Стихи

3-я мировая, Стихи

Фрау Мюллер,
фрау Мюллер,
Поговорите со мной о войне.
Фрау Мюллер,
фрау Мюллер,
Поговорите со мной о стране.
 
Мы же ведь с вами
очень дружили,
Было отрадно и мне, и вам.
Мы в паломни-
-чество ходили
К трем нашим Кёльнским
Суперволхвам.
 
Мы делились
И хлебом и зрели-
Щами, надеждами и ваще.
Наши груши-яблоки
Рядом зрели,
И созревали поди не вотще.
 
Вы были фройляйн
Тогда, а не фрау,
Но всегда хотели детей и семью.
Я же был просто
Менш а не остров,
Буковку тау
Я помнил свою.
 
Фрау Мюллер,
Вам нравится фюрер?
Или только мужу, а вам наплевать?
Нынче для семьи-то
Дороги открыты
В разный парадиз,
Если быть-не бывать.
 
Или неужели
И в самом деле
Вовсе погорели качели у нас?
Все наши качели
Совсем погорели,
Только все качаются, вас ист дас.
 
Что там со страною?
Что там с войною?
Фрау моя Мюллер, кто вы теперь?
Вы ещё всё та же?
Без ложи и без лажи,
Без небоевых и побочных потерь?
 
Кто-то будет маяться,
Кто-то будет каяться,
Кто-то будет землю сжимать в горсти…
Всё ведь хорошо,
что хорошо качается,
Только укачало меня, прости.
 
Дети — это важно,
Война — это страшно,
Всё я понимаю, как не понять.
Но вы же правда помните
Годик вчерашний,
Где никто и рук не искал умывать?
 
Вы к стране припали,
О фрау о Мюллер,
Мне же не понять про страну-города.
Я живу где дали,
Я Равич и шулер,
Но ведь не обманывал вас никогда.
 
Вдруг вы да прочтёте,
В благой да субботе
Идя на навечерие во Кёльнский во храм.
Раньше чем умрёте
За то, чем не живёте,
Просто заодно, потому что вы там.
 
Я и не хочу вас
Воистину тревожить,
Каждый откопал
Свой закопанный талант.
Я же вас любил.
И любовь еще быть может.
Но я вас опасаюсь. Простите.
(Пост-рестант).
 
Hainaut-Constantinople, Стихи

Ступай, мой друг. Умереть не стыдно.
Мы все живём в полосе прибоя.
В любви, в дороге и в смерти видно,
Как вещи делаются собою.
 
Так время сжалось, что не до чуда,
Но сколько есть — возвращаем Богу.
В любви, в дороге и в смерти — всюду
Ты побывать успел понемногу.
 
Дробится многое в дробном свете,
Ползут разломы, водоразделы…
А ты в любви, в дороге и в смерти —
Один и тот же. А значит — целый.
Hainaut-Constantinople, Стихи

…Там, верно, дождя насыпало.
Благого дождя насыпало.
Так душно, а там насыпало…
Пора б уже возвращаться.
Обидно, когда не выпало
Как следует попрощаться.
 
Как будто мы взяты силою,
И грош цена обещаньям —
Прощанье с Фландрией милою
Не выглядело прощаньем.
 
Тут даже в мае девятого
Мозги будто плавятся.
От моря этого клятого
И в городе давятся.
 
Готовься к валу девятому,
Сулят шальную погоду.
Тут кто-то что-то расшатывал,
И там, похоже, расшатывал,
И вот расшатал, по ходу.
 
Прощания отменяются,
А ты подзадержишься…
Слоны от жары шатаются,
Твой плоский мир накреняется,
Но ты еще держишься.
За что-то там держишься.
 
 
Стихи

Встретились два одиночества
Где-то в горах на плато.
Каждое сразу подумало:
Господи, мне-то за что?
 
Я ведь залезло на горушку,
Чтобы не спятить с ума —
Как же помочь теперь горюшку,
Людно тут стало весьма.
 
Встретились два одиночества
В поезде где-то в купе.
Каждому тихенько хочется
Думать с собой и в себе.
 
