Без рубрики

А какой у вас, милсдарь, родной язык?

Mother language какой у вас?

— Оккупантский, — горько сказал француз.

— Оккупантский, — твердо ответил немец

И выпил яду.

— Оккупантский, — прошептал смиренный еврей.

— Оккупантский, — гордо доложил испанец.

Хорват промолчал, всегда был сдержан.

— Оккупантский, — хмыкнул, куря, португалец.

— Оккупантский, — спокойно признался турок.

— Оккупантский, — признался англичанин, краснея. — И ещё, извините, глобализантский.

Его брат американец вообще зашил себе уши.

А потом они все замолчали навеки.

Поскольку говорить им было неприлично.

Потому что и не о чем тут говорить.

3-я мировая, Стихи

Люди делятся на тех, мой возлюбленный брат,
У кого болят ноги — и у кого не болят.
Но об этом догадываешься, ага,
Только в день, как у тебя заболеет нога.
И тогда выясняется, что мир не для тех,
Кто позволил себе недопустимый сей грех —
Заболеть ногой.
И теперь ты изгой.
Ни в автобус влезть, ни на травку присесть,
Но однажды нога пройдет. И это благая весть.
Ну а если и не пройдёт, все прейдем в свой черед,
Как сказал нам Соломон, и это пройдет.
Люди делятся на тех — все это помнить должны —
У кого в стране война и у кого нет войны.
(У кого болит спина или вовсе нет спины,
Потому что они русалки и живут по фазам луны.
Впрочем, это отступление, вернемся к теме войны).
В связи с войной выясняется, что покой не для тех,
Кто позволил себе недопустимый сей грех —
Угодить на войну.
И теперь ты в плену —
Ни смотреть свои сны, ни просто тихо поесть.
Но однажды война пройдет. И это благая весть.
Ну а если не пройдет, а по нам пройдет,
Как сказал Соломон, все прейдем в свой черед.
Люди делятся на тех, кто спит по ночам
И не спит по ночам, и взывает к врачам,
А врачи как прилетели — так и снова улетят,
Оставляя нас себе, мой возлюбленный брат.
В связи с этим выясняется, что сны не для тех,
Кто позволил себе недопустимый сей грех —
Не спать по ночам.
Я познал это сам,
Но, спасибо Соломону, я покамест не там.
Ну а если снова сон на клочки раздерет,
Верю, дядька Соломон, и это тоже пройдет.
Люди делятся на тех, кто умеет любить
И не умеет любить, покуда быть-иль-не быть.
Люди делятся на тех, кто умеет дружить
И не умеет дружить,
Но главное — все делятся по факту, ептыть,
На тех, кто хочет умереть — и кто хочет жить.
Иногда они делятся на таковых,
Мой возлюбленный брат, даже в себе самих.
Смертебежное — смертестремительное естество.
Как сказал (этот старый дурак)
(Да таков же как всяк)
Этот древний мудрец Соломон, это не повод
Ни для чего.
Мой возлюбленный брат,
Но однако ж я рад,
Что ты есть для меня,
А я есть для тебя,
И мы есть — до поры — для Него.
Стихи

Не выходи из шкафа, не совершай ошибку.
Есть у нас тут водичка, а снаружи темно и зыбко.
В этой дурацкой Нарнии можно ховаться долго-предолго.
Пусть она где-то снаружи течёт, река эта клятая Волга.
 
Пусть она там без нас течет далеко и долго.
Чей-то и труп проплывает, но мы же в стогу иголка.
Долго ищите нас, коли мы живем втихомолку.
Мы ведь в шкафу отсидимся. Из шкафа воды не выжать.
Я тебя так люблю, и это нам повод выжить.
 
Тише ты, тише, Лю́си. Они уже в доме, в доме.
В шкаф поди не заглянут. Ладонь приложи к ладони.
Издалека-долго течет снаружи клятая Волга.
В Нарнии нет у нее притоков. И нет у нас перед нею долга.
Без рубрики

Дорогу осилит идущий
А может и не осилит
А реку осилит плывущий
А может и не по силе
Корову осилит доярка
Корону король осилит
А Равич осилит Ремарка
В парижское чрево вылит
А может и не осилят
Но как-то вместе поплачут.
Когда мы с тобою были
Сильнее, чем наудачу?
Монах обеты осилит
Влюбленный — любовь до гроба
А может и не по силе
Но как-то выживут оба.
На силу найдутся силы,
На слёзы найдется воля…
Попросим сил, чтоб осилить,
А нет — чтоб без долгой боли.
Да я не хочу осиливать,
Я просто хочу дорогу!
Мы этого не просили ведь,
Просили не так и много,
Просить — святая работа,
Блажен, кого не жалеют…
Но все-таки вроде Кто-то
За нас с высоты болеет.