смей прерывать соколиный путь – об этом знает любой:
Вот рыцарь Балдуин – верный католик – тоже имел любовь.

Кто мог быть братом и верным слугой, отвергнут, станет врагом.
Запомни, как он предал тебя, но думай лишь о другом.
Готовься к войне или к покаянью, а имя брата забудь,
Кто не боится в своей войне, тому и в пустыне путь.
А рыцарь Балдуин – верный католик – на виселице умрет.
Он станет кормом для воронья, и ты это знал наперед.
Молись за него, а он – за тебя, другого выхода нет,
Когда в петле он вздернется к небу, давясь, глотая рассвет…

Мой милый брат – я сказал однажды. Но стоит ли верить словам.
Молчи до рассвета, иди в те земли, где повстречаться вам –
Нагим и светлым, почти без имен, открытым всем именам…
А в небе полосы быстрых крыл, и плакать не о чем нам.

03.06.2001

Альбигойский крестовый поход

Крестовая песня, написанная тобой,
Будет совсем иной, чем в Святой Земле.
Стены Дамьетты за серой долгой водой
Будут нас ждать еще много, о, много лет,
А право мы потеряли, и не вернуть.
Если что-то и нужно оплакать –
так это наш сломанный путь.

Помнишь, в долине Оронта цвели сады,
Кто-то нас вел – может, Готфрид, может, Христос.
Кровь проливалась еще во имя звезды,
В небе горел венец из смертельных роз.
Этой дорогой мы шли, но теперь не дойдем.
Если нужно нести епитимью –
так то за проигранный дом.

Что же, трувор, еще есть что воспеть, воспой
Звезду Доминика, горящую на челе,
Крестовая песня, написанная тобой,
Будет совсем другой, чем в Святой Земле –
О том, как одни христиане убили других.
Если нужно за что-то молиться –
так это за нас и за них…

03.06.2001

Убежище для графа

(Раймона VI)

Мне жаль, что моя надежда –
всего лишь дитя страха,
Но – уж какая есть.
В белое-белое небо
Летит умирать лебедь,
и феникс не встал из праха,
Но воля на все – Божья,
и полон Его невод.

Вечное, вечное благо –
со светом без лиц слиться,
Или – рыдать на паперти,
моля святого Стефáна…
Но кто не терял брата,
тот не умеет молиться,
А небо спокойно и сомкнуто,
словно закрытая рана.

Как будто все так, как надо,
и может быть, так и надо.
И я бы остался рядом,
но где теперь это «рядом»?
Понять почти невозможно,
и больно верить, не зная.
Но воля на все – Божья,
а Божья воля – благая.

Гадаю по птичьему крику,
как выглядишь ты – без тела,
Какой высоты стены
бесстенного ветрограда…
Но я не клялся быть мудрым,
а только – честным и смелым,
В раю есть город Tolosa,
а если нет – и не надо.

И кроме белого неба
есть место, которое скрыто,
Куда прийти с покаяньем,
куда уйти от погони:
В садике командорства
Тулузских иоаннитов
Белеют твои кости
в чаше Его ладоней.

21.06.2001

Солнцестояние

(Раймон Тренкавель)

Свет по изломам скал,
Закатный, прозрачно-ал,
Смотри, как светлы небеса над моей землей –
Как будто бы нет тьмы,
Как будто свободны мы,
Как будто мы можем просто пойти домой.

На печати Тулузы – с щитом
Рыцарь, а щит – с крестом,
И рыцарь скачет верхом по дороге домой.¹³
Но здесь не отвага нужна,
Возвращенью – иная цена,
Скажи мне, какая, пока я еще живой…

Это дольше гордыни злой,
Это дольше любви земной –
Голод сердца, голос в груди, зовущий домой.
А любовь не должна быть такой,
Назови же ее тоской,
Оттолкнись от земли и лети, а не можешь – пой…

О да, с любовью такой
Вовек не найти покой,
Ну что ж, без покоя смотри, как в небе летит
Закатный ангел, одет
В прозрачный перистый свет,
А ночи сегодня нет, и Господь не спит.

И мой брат Галахад не спит,
Он с Господом говорит,
И Тот объяснит ему, что нам делать с собой –
Что у Господа нет тьмы,
И вправду свободны мы,
И скоро подходит время пойти домой.

25.06.2001

Totus Floreo

(перевод песенки из манускрипта Carmina Burana)

Девушка:
Собирайтесь, девы,
Май настает,
Юноши, спешите
К нам в хоровод!

Рефрен – оба:
О, О,
Сердце расцвело,
И любовью непорочной все во мне взошло,
Новой, новой, страстью я томлюсь светло.

Юноша:
Филомела сладко
Песню поет,
Юный слух чарует
Голос ее.

Рефрен.

Девушка:
О, играет мною
Невинность моя,
Юной чистотою
Обманута я.

Рефрен.

Юноша:
Соловей, умолкни,
Полно дразнить,
Сладкогласой трелью
Сердце томить!

Рефрен.

Девушка:
Зимнею порою
Должно терпеть,
А дохнет весною –
Как не запеть?

Рефрен.

Оба:
Так приди же, донна,
И исцели,
Светлой красотою
Боль утоли!

Рефрен.

Палестинский дождь

(Бодуэн Тулузский)

Рыцарь Бодуэн, рыцарь Бодуэн,
Что ты здесь искал?
Благодатен лен среди скальных стен
И равнинных зал,
А когда закат, воды рек горят,
Словно кровь из вен –
Но, Христос с тобой, этот край не твой,
Рыцарь Бодуэн.

Сена зелена, медленна она,
Серы небеса,
Мелкий дождь слепит, и навеки спит
Чуждая краса.
Вот твоя земля, родич короля,
Оставайся в ней –
Запахи Пари в кубок собери,
Пей и не пьяней.
А в иной стране небеса в огне,
Пей огонь, спеша –
Но прерви полет, там тебя не ждет
Ни одна душа.

Рыцарь Бодуэн, рыцарь Бодуэн,
Есть земля святей.
Пуст и обнажен, светел и смирен,
Гавань всех путей
Там бы ты познал, и с коленей встал
Юн, любим и ждан –
У таких, как ты, на плечах кресты
Светят ярче ран.

