Honfroy de Toron

3-я мировая, Honfroy de Toron, Стихи

Что ты ходишь и маешься, стоит ли тщетно стараться,
Что умы бередишь своей правдой, виной, не-виной?
Что ты смог и не смог — дело Бога с тобой разбираться,
Так отстань от людей, они заняты новой войной.
 
Они делят короны и троны, врагов и заботы,
И хитон и рубашку твои — пригодятся живым.
Черный дым городов, где вы счастливы были без счета,
Будет сладок кому-то, а кто-то отравится им.
 
Как ты умер два года назад, так лежи уже тихо,
Мертвецы хороши, когда тихо-претихо лежат.
Без тебя уже шумно, проснулось великое лихо,
Не тревожь своим голосом тонущий в криках оливковый сад.
 
Только помни, там будет виднее. И станет виднее,
Когда пятую, пятую, пятую снимут печать.
Просто помни — они онемеют тогда, насовсем онемеют,
Только голос безвинно убитого будет звучать.
Honfroy de Toron, Стихи

Разве можно что-нибудь строить в Святой земле —
Кроме храмов, давно привычных менять декор:
Нынче крест, завтра месяц на колокольне, переживем,
Послезавтра, возможно, снова на шпиле крест.
 
Только камни помнят, а мы позабудем всё,
Даже правило, что не стоит строить домов
В полосе прилива, на нашем святом песке,
И опять построим, и спрячемся от волны
Друг у друга в руках, за преградой любимых книг —
Тех немногих, которые удалось спасти
От волны предыдущей, в ковчеге перевезти,
Всякой книги по паре, Библию и Коран.
 
Важно руки сцепить, чтоб волною не разнесло,
А куда вернуться — всегда найдется потом,
Говорят, что Триполи всё ещё над водой,
А когда отхлынет, поищем, где Аскалон.
 
Что мы скажем себе в оправданье новой волне?
У нее бесполезно просить, у Бога спроси.
«Я старался как мог» — все старались, не все смогли.
«Я стоял до конца» — только где же этот конец.
Я, наверное, Господи, буду просто стоять
И смотреть на Тебя в надежде, что знаешь Сам:
Мы виновны лишь в том, что пытались снова и вновь
В сердце мира построить дом для себя самих.
 
 
Hainaut-Constantinople, Honfroy de Toron, Стихи

Стойкий стоик мало стоит,
Если толком не стоит.
Чем он сердце успокоит,
Чем он смерть опередит?
 
В жизни стОящего много,
Но так много и болит!
Как же тяжко верить в Бога —
Бог сдаваться не велит.
 
И завидовать не стоит
Не дожившим до седин:
Стойкий стоик много стоит,
Если выстоит один.
 
Ни за что в окно не выйдет,
Будет стойко спать и есть,
И когда никто не видит,
Оставаться тем, кто есть.
 
И звезда на дне колодца
Та же, что над головой —
Чёрный ворон не дождется,
Я стою, пока живой.
 
Что-то мглою небо кроет,
Жизнь по капельке берёт…
Стойкий стоик мало стоит,
Если стоя не умрёт.
Honfroy de Toron, ерунда, Стихи

По пустыням Палестины
По пескам как по снегам
Шебаршились паладины
И себе искали дам —
 
Вдруг да выйдет незатратно,
Вдруг да выйдет как в кино?
Карта лучшая внезапно
Вышла дядюшке Рено.
 
Даже дважды выпал случай,
Вот везунчик, как ни глянь:
Антиохию примучил,
А потом — Заиордань.
 
Кто случился в Палестине
До сложенья княжьих риз,
Без штанов, однако ж ныне
Называется аль-бринс?
 
И кому досталась дама
Как ни взглянешь — огого?
Эта дама — чья-то мама,
Невезучего того,
 
Кто тихонечко родился
И тихонько уходил,
Ни на что не пригодился,
Никому не навредил.
 
Сам себе и напророчил
Очень тихий малый свет —
И за дядьку, и за прочих,
И за многих он ответ.
Honfroy de Toron, Стихи

Я нынче песок под ветром. Песок ни о чем не плачет.
Не ждёт и волны прилива, он больше не выбирает.
Живёт ли он — не уверен. Он просто не умирает.
Он значит берег иль дюны, но сам ничего не значит.
 
Любовь песка незаметна, любовь песка неответна,
Однако она скрепляет, однако она влияет.
На что она там влияет? На то, что никто не знает:
Песчинка — камня слезинка, невидима и сюжетна.
 
Я буду ждать, сколько нужно, себе же опорой буду.
Я был опорой для многих, я был расшатан, но верен.
Я был неделей без хлеба, я был в дороге без храма,
Но храм я выстроил в сердце и стал в нем вином и хлебом.
 
Я — молча — песок под ветром. Я есть, как это ни странно.
Казалось бы, столько умер, и нет на жизнь моей воли…
А море шумит морское, уносит приливы боли,
И я еще кем-то буду, хотя никем и не стану.
3-я мировая, Honfroy de Toron, Стихи

А в этот шкаф скелеты уже не помещаются,
Но все на этом свете когда-нибудь прощается.
Но всё, мы знаем сами, когда-нибудь кончается —
Порою вместе с нами, но всякое случается.
 
