Стихи

Стихи

Буфатина, тина-тина,
Вылезай из-под стола.
Тина-тина, буфатина,
Жизнь проплакалась, прошла.
Тина-тина, буфатина,
Засиделась ты в углу.
Из чулана, тина-тина,
Вынимай свою метлу.
 
Я теперь большой детина,
Тебя больше не боюсь.
А боюсь я, буфатина,
Нашу пыль и нашу грусть.
Накопил я грусти много,
Где уж есть и сколько есть.
Помоги мне, ради бога,
Будем чистить, будем месть.
 
«Оттого-то, знать, не весел
Дом, в котором мы живем» —
Я на стенку флаг повесил,
Чтобы им прикрыть пролом.
Посметаем паутину
Из иконного угла —
Помоги мне, буфатина,
Ты же вечно здесь жила.
 
Солнце всходит и заходит,
Всем однажды помирать.
Императоры преходят,
А кому-то прибирать.
Ты была когда-то грозной,
Я умел стрелять-рубить.
Видно, час, пока не поздно,
Сор из дома выносить.
 
Друг мой нечисть-полотерка,
Встанем, стары и равны,
На совместную уборку
Обескровленной страны.
В чистой комнате прилягу,
Завернувшись в триколор.
Передай сию бумагу
Тем, кто скажет «Вив ль’Ампрёр».
 
(Ссылка на свой же пересказ из книги о французских буках) Boufatine – существо женского рода, проживающее… на кухне под плинтусом. Вылезает по ночам, и если кто из малых детей имеет обыкновение вставать ночью с постели и ходить тайком на кухню, может на нее нарваться, о чем родители честно предупреждают. Чем опасна – кроме того, что вылезает делать уборку на кухне, — неизвестно, но она типа домового, а с такими существами, чье поведение зависит только от их настроения, лучше не встречаться совсем. Это не чисто лангедокская тварь, а вроде как повсюду водится.
 
Стихи

Ребенок, личинка человека
И старик, личинка ангела
Сидят, разговаривают
О своём, о вечном:
— Умереть-то всегда успеем.
— Да, пожить-то всегда успеем.
 
— Так пока посидим подумаем
О своём о вечном, посозерцаем,
Как падают листья, как листья рождаются снова
Ты расскажешь мне, как оно в ангелах было —
В Сикстинской капелле тебя папарацци поймали
Тогда, до рождения.
Я сам там бывал, но забыл.
 
Я же тебе расскажу,
Каково оно быть человеком.
Так же, но много труднее.
И много тошнее порой.
Однако ж затея не вовсе никчемная:
Очень любовь интересная штука.
Опять же и листья сухие ногами пинать
Чрезвычайно забавно.
А болезни — совсем не забавно, да ладно.
А ещё можно книжки писать
И животноводство (собаководство).
 
Не бойся, короче
Как я не боюсь.
Вот оба опишем круг
И поделимся впечатлениями.
Стихи

Когда очистятся небеса
А с ними природа примерно вся
Включая и нашу с тобой, дружок,
Поврежденную в человеках
То каждый из бывших моих родных
Напишет в метрике «здесь был я»,
Куда тут денешься, мы семья
По чину Мелхиседека.
 
И каждый из бывших моих друзей
Положит по желтому кирпичу,
Чтобы дорогу мне намостить
Куда я уже не хочу.
Любая дорога — о двух концах,
Но сам процесс, вероятно, важней.
А тем, кто живёт в стеклянных дворцах,
Не стоит бросать камней.
 
А изумруд почти как алмаз,
Он очень крепкий, да не про нас,
Очки не снимай, но камней не тронь,
Стекло — неважная бронь.
 
И каждый из бывших моих меня
Положит по шарику, иншалла,
На каждой развилке того пути,
Прохожий, не пропусти.
Стеклянный шарик — и боль прошла,
И это будет моя броня,
Что кто-то где-то любил меня
На той стороне стекла.
 
 
Стихи

Кошки рождаются мокренькими,
С круглыми глупыми ушками,
С мягким сосательным ртом.
Совы рождаются слепенькими.
Люди рождаются старенькими
И молодеют потом.
 