О, священный сон, светлый шелк знамен,
Или босеан,¹⁴
Каждый будет прав, каждый станет граф,
Прямотою пьян…
На плечах кресты алым налиты –
Не у сердца, нет,
А весной придет срок небесных вод,
Дождь на сотню лет –
Вниз по небесам, и по волосам,
Все смывая с лиц –
Тени бед и лет, и простой ответ –
Веруй и молись.

Но, Отважный Друг,⁸ стерты нити букв
Вскользь по небесам.
Над Керси закат, за Гаронной брат,
Ты ему вассал.
Верно говорят – в этих водах яд,
Пить бы их и пить,
Но скудеет Од, и не будет вод
Всех нас напоить…

Что ж, надежда есть, или только – честь
До конца стоять,
Свет прозрачно-ал, кто-то проиграл,
Кто же – нам не знать…
Иисус благой, разберись со мной,
Я совсем ослеп,
Камень из пращи крошится о щит,
Жесток только хлеб.

Струи с неба вниз по лицу лились,
Вод не обороть,
Запрокинь лицо – ведь, в конце концов,
Наверху – Господь.
Так чего ты ждешь, ныне кончен плен,
В грудь убита ложь…
…Это только дождь, рыцарь Бодуэн,
Палестинский дождь.

25.07.2001

Молитва

(Раймону VI)

По дороге, серым песком
Плачущей под стопой,
Я иду и молюсь о том,
Как бы мне не расстаться с тобой.
Я смотрю – вот туман вокруг,
Вот птицы – нет, не домой,
Они улетают на юг,
Все боясь расстаться с тобой.
А на Юге тебя нет,
Да и Юга почти что нет.
И в какой ты сейчас стране –
Я молюсь, чтобы там был свет.
Что тут сделали с нашей травой,
Да и всякая плоть – трава,
Как же мне не расстаться с тобой,
Если плоть моя все жива?
А слеза краснее, чем кровь,
Пролитая ни за что.
Если ты искал себе кров –
Обретаешь мудрость за то,
Не боясь расстаться с тобой,
Встретить ангела с белой трубой,
Проиграть решающий бой,
Никогда не вернуться домой…
Ничего, что боялся досель.
Это – мудрость, благая весть.
Их по имени их земель
Называли – да так и есть.

…Шел в паломничество – с копьем,
Что торчит еще из спины,
Я просить о деле твоем –
И пришел, но не помню вины.
Приходил к Господину друг,
Брал дары из обеих рук,
Но, глупец, забыл об одном –
Господине. О Нем Самом.

Раймон Луллий, «Книга о друге и господине» – философский трактат, где Господин – Господь, а друг – верующий.

24.07.2001

Оливье де Терм

Разо:
Замок Терм франки взяли, когда Оливье, сыну Раймона Термского, было 13.
В 30 лет он – файдит Раймона VII, комендант Ла-Бессед.
В 31 – покаянник.
В 43 – участник восстания Тренкавеля, потом – отлученный.
В 50 – опять покаянник, уходит в Крестовый Поход с Луи Святым.
В 53 – один из ближайших людей короля, его сподвижник и советник в Палестине.
В 58 – участник осады Керибюса, последнего катарского замка, сам берет в плен его коменданта Шаберта де Барбера.
В 67 – снова пилигрим в Палестине.
В 73 – делит с Луи последний крестовый поход.
В 78 – умирает в Святой Земле.

Я не смерти боялся – среди смерти возрос,
Не бесчестья боялся – на коленях в пыли,
Но Персевалем в чащобе, повторяя вопрос,
Я боялся остаться без Святой Земли.

Без Корбьер островерхих в закатной крови,
Без воды в замке Терм – жажда выиграла бой…
Чтоб сказать земле – мы побратимы твои,
Рыцарь делится кровью со своей землей.

Там вода влажней и слаще, и истинней – лес,
Ныне самое пустое из священных мест,
И хотя там четверть века не служили месс,
Там окно в виде креста, и я смотрел сквозь крест…

Я нашел другую родину, где не отцом –
А Христом, Его страданьями песок напоён,
Где умрет сюзерен с исхудавшим лицом,
И тогда, наверно, правым окажется он.

«Оливье де Терм, а ответ простой,
Кружит ветер сирийский песчаную взвесь.
Доказательство того, что ты не святой,
Заключается в том, что ты еще здесь.»

И лишен почти всего, выезжает на свет
Рыцарь с львиным щитом, но нет укрытья у льва.⁶
То ли жаждать не след, то ли правды вовсе нет,
Только пара шпор да Христовы слова.

И когда большой ветер пролетит над войной,
Купола сметая, как верхушки трав,
Я скажу тебе тогда, о Луи Святой,
Что, пожалуй, я все-таки остался прав –

Те, кому не позволено писать стихов,
Те, кому не позволено владеть своей землей,
Чьи иссеченные спины – все в рубцах грехов,
Раньше нас, видит Бог, они вернутся домой.

И когда большой ветер придет унести,
Что осталось от нас и от наших земель –
О, я стану иным, и я скажу – прости,
Христе, новая правда, песчаная купель,
Я и правда не видел другого пути
Домой…

13.08.2001

Праздник

Они во власяницах,
А мы – в шелках цветных.
Так трудно веселиться,
Но мы должны, должны.
Спеши, дружок, куда б еще
Тебя позвали мы –
В наш хоровод на кладбище,
На праздник в годы тьмы!

Наш круг не будет узок,
И долго длится пляс –
Свободная Тулуза
Отныне только в нас!
Ей не нарушим верности,
Дружок, не будь же хмур,
Когда поет о щедрости,
О вежестве и щедрости
Голодный трубадур!

Ведь мы еще остались,
Дай Господи, собой –
И в песенной печали,
И в радости больной,
Где в косы серебро плести,
Где средь пустых земель
Достоинству и Доблести
Играй, моя свирель!

Чем жарче было лето,
Тем в зиму холодней.
Но это – крохи света,
Душа страны моей,
Она ли – донна щедрая,
Она – любовь моя,
И даст Господь – до смерти ей
Останусь верным я!

