ерунда, Стихи

Я — сыч, и я сижу сычом,
Как будто вовсе ни при чём.
Но тайна в том, что я при всём,
Поскольку я смотрю сычом.
И понимаю всё про всех,
И всё передаю наверх.
Сычово дело — всё понять.
А коль меня решат гонять,
Я, как положено сычу,
Возьму и просто улечу,
В полете гневно бормоча:
Вот и живите без сыча.
Никто вас больше не узрит,
И пусть вам будет очень стыд.
И в сычности, по сычеству,
Без вас сычом я проживу.
Сычествование моё —
От всех неза-виси-моё.
Лечу сычом, смотрю сычом
И разбираюсь, что почём.
 
3-я мировая, ерунда, Стихи

В моем детстве (по которому я скучаю примерно как по 1204 году, где хотя бы интересно) был такой клевый журнал «Трамвай». Ну что-то же должно и там было быть хорошее, например, этот журнал. А в одном из номеров оного были стихи про рекомендации для бегемотов, перепрыгивающих через лужи.
 
Не смог удержаться, что называется.
 
УВАЖАЕМЫЕ Патриоты!
Соблюдение указанных «Правил
Миграции и релокации»
обеспечивает безопасность лично Вам и Вашим товарищам.
Уважаемые патриоты!
Начиная новую жизень,
Захватите с собой много денег,
А еще румяное яблоко
И зонтик (на всякий случай).
Начиная новую жизень,
Захватите с собою близких
(Собаки и кошки считаются,
И частично считаются книжки).
Начиная новую жизень,
Постарайтесь не сильно споткнуться
О других, начинающих новую,
Тоже новую, новую жизень.
Начиная новую жизень,
Приберите остатки старой:
Это ветхое вино септично,
Самый годный бурдюк порвется.
Начиная новую жизень,
Не судите тех, кто не может,
Кто застрял на всю голову в старой,
И они вас тогда не засудят,
И будете неподсудны,
В судный день сообщите, что алиби,
То есть были в другом вы месте.
Уважаемые патриоты!
Начиная новую жизень,
Не кусайтесь уже, не брыкайтесь,
Петушок уже петь утомился,
Все равно ведь оно не поможет.
Доктор Равич рецепт подпишет,
Обращайтесь в любую аптеку.
3-я мировая, Hainaut-Constantinople, ерунда, Стихи

Стояли воины
Возле пробоины
В окровавленном зале
Как три сестры предсказали
Фолькер играет
Они умирают
И не невиновны
Всё полюбовно
По договору
Мы встретимся скоро
Все были как братья
За то и проклятье
А некоторые — сёстры
За то и клинки так остры
Семейные скрепы
Побезвыходней склепа
И семейное дело
Через Дунай долетело
А кто же останется,
В водоворот не затянется?
Капеллан дворцовый,
Мы встретимся снова
На том берегу
А пока, извини — не могу.
Я столкнул тебя в реку,
Валяй, выплывай —
Но только признай —
Так надлежало бы поступить
Каждому
Честному
Человеку.
ерунда, Стихи

Две гитары за стеной
Всех давно достали.
Кто там плачет в час ночной —
Милый друг, не я ли?
 
Эх, раз, ещё раз —
Жизнь короткая у нас,
Жизнь короткая у нас,
Запасной не дали,
Что же мы ее подчас
Тратим на печали?
 
Эх, раз, еще раз,
Много тягостей у нас,
Эх, раз, еще раз,
Был бы радости запас.
 
За желанной тишиной
В гуще звездной пыли
Кто-то светит надо мной —
Милый Бог, не Ты ли?
 
Буду жить, покуда жив,
Но, соседе милый,
С детства памятный мотив,
Замолчи, помилуй.
Эх, раз, еще раз,
Дай поспать в полночный час,
Жизнь короткая у нас,
Экономь же силы.
ерунда, Стихи

Сижу за решеткой в темнице сырой,
Попавший в темницу орел молодой.
Туда я не рвался совсем никогда,
Но вот ведь какая случилась беда,
И с каждым ведь может.
Помилуй нас Боже.
 
Мой бывший товарищ, махая крылом,
Кого-то другого клюет под окном.
Клюет, и бросает, и смотрит в окно,
Как будто бы занят и мной заодно.
Зовет меня взглядом и криком своим
И вымолвить хочет: «Давай замутим!
 
Мы вольные птицы; давай, брат, опять
Я буду тебя безотказно клевать!
Летим, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»
…Спасибо, но нет.
Таков наш ответ.
ерунда, Стихи

(Глубокой осенью в тиши
Возьми перо и запиши.
— Хорошо. Если я до того времени не забуду)
 
В записке к людям как-то раз
Я объявил: «Вот мой наказ».
И вскоре (через сорок лет)
Я получил от них ответ.
 
Вот что они писали Мне:
«Мы были б рады, но мы не…»
Я им послал письмо опять:
«Я вас прошу не возражать!»
 
Они ответили: «Oh God!
Но мы и так ведь Ваш народ!»
Сказал им раз, сказал им два —
Напрасны были все слова.
 
Я больше вытерпеть не мог.
И вот Я крупный куст поджег….
Тут Некто из Святой Земли
Сказал мне: «Люди не смогли».
 
Я отвечал: «Тогда пойди
И этих грешных устыди».
Я очень громко говорил.
Кричал Я из последних сил.
 
Но он был горд и безъязык,
И он сказал: «Я не привык!»
Он был упрям и очень горд,
И он воскликнул: «Sorry, Lord!»
 