И все потом обнимутся, а то и побратаются:
Господь вот разок вздохнул — не знают, зачем стараются…
А так ведь, мать их, стараются. В рубилку свою играются,
В распялку свою, вон в кости хитон разыгрывают, он хороший.
Оно известно: всё годное — в дом. И крокодилу — калоши.
 
Сволочи, сволочи, сволочи. Ну как же, ну как же вы так.
Выдайте уксуса, щелочи… Центурион, вы мудак.
Нора между правдой и ложью, за кроликом за предел…
Господь не сказал, но, возможно, потому что Он не успел.
 
Помаются, покаются, что жизнь не получается,
Но что-то будет новое, возможно, и не хреновое,
И снова улыбаются, и плачут, и целуются…
И все это будет здорово, как вбогадушумать.
Но вот пока нельзя ли прекратить меня убивать.
Chretien de Troyes, Hainaut-Constantinople, Honfroy de Toron, Стихи

Старый товарищ, древний ловчий,
Что же встаешь ты с смертного дна —
Боли больнее, любови проще,
Грустнее грустного слона?
 
С каждым ударом, как и вначале,
Хоть и хотим мы, хоть не хотим,
Столько столетий и даже дале
Будет под сердцем вставать Хаттин.
 
Просто смириться, проговориться:
Нет, не проходит и не пройдёт.
Значит, собраться и научиться
С этим все так же идти вперёд.
 
Что там случилось, чьею властью
Мы оказались здесь и сейчас —
Это неважно в общем несчастье:
Мы друг за друга и Бог за нас.
 
Жизни удар приняв, как алапу,
Просто прими, иного не жди,
Что и больная звериная лапа,
И мёртвый папа болят в груди.
 
Можно ли знать на земле трёхмерной,
Что никогда никто не один?
Что-то подходит близко, верно,
Но в этот раз мы победим.
Honfroy de Toron, Стихи

«Бегите, глупцы!» (Гэндальф)
 
Вам предложили место в церковной системе?
Попробуйте убежать.
Вам предложили разжиться на актуальной теме?
Попробуйте убежать.
 
Вам предложили весь мир и коньки впридачу?
Попробуйте убежать.
Вам предположили, что богатые тоже плачут (только иначе)?
Попробуйте убежать.
 
Вам предложили стать императором целого мира?
Попробуйте убежать.
Вам предложили корону все бароны из Тира?
Попробуйте убежать!
(Есть пример удачного опыта,
Добавлю я шёпотом).
 
Вам предложили не вмешиваться и шествовать мимо?
Быстро бежать, вашу мать!
Вам предложил свою руку и сердце некто любимый?
Попробуйте не сбежать.
 
Нет ничего общественного. Есть только вы и Бог.
To flee is a spiritual option.
Хотя Он однажды не смог.
Hainaut-Constantinople, Honfroy de Toron, Стихи

Автор-в-картине видит не всё.
Но как трава растёт,
Как новорожденный грудь сосёт,
Кто умирает, а кто живёт —
Знает наперечёт.
 
Автор-в-картине радеет о всех,
Как бы иначе он мог?
Сам неимущий, курам на смех,
Одолевает сотни помех
Маленький бедный бог.
 
Автор-в-картине голоден сам,
Ладно хоть уцелев.
В авторском деле ты цел и прям,
Но для себя-то — отнюдь не храм,
Максимум теплый хлев.
 
Дышит овечка, сено жуёт.
Дышит вовне звезда.
Каждый своею раной поёт,
Ищет любви, бормочет своё,
Плачет Аленушкой у пруда —
Сам себе свет-беда.
 
Автор-в-картине мучает слух,
Чтобы расслышать в такт.
Главный испуг — окажешься глух
И проглядишь, пока свет не потух,
Что ж оно всё вот так.
 
Как ни хотелось бы всё разъять
И по-инакому вновь собрать,
Путь преградить волне…
Автор-в-картине, силясь понять,
Автору собственному под стать
Должен выйти вовне.
 
В плотную эту простую связь:
«Вместе? Так понеслось!»
Будем держаться, раз понеслась,
Только теперь не брось.
В острую эту центральную ось:
«Выход? Значит, насквозь».
Chretien de Troyes, Honfroy de Toron, ерунда, Стихи

Я был Анонимом Тулузским
И мне было очень непросто
Но как-то я справился с жизнью
И все рассказал как было.
 
Я был и графом Торонским,
И мне было даже больнее,
Но как-то я справился тоже
И след заровнял за собою.
 
Я был Тибодо Шампанским,
И как же было обидно
Так мало побыть, так мало!
Но справился, примирился.
 
Я был поэтом Кретьеном —
Ох, как же больно-то было!
И справился, в общем, не очень,
Не дописал, но доспасся.
 
Я был и Марко Кортезе —
Вот уж попал в мясорубку!
Но справился на отлично,
Теперь мне уже не больно.
 
Я был трубадуром Гильемом,
Спасался путём суицида.
Но, как ни странно, спасся.
Хоть было весьма непросто.
 
Я еще буду и буду,
В снегах большой ретирады,
Под Одрином в горькой битве,
Бессмысленной и беспощадной.
 
И всякий раз будет непросто,
Но справимся, дай-то Боже.
И за себя среди прочих.
В хорошей компании легче.