27.08.2001

Секстина на смерть Раймона VII, последнего графа Тулузского.

Разо:
В сентябре 1249 года граф Раймон VII умер в Милло, на пути в Святую Землю во исполнение обета. Его тело набальзамировали и по воде переправили из Милло через Альби и Рабастен в Тулузу, а оттуда по Гаронне – в аббатство в Ажене. Так мертвый граф, прежде чем найти покой в Фонтевро, проплыл реками своей земли под колокольный звон, чтобы всем дать оплакать себя и свою страну. Он был последним графом Тулузским по прямой линии, и к великому горю всех нас не оставил наследника.

Когда изгнала меня донна Тулуза,
Лицо отвратив от меня, трубадура,
Ее полюбил я любовью не третьей –¹⁵
Вдову в покрывале, ронявшую слезы
На ложе холодное, ложе сеньора, –
Но первой, что движет небесные рати.

Моя госпожа, подвигавшая рати
На смерть за одно только имя «Тулуза»,
В ладонях держащая жизнь трубадура –
Любовью второю, и первой, и третьей
Тебя не спасти, только падают слезы
В Гаронну, несущую барку сеньора.

Где радость твоя, где знамена сеньора,
Где в тень уходившие стройные рати
Вослед за вождями, чей клич был – «Тулуза!»?
И как исцелит тебя трель трубадура –
Две спели трубы, и пришло время третьей,¹⁶
От коей вода обращается в слезы.

Вода твоих рек теперь горше, чем слезы,
И пена горька за ладьею сеньора –
Как будто сбираются пенные рати.
Но, дважды вдова, неподвижна Тулуза –
Стоит отвернувшись, не ждет трубадура:
Две пали звезды, и не вызрело третьей.¹⁷

Его ль ты любила – не нежностью третьей:
Небесной тоской, что не розы, но слезы
Венцом возлагает на пряди сеньора?
А мерный сей звон – не шаги юной рати,
Не стук сердца Вашего, донна Тулуза:
То колокол бьет, и молчат трубадуры.

Заставишь ли ты своего трубадура
Петь плач о звезде не родившейся, третьей,
Собрать ли в ладонь твои серые слезы
Да нить погребальных покровов сеньора –
И молча уйти, только к ангельской рати
Отныне взывать о защите, Тулуза?..

То плач трубадура, кому нет сеньора,
От страсти же третьей остались лишь слезы,
Но он в твоей рати, о донна Тулуза.

18.09.2001

Девиналь о Крестовом походе бедноты

(Готье Неимущему)

Порой надежда убивала,
Хоть жив надеждой смертный род,
И всякий от своей умрет –
Я видел сам, как то бывало.
Но, Христе, Сам позволил Ты
Призвать нас в путь до высоты,
К рассвету руки простирая.

Я видел море – толщу вод,
Что в жажде уст не напитала.
Вода без края, без начала,
Но горькой солью обожжет.
А хóлмы волн его круты,
И от ветров и темноты
Не упасется птичья стая.

Давно об этом сердце знало –
Под звуки гимнов шел народ
Назад в купель, крича «вперед»,
И в небесах звезда вставала,
Чтоб путь чертить к яслям святым,
И те, на чьих плечах кресты,
Всё вверх смотрели, умирая.

Венец святого кожу рвет,
Но выбирать нам не пристало,
А тем, кому звезда сияла,
Мучений мало наперед.
Сколочен крест, в крови кнуты,
Но, оглянувшись у черты,
Прозреешь ли, душа слепая?

И близ Никеи в час привала
Я песнь сложил бы про поход,
Но коль строка пергамен рвет,
Мне жеста рот бы разорвáла.
И крылья книг белы, пусты,
Пишу анналы немоты,
Следов письма не оставляя.

Но дело праведных – с высот
Глядеть торжественно-устало,
Как бьется смерть, лишившись жала,
Как пилигрим с ладоней пьет
Вино небесной чистоты,
Растут Евангелья цветы
Из их костей, благоухая.

Когда надежда убивала,
И влага вод сушила рот,
Мы шли назад, крича «вперед»,
И было нам мучений мало.
Но крылья книг еще чисты,
И спеть еще успеешь ты,
Как пахнет смертью Весть Благая.

В этот изборник попал за то, что он девиналь, а не за тему, которая относится к Первому Крестовому Походу.

01.10.2001

Amor de lonh⁵

(Джауфре Рюдель)

Разо:
Князь (Prince) Блайи и впрямь, должно быть, погиб во Втором Крестовом походе, шедшем освобождать Эдессу; но более его имя не живет без легенды о Дальней Любови Мелисанде. Так уехал рыцарь из Блайи – в легендариум, и никто никогда не узнает, что же с ним было на самом деле.

Ни страха, ни горя,
Жофре, князь Рюдел:
Пройдет через море,
Кто верен и смел.
Молись же Марии
Средь алчущих вод,
Кто водной стихией
К Купели идет.
Но море бездонно,
Смерть в каждой волне.
«Прости, но без Донны
Не справиться мне.
А, стены Эдессы,
А, битвы вино,
Прости – без принцессы
Мне слишком темно.»

Светла твоя Блайа,
Жофре, князь Рюдел,
Ее вспоминая,
Того ль ты хотел?
Так рушится кладка
Стен дома души –
Грызет лихорадка,
Замучили вши.
Как плач у колодца
Стал вязью сирвент,¹⁸
Так истина ткется
Высоких легенд:
«Ни золото мессы,
Ни ветра крыло –
Увидеть принцессу
Меня бы спасло.»

Молись, ибо вскоре
Увидишь предел,
Умрет среди моря
Жофре, князь Рюдел.
Оставь же, пучина,
Оставь его нам –
Он станет картиной,
Прекрасен и прям.
Я вижу, как в небе
Летит в прежний дом
Над волнами лебедь,
И истина в том.
Даст Бог, и над Роной
Сверкнет на воде –
Увидеть бы Донну,
Да где ж она, где?
«Где сказки завеса,
Там смерть на заре.
Прости – без принцессы
Не станет Жофре.»

