3-я мировая, Стихи

Дуб — это дерево. На нем хорошо вешать.
Среди долины ровныя он вечно стоит-растет.
Олень — это животное. Зверь Салдореф — это нежить.
Ты, человек, — это праха персть и песни наперечёт.
 
И то, что поёт у тебя в крови, ты вроде не выбираешь,
Оно само выбирает тебя, как Иона выбрал кита.
Земля — это плоский огромный диск, и если дойдёшь до края
И свесишься с края, и поглядишь — откроется красота.
 
Ты главное вовремя отползи, не бросайся на черепаху,
Оставь в покое слонов, и без тебя им непросто.
Пепельная среда — это день приложения праха.
Земля — это малый остров, а ты, человек, не остров.
 
В мире есть много сил. Придерживайся смертебежных.
Потому что смертестремительные тобою займутся сами.
Россия — наше отечество. Но и это не неизбежно.
Смерть неизбежна. Но и в этом выбор отчасти за нами.
3-я мировая, Стихи

Суперлатив —
Это когда
Ты как Пириф-лапиф
Говоришь что все супер
Притом что тебе звезда
Ты как Чёрный рыцарь
Говоришь — это пустяки
Когда в нынешней позиции
Ты вообще без руки
Когда ты очень крепкий
И вообще без проблем
Но все духовные скрепки
Разогнулись совсем
И рабочий с колхозницей
Разбегаются кто куда
Один с молотом где-то возится,
Другая в раздумьях, не броситься ль
На свое же орудие труда
И поломаны крепежи,
Пролетарий, твою же мать…
Дайте кто-нибудь цепь уже:
Хочу что-нибудь, что терять.
3-я мировая, Стихи

Кто стучится в дверь ко мне
С сообщеньем о войне?
Это ангел Азраил,
Представитель вышних сил.
Как же, братцы, надоело,
Он хотел другое дело —
И встречать, и облегчать,
А приходится кричать.
 
Этот дом и этот сад
Сорок тысяч лет назад
Были чем-то обо мне,
И огонь горел в окне.
Но пришёл широкий ветер,
Сдвинул все на белом свете,
Как большой-большой прибой,
Сдунул с места нас с тобой.
 
Тише, Танечка, не плачь,
Не утонет в речке мяч —
Поплывет в большое море
Там качаться на просторе,
Ты ведь вспомнишь без труда,
Что впадает и куда.
 
Много в мире моря-гор,
А не только бедный двор,
Где стояли те качели,
Где мы жили еле-еле,
Что-то ели, что-то пели…
Чем-то жили с давних пор.
 
Не утонет в речке плач,
Он всплывет потоком соли,
Спросит, хренли и доколе,
Одинокий мой трубач.
 
Много в мире бела света,
Ничего важнее нету,
Чем остаться на плаву.
Мяч плывёт. И я плыву.
Ты живёшь — и я живу.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Возвращение в себя —
Возвращение домой
(Нет уж, Боже, нас избавь):
Возвращаешься, а там
Всё крапивой заросло
И заложено окно.
 
Ну и стоило идти?
Только старая свинья
В той же позе все лежит
У порога, как гора:
Будто так и проспала
Эти сто пятнадцать лет.
 
Ну уж нет уж, я пойду
Да подальше из себя,
Что-то новое найду,
Да из кожи выйду прочь,
Да немножечко умру,
Чтобы снова стать живым,
А не эта вся любовь.
 
…Не забуду никогда.
Как сержантик без руки
Помнит, что была рука,
Но умеет без неё.
Вот и я так научусь.
3-я мировая, Стихи

Собака Кэтти
Осталась одна на свете.
На вещах хозяйки сидела,
Как собаке положено, бдела.
Вот, мол, вернётся хозяйка —
А ты давай отвечай-ка,
Где, мол, моя рубашка,
Не сберегла ты, дурашка.
 
Голова у собаки малая,
Смерть хозяйки туда не вмещается.
Мессу бы заказала бы,
Да собакам не причитается.
Им только ждать причитается,
До последнего, до победного:
Когда весь мир поломается,
Бог выберет самого бедного.
И спросит, и спросит, и спросит,
Какой он тут суд выносит.
 
«Ведь Я, на минуточку, Пантократор,
Во гневе прегрозный, как Терминатор.
Говори, не стесняйся, Кэтти,
Что Мне сделать на этой планете».
 
Ай, да нет тут особенных таин:
Мне б Хозяйку обратно, Хозяин,
И чтобы дом был на месте,
Вот и все нам благие вести.
И в дверях не сгоревшего дома
Всё будет совсем по-иному:
 
Кто обидел собаку Кэтти,
Тому нету места на свете.
3-я мировая, Honfroy de Toron, Стихи

А в этот шкаф скелеты уже не помещаются,
Но все на этом свете когда-нибудь прощается.
Но всё, мы знаем сами, когда-нибудь кончается —
Порою вместе с нами, но всякое случается.
 
