Послушай, я вскормлен ее молоком, обколот ее мышьяком
Я вскурен в подъезде ее косяком, я порот ее ремешком
Я знаю о ней очень много всего — как прятаться и убегать.
А мне говорят — это родина-мать. Она же твоя благодать.
Оять и Шексна, бесприютная глушь, какая-то зыбкая гать
А мне говорят где другую возьмёшь неважно же где выживать.
Мы выживем всюду, мы сможем везде, покуда внутри Карлеон
Я не присягал этой стремной звезде, не жаждал малиновый звон
Я просто родился на свет голяком, надеясь кого-то любить,
Не знав и не думав еще ни о ком, кто хочет и может убить.
Мы все тут паломники, тихо идём навстречу сиянью вдали
Под градом и зноем, в пыли, под дождём — борясь с притяженьем земли,
Куда бы ни вынес прибой ветровой, сражаться с теченьем вотще —
А мне говорят: не бесите конвой. Конвою непросто ваще.
Пожалуйста, мать. Извини, я пойду. Мне кажется, я сирота.
А быть сиротой и смотреть на звезду — моя от рожденья мечта.
Свободней сирот только кто не рожден, но жить и идти — это план.
Привет вам, Франческо. Я тоже планктон. Но может быть, левиафан —
Всего только транспорт для глупых Ион, и тоже нам Господом дан.