Взял долото я и скрижаль,
Сказал я: «Мне вас очень жаль!»
Я волновался неспроста —
Дверь оказалась заперта,
Стучал я в дверь, стучал в окно
И достучался бы я, но…
ерунда, Стихи

Рек священник еремиту:
 
— Я служил по алфавиту —
На Аггея, на Бориса,
На Василья с Василисой,
На Георгия из Лидды,
На Дидима и Давида,
И Елену чтил примерно,
Женевьеву славил верно,
И Захарию чин чином,
Иннокентия и Инну,
Клита славил с Лином вместе,
И Лаврентия — раз двести,
На Марию Магдалину
Я сорвал, служимши, спину,
На святого Николая
Я служил не просыхая,
И на Ольгу (строчкой ниже),
И на всех-святых Парижа,
На Петра со Павлом купно,
Честно, долго, неподкупно,
Полным чином, не простецким,
На латынском и на грецком,
Вдоль по бревиарию —
Вплоть до Януария!
Но ни разу испытать
Не сумел я благодать!
Молви, старец, в чем секрет?
 
— Эх, — вздохнул духовный дед.
В ваших святцах толку мало,
Ты молись, брат, как попало!
ерунда, Стихи

Говорил пират: ей-Богу,
Крал я всё по каталогу:
Крал алмазы, алебарды,
И бериллы, и бильярды,
Вафли, вилки, гамбизоны,
Дромадеров из Трабзона,
Крал еду — как все, в натуре,
Ёрмунганда (на гравюре),
Жемчуга, а также женщин,
Золотишка брал не меньше,
И индусские куренья,
И картофель, и коренья,
Брал лаванду сундуками,
Брал манипулы мешками,
И нашивки на сутану,
И ручную обезьяну,
И пищаль, и попугая,
И рассаду из Шанхая,
Крал я блоками сигары,
Туфли, тапки и товары
Из Ухани и Устюга,
Флаги с севера и с юга,
Фляжки с ромом и без рома,
Хохломскую хрень из хрома,
Цацки из рогов цилиня,
Чай пакетный (пью доныне),
Шлемы, шоссы, шароводы,
Крал щенков борзой породы,
Отчего же это, ять,
Ы, на всё теперь плевать?
Я ведь крал электросетки,
Юнгианские кушетки,
Янычарские диваны,
Яйца грифов, ятаганы —
Но добыче я не рад!
 
— Эх, — сказал ему собрат.
Каталоги выбрось с борта
На прокорм морскому черту.
У меня, браток, учись —
От депрессии лечись!
3-я мировая, ерунда

— Не убоюсь я зла,
Одолеваю его всегда!
— Но это же ужасно!
— Но я непременно хочу, чтобы было зло и чтоб я его одолел, — упрямо возразил псалмопевец.
— Нужно писать гекзаметром! Гекзаметром, а не рифмовать. Или аллитерационным стихом. Или по крайней мере ритмической прозой.
— А что такое ритмическая проза, — спросил псалмопевец.
— А вот что: Боже мой! Боже мой! для чего Ты оставил меня? Далеки от спасения моего слова вопля моего, — объяснил ангел.
Псалмопевец просиял.
— Перепиши все в таком вот стиле, — посоветовал ангел. — И запомни, что в настоящем Писании, во фрагменте, который потом внесут в канон, все должны быть в родстве друг с другом. И старцы, и сто сорок четыре тысячи праведников. И даже первый убитый с первым убийцей.
— Но как же они могут так злиться друг на друга, если они в родстве? — спросила жена псалмопевца. — И как можно без принцессы? Без счастливого конца? Ведь так грустно, когда кто-то умирает.
— Это трагедия, дорогая моя, — сказал псалмопевец. — И обязательно в конце кто-то должен умереть. Еще лучше, если умрут все, кроме одного, но желательно, чтобы и он тоже. Так посоветовал ангел. Он сказал, что так будет в итоге всем лучше.
— Но я все же хочу больше оптимизма.
— Ладно. Может, так?
Я пройду смертной тенью, хотя невиновность моя к небесам вопиет,
Василиска попру и на аспида плюну слюной,
Эпизод депрессивный мне будет не более страшен, чем птичий помёт,
Танк угрюмый меня не пугает и птица стальная меня не гребёт,
И никто меня за экстремизм не посадит, а если посадит, и это пройдет,
Если будешь, мой Боже, со мной!
(…)
— Успокойтесь и возьмите себя в руки, — с неожиданным пониманием сказал ангел. — Все обойдется. Публика ведь не за тем читает священные тексты, чтобы понимать.
Honfroy de Toron, ерунда, Стихи

По пустыням Палестины
По пескам как по снегам
Шебаршились паладины
И себе искали дам —
 
Вдруг да выйдет незатратно,
Вдруг да выйдет как в кино?
Карта лучшая внезапно
Вышла дядюшке Рено.
 
Даже дважды выпал случай,
Вот везунчик, как ни глянь:
Антиохию примучил,
А потом — Заиордань.
 
Кто случился в Палестине
До сложенья княжьих риз,
Без штанов, однако ж ныне
Называется аль-бринс?
 
И кому досталась дама
Как ни взглянешь — огого?
Эта дама — чья-то мама,
Невезучего того,
 
Кто тихонечко родился
И тихонько уходил,
Ни на что не пригодился,
Никому не навредил.
 
Сам себе и напророчил
Очень тихий малый свет —
И за дядьку, и за прочих,
И за многих он ответ.