Медленно, медленно движешься
От совершенного знания
К честному непониманию,
Что почему, вашу мать.
А умалишься до зернышка —
Можно опять по ту сторону,
Вслед за Сократом растерянным,
Всё наконец понимать.
3-я мировая, Стихи

Я скатаю родину
В тоненькую трубочку,
Закатаю бережно
Малую свою.
И ее в бутылочку
Запакую в горлышко,
И пойду по бережку,
Встану на краю
 
Голубого морюшка,
Размахнусь как следует
И закину родину
В глубину зыбей.
До свиданья, родина,
Городок и реченька,
Во дворе смородина,
Во саду репей.
 
Крепко запечатана,
Не потонет родина,
Унесет бутылочку
Вод подводный ход.
Золота и ладана
Нету в той бутылочке,
Но и свиток маленький
Кто-то подберёт.
 
Развернет он свиточек —
Ишь ты, чья-то родина!
Мелкая, потертая,
Вся н-р-з-б.
Но наружу вытечет
Сам себе ненадобный
Уголок посмертия
Мне или тебе.
 
Море много вытерпит,
Мусорить — так родиной,
Проходи же, милочка,
Проезжай скорей.
Я проездом, прОходом
Тут попутно, походя
Потерял бутылочку,
Да и бог бы с ней.
 
 
Стихи

А вот для вас эта книжка — она про что
Спросил один очень глупый паломник
У другого паломника, очень умного
Который умел раздавать ответы
И даже имел специальную шапочку
И красивую золотую регалию
С одним а то и двумя отверстиями
Означающую что он полномочный посол
Самого Верховного Существа.
 
А вот для меня эта книжка она про то
Сказал другой (очень умный) паломник
Как одни такие обычные люди
Такие примерно как мы паломники
Зачем-то убили странного парня
Который говорил очень странные вещи
И слишком много о себе подумал
И расшатывал очень полезные скрепы
Хотя и никому не делал плохого
Наоборот чего-то хорошее
Да только не им а каким-то придуркам
Ловили потом всем миром Лазаря
Чтобы добить, а он утекал
 
А потом когда наконец убили
Того чрезвычайно странного парня
Который все время что-то расшатывал
То оказалось, внезапно, внезапнейше
Что этот парень оказался сыном
Или вообще другим написанием
Того Самого Верховного Существа
Которое придёт и всем наваляет
За такое непочтительное обращение
С Егонным избранным, а его поцелует,
Воскресит обратно и нальёт и покормит
Потому что нефиг обижать кровиночку.
Всегда, решая кого-то прикончить,
Внимательно читайте его родословную,
А вдруг у него есть авторитетные родственники
Вплоть до самого Верховного Существа.
 
И даже народ его, в сущности, избранный.
Ойёйёй, сказал очень глупый паломник.
А я прочитал про совсем другое.
А я прочитал как Верховное Существо
При виде такой ерунды неправильной
Немедленно объявило, что странный парень
Его собственный сын, и его обидеть
Ни за что просто так потому что можете —
Верховного Существа оскорбление страшное.
 
Прикиньте? Нельзя даже этого пuдора
И даже вот эту собачку дурацкую
И вы подумайте, даже и сычика,
И даже тебя — обижать безнаказанно:
Потому что это и есть оскорбление
Самого такого Верховного Существа,
Которое немедленно нас/вас объявит
Своим наследником, усыновленным,
И на вопрос «а кто за него впишется»
Возьмет и ответит: а Я и впишусь.
 
И разошлись эти двое паломников,
Каждый к груди прижимая свой авторский
С личной подписью от Верховного Существа
Или еще от кого.
Может, однажды ещё и встретятся,
Оба ведь в сущности си́роты бедные
В поисках кто бы усыновил.
3-я мировая, Стихи

Мы те, кто родился уже не в раю.
Но всё-таки нам повезло.
Одежды из кожи, бери что даю,
Порой не смертельное зло,
Не худшее место, просторы садам,
По праздникам яблоки-мёд,
Ведь ангел-то мог и пинком в Магадан,
Где снег до июня идёт.
 