01.10.2001

Гийом де Кабестань

Я не люблю страдания
И не умею страдать.
Позвольте мне так, в бессмертии,
Сердце свое отдать.
И, не терпя ожидания,
Идти, смеяться, не ждать –
По Божьему милосердию
Трава я, траве под стать.

Вы так прекрасны, но ранены,
И рану – розу свою –
Храните в неприкосновенности,
Как стяг, добытый в бою.
Но ветер сегодня странен, и
Я петь хочу, и пою,
И утро в святой откровенности
Полнит чашу мою…

Трава, и быстрые лошади –
Вот она, радость моя,
И смех, и горенье доблести,
Свет солнца, тяжесть копья,
И танцы на шумной площади,
И неба златые края,
Свет жизни – о, мне его б нести
Тебе, о печальная…

Но ты молчишь, и надменное
Лицо, до боли твое,
Опущено – и до времени
Тебе остаться такой,
И радость мою сокровенную –
Тебе не познать ее,
Ни рыжего пса у стремени,
Ни солнечных стрел над рекой…

Страдать учился бы, истинно,
Но сердце сжигает вмиг
Любую тень – и заплачу я,
Как губы ожжет родник.
И книга вся перелистана,
А мне незнаком язык,
И смотрят глаза незрячие,
Как голубь к руке приник…

Я умер бы так, без горечи,
– Возьми же меня, Господь –
За Вас, и сам не заметил бы,
Как онемеет плоть.
А если я Вас не встретил бы,
Я Вас бы придумал, хоть
Не мне переплыть это море, чьи
Волны не побороть…

Но это – только предания,
Давай же замрем сейчас,
На миг спасенные в пламени,
Укрыты от волчьих глаз –
Им всем ни остаться с нами, ни
Отнять у нас этот час…
…Я не люблю страдания,
Зато я люблю – Вас.

Всё честно, мир честен, радость с ним,
И можно глаза закрыть.
Смерть достается радостным,
А Вам остается – жить.

06.02.2001

Сокол

В битве под Мюретом погибла треть населения Тулузы.

Сокола сеньор посылал своей Донне,
Вестника крылатого, рыцаря птичьего,
Приказал спешить – вверх стрелой по Гаронне,
Чтобы вражьим стрелам Бог нé дал настичь его.

«Там на берегу будет ждать моя дама,
Расскажи ей всё, почему не приеду я –
Не забыл посулов, не медлю упрямо,
Просто за другой Госпожой ныне следую.

Тяжче этой вести нет вестнику груза,
Ныне даже в небе дороги опасные.
Имя моей дамы – мадонна Тулуза,
А в лугах Мюрета трава еще красная.

Платье твое, донна, алее заката –
Снова ли заменишь на вдовье, унылое,
Снимешь украшения светлого злата –
Я не защитил тебя, милая, милая.

Та же, с кем невольно тебе изменяю,
Рыцаря с другой не разделит, ревнивица.
Ты меня прости, что не смог ей противиться,
Лишь тебя любил я, да вот – умираю.»

Написал сеньор, но не хочет ответа.
Руку уронил, и окончена песенка,
Только быстрый сокол летит от Мюрета,
Крылья же в крови у небесного вестника.

06.10.2001

Госпожа моя Мари

(Кретьен де Труа)

Полюбил бедняк – графиню,
полюбил поэт – принцессу,
Что же делать, Боже правый,
что же делать мне теперь?
Ночью плачу, днем тоскую,
не могу ходить на мессу,
Подхватил ликантропию,
завываю, словно зверь.¹⁴

Граф Шампанский подарил мне
новый плащ и пару гончих,
Мои песни распевает
даже пышный двор Пюи –
Только дверь моя закрыта,
и молчит мой колокольчик,
Капеллан устал до смерти
отпускать грехи мои.

Госпожа моя принцесса,
может, лучше мне уехать –
Мне не нравится похожий
яркий блеск из-под ресниц.
Если гордость – не препона,
если знатность – не помеха,
Как же бедному вассалу
не упасть пред вами ниц?

Эх, случайное касанье,
легкий жар, шальная поступь –
К нам весна подкралась сзади,
легконога и тиха.
Расставаться слишком страшно,
а остаться – слишком просто,
Значит, я коня седлаю –
чтобы подальше от греха.

Я-то знаю, как с победой
можно выйти нам из боя,
Хоть с коня валюсь от горя
в придорожные кусты:
Платья шелк и сталь кольчуги
прорастет густой травою,
И тогда мы будем вместе
и останемся чисты.

12.12.2001

Цветочки

(Гийому де Бергедану)

По берегам Гаронны,
Смотри, цветочки растут.
Ласточки в небе стонут,
То есть поют, поют.
Быстрые, тонут в Гаронне
Тени летящих птиц.
Юноша пишет донне
Канцону на шесть страниц.
Из солнечного лука
Стрелы летят без препон
На его бегущую руку,
В окошко, в белый донжон.

Пишет – о майской погоде,
О том, что любовь жива.
Обшиты мехом по моде,
Свисают его рукава.
Пишет, что алая роза
Цветет и в эту весну.
О том, что в беде Толоза,
И нужно идти на войну.
Лето будет тревожным,
Наш граф собирает рать,
И приехать никак не можно,
А значит, надобно ждать.
Доставит письмо голубочек,
Но право же, ни к чему
За весть дурную, дружочек,
Выдергивать перья ему.

Так поспеши, голубица,
На солнце горя белизной.
Над Гаронной носятся птицы,
Кричат, прощаясь со мной.
По берегам Гаронны,
Смотри, не рати встают:
Май золотой и зеленый,
И все о любви поют.
Занавеси поднимутся,
Пуская гонца на простор.
Год у нас – двести одиннадцать,
Замок дамы – Лавор.
На ветках лопнули почки,
Даже камень вьюном увит…
А цветочки, мои цветочки,
А цветочки мои – в крови.

Лавор взят французами весной 1211, в день Святого Креста. До конца света будут вспоминать казни Лаворские.