Милые все, не угрюмые,
Приняли оба на грудь…
Каждое сразу подумало:
Может быть, выйдет заснуть.
 
В том и закон, и пророчества —
Жить и другому давать…
Встретились два одиночества
И разошлись выживать.
Стихи

Смотри, по краю ничего,
Собой являя жизни торжество,
Бредет живое существо,
Пока еще живое существо.
 
Есть у него немного ног,
Возможно, две, но и четыре может быть.
И пара глаз, пока не сдох,
Чтобы смотреть, но все равно потом забыть.
 
Есть у него внутри мотор,
Возможно, пламенный, а может, барахлит.
Он жив и мыслит до сих пор,
И почиет на нём зачем-то Параклит,
 
Одушевляя, то бишь делая живым,
Существование давая существу.
Не так уж просто быть живым,
Я сам бывал таким во сне и наяву.
 
Из animalia, зверей,
Одушевленных то бишь, мыслящей травой…
Так пожалей его скорей,
Пока и сам ещё пока ещё живой.
 
Ведь это трудно — быть живым.
Тащить весь этот груз смотри-и-забывай.
Тащись, бескрылый серафим.
Сколькотоногий малоглазый херувим.
Не можешь быть — так понемножечку бывай.
3-я мировая, Стихи

Сеявшие ветер пожинают бурю —
Кабы пожинали, пожинали, мой сынок.
Сеявшие ветер жать-то непривычны,
Кабы они жали, сами жали, мой сынок…
 
Сеявшие ветер жать-то непривычны,
Нам с тобою жати, нам с тобою, мой сынок.
Мы для них по жизни что-нибудь да пожинали,
Жать нам ныне бурю, жать нам бурю, мой сынок.
 
Сеятели ветра жать-то не умеют
Или не желают, не желают, мой сынок.
Кто ж того желает? Мы-то не желаем,
Жатва эта красная, плохая, мой сынок.
 
Сеятели ветра сеют-сеют ветер
Вот уже и ветер, скоро в бурю перейдет.
Вот уже и ветер сносит наши крыши
Далеко и выше, нам с тобою в свой черед.
 
Сеятели ветра, кабы вы подохли,
Сами б мы посеяли чего-то да в песок.
Колосочки жатвы, кабы вы иссохли,
Мы бы посадили там съедобное, сынок.
 
Уходи полями, утекай ручьями,
Ты же им не жатва, ты не жатва, мой сынок.
Ты же им не семя, и не им ты семя,
Но мое ты семя, как и я — чертополох.
Медонос целебный, в гербарии — волшебный,
Сеятелям ветра ты расти да поперёк.
Без рубрики, Стихи

А какой у вас, милсдарь, родной язык?

Mother language какой у вас?

— Оккупантский, — горько сказал француз.

— Оккупантский, — твердо ответил немец

И выпил яду.

— Оккупантский, — прошептал смиренный еврей.

— Оккупантский, — гордо доложил испанец.

Хорват промолчал, всегда был сдержан.

— Оккупантский, — хмыкнул, куря, португалец.

— Оккупантский, — спокойно признался турок.

— Оккупантский, — признался англичанин, краснея. — И ещё, извините, глобализантский.

Его брат американец вообще зашил себе уши.

А потом они все замолчали навеки.

Поскольку говорить им было неприлично.

Потому что и не о чем тут говорить.

 

