Месяц: Ноябрь 2021

А как в горнице у нас да не подмéтено.

Не было резона жить — да и нет его.

В списках Санты этот дом век не значится,

Спит моряк на дне морском и не плачется.

 

Ну и спи себе, моряк, до последних труб,

Раньше срока воскресать — ты не так уж глуп:

Тут скольженье рыбьих стай, гад подводный ход —

Ход истории пускай над тобой идёт.

 

Не заметил капитан, что ты зá борт смыт —

Он, наверно, снова пьян или тоже спит,

Ожидания песок скоро высыпется —

Завтра снова будет жизнь, если выспаться.

А часики-то тикали не без причины,

Отсчитывая время до еенной кончины.

Товарищ с кнутом, не могли бы вы

Убраться уже из моей головы?

 

Я понимаю, что вы рождены

Меня лупить поперёк спины,

 

Что чёрт нарочно вас произвел

Одним из приличествующих зол,

 

Чтоб помнили люди, какой они прах,

Имели Божий и чертовый страх.

 

Но вы мне не милы. А мило мне

Скакать на розовом скакуне,

 

Кого-то любить и куда-то идти,

А не порка с шести и до десяти.

 

Давайте-ка вы откроете рот,

А я испражнюсь в него. Нравится? Вот!

И вот этого уж совершенно не жалко

В конце концов перед концом конечным

Он что-то такое прекрасное видел

Пряди лёгких волос улыбку как солнце

Чьи-то глаза которые дороже алмазов

Человека образом Божьим (то есть Вашим, Мессир)

И поэтому заслужил свою награду —

Разорванное сердце на манер суперновы.

 

Хорошо, отвечал Господин Жатвы,

Ты изрядно потрудилась, верная служанка

А теперь отпускай последнего обратно —

Из прокуренного вагона из бросселиандского леса

Или где ты там его подцепила —

Он Мне нужен на местах. Он там Мой представитель.

Мой ангел сказал мне, что вовсе не странно

Искать резонов терпеть:

«Да, у тебя в сердце сквозная рана,

Но ты умеешь ей петь».

 

Казалось бы, песни — слабый задел

И не оправданье всему:

Полно труверов, кто не дотерпел

И не победил эту тьму,

 

Но есть такое мнение, что белый свет

Недаром так нарекли,

И в нем ничего ненужного нет

И в нем ничего проклятого нет,

И мы это вызнать пришли.

 

И этот секрет так велик — обалдеть —

Что сразу и не разглядишь:

Слона в гостиной не углядеть

Порою проще, чем мышь.

 

Но когда ты одним из слепых мудрецов

Ощупываешь слона,

Ты знаешь лучше святых отцов

И лучше всех звездочетов-скопцов,

Зачем эта жизнь нужна.

 

За-ради любви во всем и везде,

За-ради травы и праха,

Людей и собак, и огней в воде,

За-ради отсутствия страха,

 

Дорог, кораблей, переломов в судьбе,

Кавалеров и милых дам,

И тех, кто думает о тебе,

Когда ты не можешь сам.

 

И для благодарности без обмана

За все, что выходит успеть:

Да, у меня в сердце сквозная рана,

Но я умею ей петь.

Птичьи права — это не зимовать

Там, где лежит этот снег.

Серая Шейка, давай, твою мать,

Не поддавайся вовек.

 

Тот не прорвется, кто не победит

Тяжкое слово «домой»:

Тянет дымами родимых обид,

Тянет сумой и тюрьмой.

 

Ветер пройдёт над жилищем людей,

Страх разгоняя и прах,

И донесет голоса лебедей

Биллем о птичьих правах.

 

Плоть говорит — не пойдёт, тяжело:

Что с нее, дуры, возьмёшь?

Птичьи права — это встать на крыло

И улететь куда хошь.

Головокружительная военная карьера

Лейтенанта Анри-Альбана Фурнье,

Который называл себя Аленом-Фурнье,

Потому что был на самом деле Аленом

(Вы просто поверьте, такое бывает) —

Так вот, его головокружительная карьера

Началась в августе 14 года

А кончилась в сентябре того же клятого года

В департаменте Мёз, на одноимённой речке,

В бессмысленной и беспощадной битве

Возле селения Во-ле-Паламэ,

В котором считай ничего и нету,

Кроме старой церкви святого Сентена,

Одного там епископа четвёртого века,

Но зато в гордом гербе этой деревушки

Кроме вепря и корзины есть белая голубка,

А лейтенант Фурнье — такое вот совпадение —

В это время как раз носил под сердцем книгу

О девушке по имени Коломба Бланше,

Вторую по счёту книгу после «Большого Мольна»,

Которую мы никогда не прочитаем,

Потому что головокружительная карьера

Этого лейтенанта французской армии

Завершилась 22 сентября,

Продлившись немногим более месяца,

А Великой Войне пошёл третий месяц

(Как война она была еще совсем младенцем,

Но отлично умела и жрать, и плакать).

И Коломба Бланше обернулась голубкой

И вылетела из его разорванного сердца

Напрямую к Богу в обход читателя.

Двадцать семь лет — иным и меньше досталось,

Такие времена, ну что тут поделаешь,

А до нужного одиннадцатого ноября

Оставалось целых четыре года,

И кровавые реки, и слезные долы,

И девять пар башмаков железных,

И железных посохов целый лес.

 

И никто не нашёл его тела средь многих

В течение следующих восьмидесяти лет,

А то, что нашли, уже не было Аленом,

Поэтому можно считать, что он не умер,

А просто пропал вслед за своей голубкой,

В обход читателя, втянулся в книгу

И в её старом парке с Ивонн об руку

Рассуждает чинно о любви и смерти,

Знатоком обеих окончательно став.