12.12.2001

Своим путем

(Графу Раймону Старому)

Кто этот рыцарь, что распят
И прободен копьем,
Кто там стоял, раздавлен, смят
И плакал о своем?
Как всяк, чей праведен закон,
Он не остался цел.
Был прежде бел его хитон –
Теперь уже не бел.
И путь его был тоже бел,
Таким я не ходил.
Он был так добр, и мудр, и смел,
И я его любил.
Как окситанец, темен он
В простой красе своей,
Но знаете, мессен Раймон,
Он все же иудей.

Я плел ему венки из роз,
В слезах и свете весь,
Но лишь молчал бы на вопрос –
«А что ты делал здесь»?
Мессен, мессен, покинув дом,
Оставив свой покой,
Мы тоже шли своим путем,
Но вел ли путь домой?
Смотри, горит Йерусалим,
И наш сеньор убит,
А мы опять стоим, стоим
И смотрим, как горит.

Ведь Он – Христос, Он – Божий сын,
Наш светлый господин.
А я – простой христианин,
Дурной христианин.
Держать свой путь две тыщи лет
По силам ли тому,
Кто только выбрался на свет –
И снова пал во тьму?
Кто этот рыцарь, прям и смел,
Кто отвечал за всех,
Кто безнадежно вверх смотрел,
А сверху падал снег?

Наш прежний дом еще стоял,
Когда мы шли в поход,
И господин так долго ждал,
Ужель сейчас не ждет.
Ведь все так просто, дан оммаж,
И дом еще стоит.
А если ты Его предашь –
Он добр, и Он простит.
Но в небе дым – опять сожжен,
Наверно, чей-то дом.
А мы идем, мессен Раймон,
Мы все идем, идем.
Мы все еще идем путем,
Идем своим путем.

29.12.2001

Aimeric de Chebura

Descortz

Он бросил поводья на спину коня,
Вскричав: «Только смерть остановит меня!!»

Моя столь огромна к Тулузе любовь,
Что в битве готов я пролить свою кровь!!»

На лен Тулузен опустилася ночь,
И франки проклятые бросились прочь.

А рыцарь, из ножен свой выхватив меч,
Скакал и срубал у них головы с плеч.

И пал из седла он в объятия трав,
Стрелою пронзенный, изранен, но прав.

Красна его кровь, как соцветия роз.
Сказал он, не пряча прегорестных слез:

«Я храбро сражался, но пробил мой час,
И с жизнью расстаться я должен сейчас!

Прощай же, о донна, с кем в счастье я жил,
И добрый мой граф, кому верно служил!!

Прощай, не забудь, как любил тебя я,
Толоза, Толоза, Толоза моя!!!»

И так, испустивши предсмертный свой вздох,
Он вырвал стрелу из груди и погиб.

15.05.1211

Узник

(Раймон-Роже Тренкавель)

Чье там лицо, так юно и бело,
Жадно глядит сквозь окно тюрьмы?
В небе закатном горящие стрелы
Сыплет ноябрь на обитель тьмы.

Не говори – ухожу до срока,
Не говори – о, если бы знал:
Левиафан, пожравший пророка,
Волю Господню исполнял.

Правый сеньор, правота печали –
Что ты на откуп, бедняк, отдашь?
Он не уходит – его изгнали,
Он еще здесь, но уже не наш.

Сильный, стыдливо сокрывший раны,
Розы стигмата не целовал.
Камень, убивший святого Стефáна,
Волю Господню исполнял.

То ли с небес нисходит победа
В дар для того, кто был прав и свят,
То ль пораженье сияет следом
За возлюбившим, чей Бог распят –

Мне не понять, и молчит мой разум,
Верить же сердцу – гибель и грех.
Кто не боится принять отказа,
Только тому и молиться за всех.

Будет весна и над Каркассоном,
Город воскреснет, как всякий раз –
В воздухе слез, золотом, зеленом,
Не сохраненном для прежних нас.

Вот он, ответ бесконечным спорам,
Не говори – «я знал наперед»…
Медленный яд в питье для сеньора
Волю Господню исполнить ждет.

10.02.2002

Пара слов о покаянии

У святого Доминика
На пороге повилика,
А у брата Франсуа –
Очень разная трава.
Близнецы, они похожи:
Оба – люди, оба – Божьи,
Оба вышли из домов,
Чтоб найти отцовский кров.
Оба стронулись в дорогу,
Чтоб служить сеньору Богу,
Спать и петь, Его любя,
И не думать про себя.
По путям чужого края
Долго шли они, не зная,
Что навстречу им уже
Вышел братец Понс Роже¹⁹.
Тоже честно возлюбивший,
Тоже Господу служивший –
За любовь, а не за страх,
Не замечен в чудесах.
Путь евангельский избрав-де,
Свято верен, да не правде,
Был он, скажем напрямик,
К сожаленью, еретик.
Этот путь, что мнится белым,
Западня благим и смелым:
И бедняк Лионский Пьер²⁰
Шел таким – на свой манер.
Как же знать – иду все тем ли,
Где же путь уходит в землю,
И хотя еще вперед,
Но не вверх уже ведет…
Как из дома выходили,
На пороге розы были,
А обратно повернешь –
Там одни волчцы найдешь.
Страшно меряться путями!
Вот он пьет из рек горстями,
Не заметив у воды
Доминиковы следы.
И проста отваги мерка –
Понс Роже, бредущий в церковь
По деревне в выходной
С обнаженною спиной;
Позади – священник с розгой,
Впереди – Мадонна с розой,
Время вечного поста,
На одежде два креста,
Нелюбовь – от прежних братьев,
А от новых – неприятье,
Тенью – скверная молва,
И душа, душа жива.

03.05.2002

Розовый Город

(кансона на деривативных рифмах)

Я думал, ты уже умер,
А ты просто спишь глубóко.
И только бледное солнце
Смотрит, как я возвращаюсь.
Светом залитый город
Видит во сне сеньора,
Но это всего лишь я,
И в том ли вина моя.

Смерть не страшна умéршим,
И в небесах глубоких
Много Господня Солнца
Душам, в свет возвращенным.
Внизу же остался город,
Помнящий голос сеньора,
Куда возвращаюсь я,
Как смерть подходит моя.