3-я мировая, Стихи

Люди делятся на тех, мой возлюбленный брат,
У кого болят ноги — и у кого не болят.
Но об этом догадываешься, ага,
Только в день, как у тебя заболеет нога.
И тогда выясняется, что мир не для тех,
Кто позволил себе недопустимый сей грех —
Заболеть ногой.
И теперь ты изгой.
Ни в автобус влезть, ни на травку присесть,
Но однажды нога пройдет. И это благая весть.
Ну а если и не пройдёт, все прейдем в свой черед,
Как сказал нам Соломон, и это пройдет.
Люди делятся на тех — все это помнить должны —
У кого в стране война и у кого нет войны.
(У кого болит спина или вовсе нет спины,
Потому что они русалки и живут по фазам луны.
Впрочем, это отступление, вернемся к теме войны).
В связи с войной выясняется, что покой не для тех,
Кто позволил себе недопустимый сей грех —
Угодить на войну.
И теперь ты в плену —
Ни смотреть свои сны, ни просто тихо поесть.
Но однажды война пройдет. И это благая весть.
Ну а если не пройдет, а по нам пройдет,
Как сказал Соломон, все прейдем в свой черед.
Люди делятся на тех, кто спит по ночам
И не спит по ночам, и взывает к врачам,
А врачи как прилетели — так и снова улетят,
Оставляя нас себе, мой возлюбленный брат.
В связи с этим выясняется, что сны не для тех,
Кто позволил себе недопустимый сей грех —
Не спать по ночам.
Я познал это сам,
Но, спасибо Соломону, я покамест не там.
Ну а если снова сон на клочки раздерет,
Верю, дядька Соломон, и это тоже пройдет.
Люди делятся на тех, кто умеет любить
И не умеет любить, покуда быть-иль-не быть.
Люди делятся на тех, кто умеет дружить
И не умеет дружить,
Но главное — все делятся по факту, ептыть,
На тех, кто хочет умереть — и кто хочет жить.
Иногда они делятся на таковых,
Мой возлюбленный брат, даже в себе самих.
Смертебежное — смертестремительное естество.
Как сказал (этот старый дурак)
(Да таков же как всяк)
Этот древний мудрец Соломон, это не повод
Ни для чего.
Мой возлюбленный брат,
Но однако ж я рад,
Что ты есть для меня,
А я есть для тебя,
И мы есть — до поры — для Него.
Стихи

Не выходи из шкафа, не совершай ошибку.
Есть у нас тут водичка, а снаружи темно и зыбко.
В этой дурацкой Нарнии можно ховаться долго-предолго.
Пусть она где-то снаружи течёт, река эта клятая Волга.
 
Пусть она там без нас течет далеко и долго.
Чей-то и труп проплывает, но мы же в стогу иголка.
Долго ищите нас, коли мы живем втихомолку.
Мы ведь в шкафу отсидимся. Из шкафа воды не выжать.
Я тебя так люблю, и это нам повод выжить.
 
Тише ты, тише, Лю́си. Они уже в доме, в доме.
В шкаф поди не заглянут. Ладонь приложи к ладони.
Издалека-долго течет снаружи клятая Волга.
В Нарнии нет у нее притоков. И нет у нас перед нею долга.
Стихи

Музей моих бывших друзей —
Довольно обширный музей,
Довольно хреновый музей —
Музей моих бывших друзей.
 
Идти бы оттудова прочь,
Но всё же в музейную ночь
Зачем-то туда я хожу
И времечко там провожу.
 
А там экспонаты стоят,
Как чучела дохлых солдат,
От коих Набоков дрожал,
Когда из музея бежал.
 
Вот тут за столом мы втроём.
Вот тут мы вдвоём и смеём.
И это ведь правда, и то,
Что в Портленд не хочет никто.
 
И вроде бы маленький свет,
И хочется снова и нет,
И вроде бы маленький рай,
Но в Портленд нам, Боже, не дай.
 
Давно и неправда он был,
А впрочем, неточно,
Нерезко, непрочно,
А впрочем, я, верно, забыл.
 
Вот статуя «Братья навек».
Картинища «Се, Человек».
В музеях вовек не поймёшь,
Где правда, где кривда, где ложь.
 
Подсветка, бесплатный билет,
И нам сообщает буклет,
Что каждый из бывших друзей
Ведь тоже построил музей.
 
Ну что, посмотрел? Выходи,
Поскольку ещё впереди
Какой-нибудь Портленд и Рим,
Где, может, и договорим.
 
(Для честно не могущих тут
Туда все дороги ведут).
А может, а может,
Пускай не тревожит,
А может, а может, и нет.