3-я мировая, Стихи

Сегодня ровно в восемь ноль пять
Возлюбил я ближнего своего.
Я любил его сорок минут подряд —
Как оно говорится, прямо всего:
Человека, млин, вообще.
Хоть и в рясе, хоть и в плаще,
В лапсердаке и в камуфляже,
И, простите, голого даже.
Даже если он в сущности баба —
И такое мне было не слабо,
То есть, видимо, неслабо́.
И пижона в дурацком жабо,
И таджика, и нeгра, и трансвестита —
Никто не забыт и ничто не забыто
Ни в моих, ни в Божьих глазах.
Капеллан или кто я вам, нах.
 
Я любил того ближнего в стремном кафе,
Где многие были уже подшофе,
А мне-то нельзя, тут кругом засада,
В пограничье оно аккуратнее надо.
А потом у меня запищал телефон,
Отдохнул и будет, сообщил мне он,
Я прервал молитвенную медитацию
И поехал обратно к себе на локацию.
 
Кого-нибудь нынче в расход.
Ну, с Богом, братушки, вперёд.
 
 
3-я мировая, Стихи

Мы родились там, где пришлось родиться.
Как-то рысью топали понемногу.
Мы годились там, где пришлось годиться,
И не пригодились, и слава Богу.
 
Мы глотнули чего-то со вкусом пыли,
Нам сказали, что это была свобода.
Посидели, пождали, чтоб нас забыли,
И тихонечко вышли вон из народа.
 
Трудовой семьи бастарды природы,
Помаленьку, вполголоса, осторожно
Мы глотнули пыли иной, дорожной,
И слегка показалось, что да, свободы.
 
Нет, спасибо, не надо. Нам там не рады.
Жить бы дальше жизнью. А не судьбою.
Нет намерений, выйдя, войти как надо.
Есть намеренье дверь прикрыть за собою.
ерунда, Стихи

Сижу за решеткой в темнице сырой,
Попавший в темницу орел молодой.
Туда я не рвался совсем никогда,
Но вот ведь какая случилась беда,
И с каждым ведь может.
Помилуй нас Боже.
 
Мой бывший товарищ, махая крылом,
Кого-то другого клюет под окном.
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто бы занят и мной заодно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай замутим!
 
Мы вольные птицы; давай, брат, опять
Я буду тебя безотказно клевать!
Летим, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»
…Спасибо, но нет.
Таков наш ответ.
3-я мировая, Стихи

Когда я смотрю
На нынешние фотографии
Я очень боюсь
Увидеть там знакомых
Что это не чья-то просто рука
Из-под завалов
А это рука Марийки
Что я ее узнаю
По маникюру в крапинку
 
Что это не чья-то просто нога
Вся переломанная
А это нога дяди Стуся
И я ее узнаю
По джинсам в смешную заплатку
В виде трилистника
Которую мы пришивали
В походе где порвались штаны
Но не порвалась наша жизнь
 
Что это не чья-то просто могила
Что это не чей-то просто дом
Что это не чья-то просто бабушка
Что это не чья-то просто собаченька
А твоя твоя и твоя и моя
Что это не чье-то просто лицо
Веселое даже счастливое
На фоне обломков дымящихся
 
А это лицо Витька
С моего двора с каруселями
Мы с ним строили снежную крепость
Потом правда было дело
Он пытался меня изнасиловать
Но сам испугался
В глаз получил и просил не рассказывать
Но это же дело прошлое
Ведь мы же в целом хорошие
 
Кого ты насиловал там, Витёк
Прошу тебя не рассказывать
Прошу тебя не показывать
Я глазки тряпкой заматываю
Я никогда не смотрю теперь
Не смотрю ничьи фотографии
Ведь это же дело прошлое
Минута назад уже прошлое
Ведь мы же в целом хорошие
 
Да только сами вот смотрятся
А глаза и не закрываются
Смотрят сквозь тряпку без устали
И во сне не закрываются
Показывают фотографии.
 
Вы думали, ад — котельная.
А это же просто выставка.
Большая одна фотовыставка.
ерунда, Стихи

(Глубокой осенью в тиши
Возьми перо и запиши.
— Хорошо. Если я до того времени не забуду)
 
В записке к людям как-то раз
Я объявил: «Вот мой наказ».
И вскоре (через сорок лет)
Я получил от них ответ.
 
Вот что они писали Мне:
«Мы были б рады, но мы не…»
Я им послал письмо опять:
«Я вас прошу не возражать!»
 
Они ответили: «Oh God!
Но мы и так ведь Ваш народ!»
Сказал им раз, сказал им два —
Напрасны были все слова.
 
Я больше вытерпеть не мог.
И вот Я крупный куст поджег….
Тут Некто из Святой Земли
Сказал мне: «Люди не смогли».
 
Я отвечал: «Тогда пойди
И этих грешных устыди».
Я очень громко говорил.
Кричал Я из последних сил.
 
Но он был горд и безъязык,
И он сказал: «Я не привык!»
Он был упрям и очень горд,
И он воскликнул: «Sorry, Lord!»
 
Взял долото я и скрижаль,
Сказал я: «Мне вас очень жаль!»
Я волновался неспроста —
Дверь оказалась заперта,
Стучал я в дверь, стучал в окно
И достучался бы я, но…
Honfroy de Toron, Стихи

Над пустыней звезда истекает белейшим огнем на стотысячи лет
И Сент-Экс запрокинув лицо бездыханно берёт и берёт этот свет
Проникающий сквозь наши жизни и всю эту смертную вечную смерть
Потому что ему всё равно проницать эту сферу которая нам неразъемная твердь
 
Ты смотрел на звезду я смотрел на звезду неизменную эту пустынный мой граф
Неразменный пустынный аль-принц все равно и один остававшийся прав
Невзирая на то что змея уже где-то шуршала песком
Невзирая на то что звезда свою песню ведёт никому ни о ком
 
Только мы вот впиваемся пальцами словно корнями в глубины песка
Никогда никому никого не запомнить навеки но будем пытаться пока
И пока ты уходишь скользя своим сердцем разбитым наверх по прозрачной трубе
Неразъемная эта история льется от тверди наверх обо мне и тебе.
 
Это око всевидящего и слепого творца отраженное в вечном песке как в воде
И мы смеем друг друга увидеть поскольку мы видимы этой звезде.
А звезда над пустыней всё плачет струёй неземного огня
На кусочек земли под звездой, где не будет и нет ни тебя ни меня.
Стихи

Ребенок всегда как звёздная твердь —
Неведом, недостижим.
Кто есть он там, где земная смерть
Ещё не властна над ним?
 
Кто есть до рождения некий «он»,
Пока его в мире нет,
Уже задуманный в книге времен,
Еще не войдя в сюжет?
 
Нас всех ли ждали? Не ты ли в свет
Явился непрошеным,
И автор поспешно кроил сюжет
Под злого-хорошего,
Пока, засоряя собой эфир,
Ты видел то, что не видят —
Как кроткий и несовершенный мир
Всё ждет, что его не обидят.
 
И смотрит сыч, и внемлет сова,
На что-то рассчитывает трава —
К примеру, на то, чтоб тебя прорасти
По самом конце пути.