Страх пораженья умер,
В склепах собора глубоко
Тлеет победы солнце,
Но не за тем возвращаюсь.
Троей сделался город,
И, тщетно ища сеньора,
По улицам – слышу я –
Все бродит песня моя.

Плачут лишь по умершим,
В трещинах плит глубоких
Травы, взыскуя солнца,
Светом живут возвращенным.
Теперь ты таков, мой город –
Без гордости, без сеньора,
Как я – изменился и я,
Но та же душа моя.

Как будто никто не умер,
И все еще здесь, глубоко
Сокрывшись, как в тучах – солнце,
Смотрят, как я возвращаюсь:
Вхожу на рассвете в город
И весть несу для сеньора –
Сквозь гибель увидел я,
Что истинна правда моя:

Что жизнь дарует умершим,
Что темень пещер глубоких
Осветит золотом солнца,
Что Раем взойдет возвращенным,
Пробудит от сна мой город,
Вернет файдитам сеньора,
Что в дар бы вымолил я-
Молитва, песня моя.

Тулуза, розовый город
В небесных полях Сеньора,
К тебе прибегаю я,
Возлюбленная моя.

29.06.2002

12.09.1213

(посвящается городу Фуа)

Когда облако с гор приходило в мой город,
Так что замок сеньора стоял на тумане,
Как же счастлив я был, с коркой хлеба в кармане
Через морось бредя в свои серые горы!

И потом – о любви, что вовек не обманет,
На своем чердаке, с рваной книжкой в руке
Как я жадно писал, но рассвет не застанет
Трубадура уже на своем чердаке…

Нету горечи, равной герольда тоске,
Что в ночи спотыкается пó полю брани,
В красном клевере летопись наших деяний
На Гаронне читая, великой реке.

Это – мир изменился, и прежний исчез,
Будет новая роза, что рук не изранит,
Кто-то все потерял, кто-то вечным не станет,
Той же моросью с гор пахнет облачный лес,

А Распятье уже разрослось до небес,
Поздно, все сочтено, полог в храме распорот –
И в розариях спящих нетронутый город
Остается собою – со мной или без.

02.07.2002

Горный ветер

«В мире есть такие раны,
От которых нет бальзама…»

Слышишь, глупое ты сердце,
Это только горный ветер,
И рассвет, еще холодный,
Близ деревни Монсегюра.

И ответь мне, если знаешь,
Отчего я так тоскую,
Отчего ты умираешь,
Видя красоту такую?
Все ушли, Бог с ними всеми,
Чьи-то раны в нас болели,
Или чувствуешь, что время
Есть над нами в самом деле?

Кто стоял здесь, опоздавший,
В белой мгле себя теряя,
Хрупкий вьель за горло сжавший –
А теперь рука пустая.
То же имя повторяя,
Кто здесь плакал на восходе,
Кто нашел, себя теряя –
А оно опять уходит…

И не знать бы, что утрачу,
Не любить бы безнадежно –
Не о том я ныне плачу,
Что вернуться невозможно,
Не тоске и не обиде
Отдаю свою свободу,
Просто я цветы увидел,
Горько пахнущие медом,
Это – зовом безответным
Голос мой в горах зеленых,
Это – кисти трав под ветром
Никнут нá поле Сожженных…
Это – три луча слетело
Исцелить ночные раны,
Это – воздух бледно-белый,
Мокро пахнущий туманом,
Будто спал я и проснулся –
Снова здесь, и на восходе,
Это – я домой вернулся,
Только дом опять преходит…

Тем же Временем отмечен,
Что отдать ты, нищий, хочешь,
Чтобы выкупить навечно,
Не отдать, отнять у ночи?
Это – слабый райский отблеск,
Вновь не пойманный словами;
Не Достоинство, не Доблесть –
То Любовь осталась с вами.
Говори, смолчав о многом,
Что пребудешь здесь до срока –
Это ветер по дорогам
Лангедока, Лангедока…

В мире есть такие раны,
От которых смерть не лечит,
От которых нет спасенья,
Кроме милости Господней…

16.07.2002

Chanson de toile

(песня полотна)

Графиня Жанна шьет у окна,²¹
На воду Сены смотрит она,
Как талый снег, вода холодна,
От слез намокла нить полотна –
Ahi, messen Raimon!

Возносит пени прекрасный рот
О том, кто умер, кто трактом вод
В постели узкой домой грядет,
С кем честь и свет погребет народ –
Ahi, messen Raimon!

«Ложись ровнее, льняная нить,
Мне надо к сроку труд завершить,
Отцу рубашку белую сшить,
Чтоб было в чем его хоронить.
Увы, мессен Раймон!

Порой мы за хлеб отдавали честь,
Порой нам было нечего есть,
Но было о чем говорить, и днесь
Все повторяют дурную весть –
Увы, мессен Раймон,
Ваш сын, Раймон Восьмой, не рожден.

Так не заметил, слепцу под стать,
Как стало нечего отдавать,
А кто неимущих захочет взять –
Пажами разве в Христову рать,
Увы, мессен Раймон,
Ваш сын, Раймон Восьмой, не рожден.

Король наш славный – Луи Святой,
Под знаком лилии золотой
Восходит власть благою звездой
Над милым леном Земли Пустой,²²
Увы, мессен Раймон!

Но кровь не смоешь с моей земли,
Ведь реки крови в нее ушли.
Гаронна с Сеной сольются ли,
Амор и Радость вернутся ли,²³
Альфонс и Жанна срастутся ли?²⁴
Увы, мессен Раймон!
Ваш сын, Раймон Восьмой, не рожден.

Плыви, отец, и забудь о нас,
Как в Нотр-Даме, для Божьих глаз²⁵
Предстань босым – кто земли не спас,
В спасенье души не найдет отказ –
Как здесь отказывал Он.
Увы, мессен Раймон,
Раймон Восьмой, наш граф, не рожден.»

31.07.2002

Первая плаксивая песнь

Что ты можешь – только плакать
Да смотреть в глаза Алисе.
А Алиса отвернулась
И сказала: «Утопися!
Утопись в пруду глубоком,
Я любить тебя не стану,
Может, я с Изольдой схожа,
Но не ровня ты Тристану.»