И все потом обнимутся, а то и побратаются:
Господь вот разок вздохнул — не знают, зачем стараются…
А так ведь, мать их, стараются. В рубилку свою играются,
В распялку свою, вон в кости хитон разыгрывают, он хороший.
Оно известно: всё годное — в дом. И крокодилу — калоши.
 
Сволочи, сволочи, сволочи. Ну как же, ну как же вы так.
Выдайте уксуса, щелочи… Центурион, вы мудак.
Нора между правдой и ложью, за кроликом за предел…
Господь не сказал, но, возможно, потому что Он не успел.
 
Помаются, покаются, что жизнь не получается,
Но что-то будет новое, возможно, и не хреновое,
И снова улыбаются, и плачут, и целуются…
И все это будет здорово, как вбогадушумать.
Но вот пока нельзя ли прекратить меня убивать.
Стихи

Коллективное бессознательное —
Совершенно не обязательное.
Личного и сознательного
Хватает для эффекта карательного.
Личного и осознанного
Хватает для ущерба серьёзного.
 
Из любви можно сделать палку
Или скажем бетономешалку.
Избави нас, добрый Боже,
От того — и от этого тоже.
 
Любовь ведь такая хилая,
Вдаришь с ноги — и убил ее.
Любовь ведь такая крепкая:
Вырастает огромной репкою,
А потом и дедка и внучка
И вообще невиновная Жучка
Ее тянут, и тянут, и тянут
Пока чуть живые не станут.
 
А она ведь по жизни — волшебный цвет,
Который рожден создавать сюжет
Но притом и непреклонная смерть (майстер Экхарт не плачет) —
Когда она есть, то нас уже нет,
Но когда ее нет — тем паче.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Песен не пой —
Разбудишь отца.
У ложа его
Отточенный меч.
Сюда не метнуться,
Туда не убечь.
 
Сердце людское —
Глупый зверёк:
Верит и ноет
Всему поперёк.
 
Былье позабудет,
Утихнет мольба.
Жизни не будет,
Но будет судьба.
Буду одна
Отныне я спать,
А после умру
В чужую кровать.
 
Нет, мне не больно.
Спи-засыпай.
Если не спится —
Руку сломай.
Боль отвлекает
От боли другой.
Спи-засыпай,
Дружок дорогой.
 
И песен не пой.
Hainaut-Constantinople, Стихи

Брат мой, а, брат мой милый
Убей мне моего мужа
Я наш язык забыла
Забыла себя к тому же
 
Я бы сбежала, или —
Да кто же меня спросит
Как никогда не спросили
Бог что хочет приносит
 
Бог этот их христианский
Наших богов сильнее
Да и язык куманский
Валашского победнее
Я его позабыла
Но помню,что это было
Взаправду было со мною
Прежде чем стала женою
 
Помню каменных женщин
Помню воздух свободы
Муж мой на царство венчан
Муж мой славной породы
Это хороший город
Да только дышать нечем
 
Но все равно убей мне
Убей мне моего мужа
Чтобы небо виднее
Чтобы дышать к тому же
Было такое, было —
Взяла я и полюбила,
А когда полюбила,
Тогда и с горя убила.
 
Как это было странно
Хотеть целовать да в губы
Звали меня не Анна
Звали меня Целгуба
Хотеть обнимать кого-то
По сердцу не как работу
Хотеть говорить к тому же
Убей мне моего мужа.
 
Из Бурджоглы мы вышли.
Убей мне моего мужа.
Может не будет жизни
Но точно не будет хуже.
Брат мой, а, брат мой милый,
Поделись со мной своей силой.
Эта звезда над могилой —
Она же нас не забыла.
 
Мы же ведь тоже люди
Не только другим ограда,
Не только часть палисада,
И кто-то нас не забудет,
Когда отойдет осада,
Когда мы в землю поляжем,
Что связано — то развяжем,
И выпьем свою награду —
Стакан снотворного яда.
 
Никто меня не полюбит
Никогда меня не полюбит
Да мне уже и не надо.
 
Убей мне моего мужа.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

В Вакейрасе ничего отродясь не происходило,
И вдруг произошло: оттуда убрался я.
Не то что бы это сильно весь дольний мир изменило,
Но у меня стала жизнь. Совершенно своя-моя.
 
Я со своими этими лохматыми волосами,
Со своим разрывным талантищем и всей грядущей любовью
Сказал всему Вакейрасу: давайте как-нибудь сами,
Я больше не подписываюсь кормить вас собственной кровью.
 
Любезный мой сударь батюшка, любезный мой братик,
Вы все отличные люди, но честно, моя спина —
Не для ремня, а для крыльев. Короче, с меня хватит.
Я всё про всех понимаю, но жизнь у меня одна.
 
Можно бы было убиться. Это выглядит даже мило,
Не то что все эти библейские блудные сыновья.
В Вакейрасе ничего никогда не происходило,
Но однажды чисто случайно там произошёл я.
 
Что-то еще засияет, и я, в правоте уверясь,
Смогу туда оглянуться, увидеть и сзади свет:
Все еще будут помнить, что в мире был глупый Вакейрас,
Оттуда ведь родом Раймбаут, охрененный такой поэт.