Я с Каином был и со школы знаком,
Нормальный он вроде бы был.
Стриг Авель овечек, а Каин пахал,
И в речке текло молоко…
Не бил барабан перед смутным полком,
А перед не смутным забил,
Но ты не слыхала и я не слыхал —
Мы были уже далеко.
 
Осталась табличка, нелепый портал
Туда, где я знал, но забыл:
«Такой-то здесь жил, а потом перестал.
Да лишь бы мне живенький был».
 
 
3-я мировая, Стихи

Иван, не помнящий ничего,
И даже не точно, что он Иван —
Нашел по пути случайное имя,
А почему бы и не Иван.
 
Ведь как-то им надобно звать тебя,
А метрика с домом сгорела что ли —
Иван не помнит. И не грустит —
Грустят лишь те, кто хочет забыть
О дохлом счастье, о древней боли.
Иван Безродный, большой поэт,
 
Идёт по свету дорогой в Лету,
На стенках пишет — «здесь был Иван»,
А нынче, как видно, его тут нету,
Но это неважно, Иванов много,
Какой-то другой продолжит дорогу,
Какой-то закончит: я/мы Иван.
 
Откуда? Оттуда, что за спиной,
Но нету глаз у него на затылке,
Он помнит костры, фонари, коптилки,
Но то могло быть и с тобой и мной.
Куда он? Туда, где ничто не забылось,
Но где имена никому не сдалися:
Такое уж время о нас оступилось,
Немного нервное, да, Алиса.
 
Напишут в метрике: имя — прочерк,
Народность — прочерк, на запись — к Богу.
Не навредил, проходя меж прочих,
По нашим меркам и это много.
Иван Бездомный бредёт по свету,
Себя и других вовек не неволя,
Всё ищет дома, а дома нету,
Но есть, говорили, покой и воля.
Стихи

Падают листья тяжёлые
Златом в проулочки узкие.
Все мы порою весёлые,
Только вот очень уж грустные.
 
Учишься, учишься, учишься
То ли любить, то ли прятаться —
Каешься, крутишься, крючишься,
Глядь — а тебя и не хватятся.
 
Элли в Канзас возвращается,
Глядь — а в Канзасе Гражданская.
Смерчи над степью болтаются,
Правда же, смерть отменяется?
Риски порой отменяются,
Перенесён Рагнарёк.
Нет, мне не нужно шампанское.
Выпьем текилы, браток.
 
Каждою, каждою осенью
Листья срываются, падают.
Небо канзасское с просинью,
Ветки зеленые с проседью
Грустные вроде, но радуют.
 
Листья, слова безыскусные,
Хрупкое золото-олово…
Все мы конечно же грустные,
Но и немножко веселые.
 
 
3-я мировая, Стихи

Время явление странное, поскольку оно не явление:
Это потоки лавирования, не вылавировать постыдно.
Но в результате лавирований в воде своего поколения
Как прежде один на пристани, и в тумане мало что видно.
 
Явление — то, что является. А это существование.
Мерси, Даниил Иванович, за страшненькое сострадание.
Что-то и вам ведь нравилось по-над этой водой текучею.
Где вы сейчас обретаетесь, там вас уже точно не мучают.
 
Видно огни туманные, слышны гудки корабельные,
Всякий пошел по курсу, до свиданья, спасибо за рыбу.
Странствия наши вечные, беспределы наши предельные,
Мы бы такое могли бы, но море не знает слова «могли бы».
 
Главный дар после заводи с кувшинками в горьком затоне —
Я не один на пристани, не крысой, застрявшей в доке.
Я крыса, ушедшая вовремя с судна что точно потонет,
Вслед за речами Высокого: да много их было, высоких.
 
Время всегда растекается, стремится заполнить полости,
Море учит безвременью, молчанию учат рыбы.
— Кто я для тебя? — Воспоминание моей молодости.
Но среди прочих хорошее. И на том большое спасибо.