Нет, пусть топятся катары,
Ну а мне нельзя топиться.
Лучше я пойду в монахи,
Буду в Божьем стане рыцарь.
Но в обители печально,
Послушанье, хабит серый…
Запишусь-ка в крестоносцы
И пойду умру за веру.

Но в песках за морем жарко,
Всюду злые сарацины…
Нет, пожалуй, я здоровьем
Не гожусь для Палестины.
А куплю я лучше лютню,
Или ребек, или вьеллу,
Научусь играть немножко –
И пущусь в дорогу смело.

Буду я бродить по замкам
Трубадуром безымянным,
И для дам ужасно знатных
Стану милым и желанным.
Восседая в пышной зале,
Там, где графы собралися,
Буду петь, роняя слезы,
О жестокой об Алисе.

И смягчатся все сердцами
От прежалестной канцоны,
И дадут по марке каждый,
И шелков на панталоны.
А когда усну я, пьяный,
Будут долго все дивиться,
Как же на орла такого
Не позарилась девица?

А когда она заметит,
Что дружить с ней перестали –
Вот уж кто-то пожалеет,
Что послал меня подале!
Хорошо быть трубадуром,
Хоть и голодно порою:
Каждый скажет – я пеняю,
И никто не скажет – ною.
Только если снова даму
В доме Господа я встречу,
Я поплачу покаянно
И за все стихи отвечу.

07.09.2002

***

(к повести «Голубок и роза»)

Морось над Пюивером
В золото красит луч.
В небе прозрачно-сером
Золото – выше туч.
Ласточек быстрые крылья
Режут в кровь облака.
Радость, моя тоска,
Счастье, что нас забыли.

Розу бросаю в пыль я,
Ноша – цветок – тяжка.
Ранит любовь цветка,
Делая память – былью.
В небе прозрачно-сером
Разлито золото дня.
Небо над Пюивером,
Хоть ты не оставь меня.

Светлая наша вера,
Вестью Благой не мучь.
Мне ль вознестись примером
Выше облачных круч.
Воздух сожми, рука,
Взяв благодать бессилья:
То, что глаза забыли,
Ты узнаёшь пока…

Здесь не боятся смерти,
Не рвутся в небо огня:
Стоят, молчанье храня,
И смотрят, как птицы чертят
Полосы в золоте дня.

25.01.2003

К отцу Доминику

«Все, что Я от вас хочу – это чтобы вы любили друг друга.»

Солнце скрылось за хребтом,
Но еще видна
В свете серо-золотом
Тихая страна.
Сонной лентой вьется путь
До самих небес.
Брат, иди и не забудь,
Что Господь воскрес.

В перьях света, осиян,
Воздух словно мед,
И не сер еще туман
У недвижных вод.
В теплом золоте густом
Влагой пахнет лес –
Брат, дыши и знай о том,
Что Господь воскрес.

В ожиданье звезд открыт
Светлый небосвод.
Мир, недвижный лишь на вид,
К Господу течет.
Каждый камень отдает
Солнце дня рукам –
«В час, как ночь твоя придет,
Делай так и сам.»

Воздух серо-золотой
Скоро станет синь.
Не согрет твоей звездой
Недостойный сын.
Ног босых не защитить,
Так я не привык –
Научи меня ходить,
Отче Доминик.

Я-то думал – каждый стих
Песни – плач дождя,
Капли крови ног твоих
На камнях найдя,
А о радости забыв,
Коей был ты жив –
«Брат, от счастья плачь и пой,
Ведь Господь – живой.»

Я-то думал – путь прямой
Скор до высоты,
Я-то думал – я герой,
Ну почти как ты,
А забыл, что правит Бог
Путь Своих же стрел,
Если в этой крови ног
Радость не прозрел.

За тобой, идущим в мир
В белой простоте,
Я тащился, глуп и сир,
Подвига хотел –
Но расслышал в час благой
Строгий голос твой:
Жертва Богу не нужна,
Лишь любовь одна.

Сердце тает от нее,
Плавя плоть в слезах.
Как от жажды над ручьем,
Я над ней исчах.
Как Фома касался ран,
Глажу пыль дорог –
Здесь ведь тоже невозбран
Путь к Тебе, мой Бог.

Что ж я плачу, бедный брат,
От даров простых?
В небе плавится закат –
Кровь сердец святых.
Угасает нежный свет
Над моей страной,
Жертв на свете вовсе нет,
После той одной.

И не нужно прочих стран,
Пусть их вдалеке.
Как Фома касался ран,
Прикоснусь к руке
Брата, что сумел любить
Больше моего.
Научи меня любить,
Больше ничего.

Sur le pas de Saint Dominique
02.06.2003

Пилигрим (отец Доминик)

Не приняв ни даров, ни пут,
Избегая ненужных слов,
Кто сорвался в нежданный путь,
Словно пес на хозяйский зов,

Словно птица на зов весны,
Что неслышно режет моря –
По дорогам чужой страны
Словно хлеб, себя раздаря,

И с пустыми руками, что б
Ни провидела в них молва,
Омывая усталый лоб
От звезды, что горит едва,

А ее беспокойный свет
Рассмотрел лишь тот, кто смотрел –
А таких здесь почти и нет,
Да и сам он не вовсе бел –

Снова тщился спасать других,
Ждал в гордыне – поймут, пойдут…
Снова слезы лил из-за них,
И постель ему будет тут,

Где Творец зеленой земли,
Не прося никого винить,
Уступил Свой камень в пыли,
Чтобы голову преклонить.

27.08.2004

***

Дом Доминик шагает одиноко
По земле прекрасной, по Лангедоку,

Ветер нагретый никнет осторожно
К стопам его сбитым, да к пыли дорожной.

Истинно спокоен, кто спокоен в Боге,
Петь бы да смотреть, как встают по дороге

С золотом солнца, с синей горной тенью
Скученные крыши малого селенья.

Красные крыши, шпиль посередине,
Город вкруг церкви – так строят и поныне,

Свет Божьим взглядом на стерню ложится –
Что же вы плачете, Pater Dominice?

Или вы знаете – церковь век закрыта,
Дикие маки пробивают плиты –

Некому украсить – Господь Сам украсит,
Не сказав ни слова о дне ли, о часе,

Жатву приготовит, нальет соком лозы –
Но нету жнецов, и жатву топчут козы…

Или вы видите – по Божию миру,
Сытым городам, деревенькам ли сирым,

Да, по всей земле, от севера до юга
Бедные грешники мучают друг друга.

Кто из них не спит в темноте до рассвета
В жажде завета, в поисках ответа –

Ясного как день, хотите ль, не хотите ль –
Он не победит – Он уже победитель.

Злы сыновья, и виноградари пьяны,
Бога несущий носит Его раны,

Вроде истончается нить, да не рвется,
Значит, найдется, кто-то отзовется

На зов командира – одинокий ратник –
Плакать о других, выходя на виноградник,

И писать за всех исповеданье веры
Кровью на полу Сеговийской пещеры,

Молиться за тех, кто не умеет молиться –
Значит, все сложится, Pater Dominice,

Мы исцелимся, обретая лица –
Так что же вы плачете, Pater Dominice…

16.10.2004

Проезжаем Монтобан

Что тебе до чьих-то ран,
Бодуэнов Монтобан.
Мало ль крови здесь лилось,
Мало ль видел графских слез –
Что тебе последний смех
Оплаканного мене всех:
Был последним, первым стал,
Все на Бога променял.

Пусть огни твои горят,
Пусть вовек не говорят:
«Этот город нынче свят,
Здесь повесил брата брат.»

13.04.2005
Montauban

1234

«Увы, Рено, мой друг»,
Все вышло так, как вышло,
Вот взять бы всю вину –
И на себя бы, брат,
Кровь Авеля кричит –
И нам поныне слышно,
А Тот, кто взял вину,
Уже за нас распят.

Вот взять бы всю вину –
И с нею вместе наземь,
И бичевать ее,
Чтоб с кровью вышла вон –
Но Тот, кто нас прощал,
Семь раз помножив на семь,
Прощал и за меня,
И бивший нас – прощен.

Так что осталось нам –
Лишь брызги лжи и грязи,
Пролитой на Него
Из чаш Его друзей, –
Учись принять беду
Залогом вечной связи,
Следами на песке
Его прямых стезей.

Кто от меча падет,
Кто будет оклеветан,
Кто будет позабыт –
Равны Его пути:
За кем придут с огнем
В ночи Авиньонета –
Не нам с тобой решать,
Но нам с тобой – нести.

«Ahi, Raynaut amis»,
Все было так, как было,
Днем выбирая, знал
Я о часах ночных.
Мы пишем чем дают –
Кровь, слезы ли, чернила –
О тех, кто шел с огнем,
И о себе самих.

И что кричит с земли
Всенощно, ежедённо –
Все станет нам водой,
Коль примем мир как есть:
И дальний рог утрá,
И Орден осажденный
На этих землях тьмы,
И мы с тобою – здесь.

17.03.2006

Мистраль

Ветер, мистраль осенний,
Ветер тревожит горы.
Горе идущим путем незнакомым
В эту холодную ночь!

Ветер клонит деревья,
Древний прованский ветер.
Горе приюта ищущим в поле
В эту холодную ночь!

Ветер колеблет реки,
Ветер приносит вести.
Горе вестей ожидающим добрых
В эту холодную ночь!

Милая, за Дюрансой,
Теплой рекой Дюрансой
Ты оставайся, не слушай вести
В эту холодную ночь.

Если же кто и скажет,
Если кто знает, что было –
Не привечай ни друга, ни ветра,
Не спрашивай никого.

Может, оно и правда –
Нет у тебя больше мужа,
Правду узнаешь, в свой срок узнаешь,
А нынче время любви.

Пусть твой сон охраняют
Дева и Магдалина
И не коснется холодный ветер
В эту холодную ночь.

20.08.2008
Taulignan

Донна – подозреваю, что Amor.
Слева кресты нашивали крестоносцы альбигойского Крестового похода, в отличие от тех, что ходили в Палестину. А немой – потому что языка не знает… наверное.
Смерть графа Раймона VI. Иоаннов крест – госпитальерский (иоаннитский).
Иньор (Линьяуре) – один из сеньялей Раймона VI.
Из катарского консоламентума.
Дела Раймона в юности, когда он увлекался альбигойством.
Раймон приветил первых францисканцев в Тулузе, строил собор св. Стефана – это все в старости.
Раздор с легатом Пьером де Кастельно.
Покаяние в Сен-Жиле, 1209.
Раймон VII родился в июле 1197.
Раймон VI, Пейре Карденаль.
Год смерти Раймона VI.
Печать Раймона VI.
Босеан (правильнее – лё босан, «пестрый») – черно-белое знамя тамплиеров.
В «Любовном часослове» любовь делится на три трети: первая и главная – Божественная, вторая – естественная (к родне и друзьям) и третья и меньшая – любовь меж возлюбленными.
Откровение, 8. 10 – 11: «Третий ангел вострубил… и упала с неба большая звезда, и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.»
За время Альбигойских Войн сменилось два графа, Раймон VI и Раймон VII, но как ни хотел последний граф, он не успел жениться и дать стране наследника.
Маркабрюн, «A la fontana del vergier».
Понс Роже – первый засвидетельствованный исторически катар, обращенный св. Домиником. Остался в истории из-за документа, предписывающего ему церковное покаяние.
Пьер Вальдо, который начинал как Франциск, а кончил основанием секты вальденсов.
Жанна Тулузская, дочь Раймона VII, последний потомок Сен-Жильского дома.
Waste Lands, Опустошенная Земля (привет тебе, Отто Ран!)
Amor e Joi.
Альфонс де Пуату, брат Луи Святого, за которого по договору 1229 г. отдали в жены 9-ти летнюю Жанну, чтобы иметь права на Тулузен.
Церковное покаяние Раймона VII в Нотр-Дам де Пари, в знак примирения с короной и окончания Альбигойской войны, 1229.

Стихи по альбигойским войнам