Стихи

Как Муму наконец утопила Герасима,
Она выдохнула с большим облегчением.
Бытие живым его, право, не красило,
И имелись проблемы с речевым общением.
 
И Муму сказала, глядя в быструю воду:
Всё однажды снова будет прекрасно.
Ты плыви, Герасим, к себе на свободу,
Поднырни под нашу и вашу свободу,
Над тобою барыня больше не властна.
 
Ты плыви, Герасим, обращайся в русалку,
Отрасти себе хвост, чешую и прочее.
Никого никому никогда не жалко,
Кроме тех, кого мы видали воочию.
 
Я тебя видала. Прекрасный был опыт.
Мы с тобою оба не станем старыми.
Если честно, порою лучше потопнуть,
Чем и дальше жить под поганой барыней.
 
Я собака. Я очень умею плавать.
Я собака. Я также умею плакать.
Ты найди себе неземную заводь.
Возродись потом например собакой.
 
Может, вместе побегаем.
3-я мировая, Стихи

Тот, кому никто не нужен,
Не боится ничего.
Милым братом, другом, мужем
Называют не его.
 
Но зато он называет
Всё, что хочет называть,
Звёзды гроздьями срывает,
Хоть и звёздам наплевать,
 
Может слышать, может видеть,
Хоть по делу, хоть вотще.
Кому некого обидеть —
Тот безгрешен вообще.
 
Смотришь в жизнь как на дорогу,
Смотришь в бережную тьму —
В этом плане равен Богу,
Кто не нужен никому.
(Бог ведь тоже, слава Богу,
Нужен Богу одному).
 
И не нужно ненавидеть,
Повторять что сам дурак…
Кого некому обидеть,
Тот свободен. Или как.
3-я мировая, Стихи

«В чужой степи, в траве некошеной
Остался маленький трубач»
 
Сколько же по кругу, да хоть ты вой,
Люди не желают на мировую,
Хоть и не желалось бы Мировой —
Всякому отрадно повыть вживую.
 
Маленький трубач, хватит, не труби,
Не давай, вдова, на патроны лепты.
Что ты делал, сука, в чужой степи,
Маленький трубач, не твоя же степь-то!
 
Очень страшно, детонька, выбирать,
Где тебя убьют, дома ли не дома
Но всегда приходится умирать,
Это дело старое всем знакомо.
 
Нам пока до дома как до небес,
Нам пока за милость любая малость.
А и до небес нам как до небес,
Будь ты хоть с оружием, хоть и без,
Лестница Иакова поломалась.
 
Посидим, трубач, пососем мундштук,
Ангел пусть трубит, это их работа.
Слишком мы не вечны для этих штук,
Может, не успеешь убить кого-то.
 
Просто подглядим в старой Мировой,
Как уже проехав где мы не ездили
Пялится на девочек в душевой
Билли Пилигрим в еще целом Дрездене.
 
 
3-я мировая, Стихи

У всех стран есть министерства обороны
Ни у кого нет министерства нападения
Как же так получилось
От кого же обороняться
Если никто никогда
Ни на кого не нападает
То есть кто-то очевидно нападает
Если всё-таки надо обороняться
Какие-то инопланетные сволочи
Вот бы как-нибудь их да вычислить
Да напасть на них превентивно
В порядке святой самообороны
Чтобы они потом не смогли
Никогда
Напасть
На нас.
Потому что мы
Никогда никому
Ничего плохого
Защищаемся только
Всеми лапками
И псевдоподиями.
Вступайте товарищи служить по контракту
Вам ведь всяко надо платить ипотеку
А тут и как раз рептилоиды
Опять
Прилетели
С ихней планеты.
Hainaut-Constantinople, Стихи

Серая гончая — на зайца,
Рыжая — на красную лисицу,
А мою далматинскую собачку
За какой высылать добычей?
 
Не за львом ли черным фландрийским,
Не за львом золотым унгарским,
Не за львом диковинным крылатым —
Нет, со львами она не совладает.
 
А пошлю её за горностаем,
За зверушкой малой горностаем,
Подходящим ей по расцветке,
Хоть и малым зверем, да почётным.
 
Будет мантия царская подбита
Горностаевым царственным мехом,
На ковер горностаевых шкурок
Ступят новые красные сапожки.
 
Но больна далматинская собачка,
Не бежит далматинская собачка,
Всё лежит далматинская собачка,
Далеко увезенная от дома.
 
Горностай по лету станет бурым,
Не узнает его моя собачка.
Горностай ускользнул в свою норку,
Что же нам теперь, Господи, делать.
 
Не нужны мне красные сапожки,
Забери меня, Господи, отсюда.
Слишком синее это море.
Слишком горькое это дело.
 
Не нужны мне шкурки горностаев,
Забери меня, Господи, до дому.
Я найду обездоленной собачке
И себе — немножко покоя.
Стихи

Кто рождается в Атлантиде
Тот не любит запаха соли
Тот не любит стоять в прибое
Тот не любит хохота чаек
 
Тот хотел бы уснуть в пустыне
Матери всех живущих
Под холодным огнистым небом
Как на жёсткой ладони Божьей
 
Улетай, летучая рыба
На сухих стрекозиных крыльях,
По-над леса зелёной пеной
По-над дюн песчаной волною
 
Поднырни, летучая рыба,
Под волну, что встаёт до неба,
И смотри свой сон de profundis
Широко закрытыми глазами.
 
 
3-я мировая, Стихи

До того ли мне, друг мой, если ветви шумят
Над моею могилой?
До того ли тебе, мой возлюбленный брат,
Морестранник мой милый —
 
Как оно там внизу, как оно там внутри,
Как оно там снаружи —
Ты себя береги и сюда не смотри,
Мне с того и не хуже.
 
Ты плыви и смотри и вперёд и назад,
И окрест, и окрест —
Это вот тебе мир, мой возлюбленный брат,
Это — «вот тебе крест».
 
Вот те крест, будет всё хорошо и путём,
Все путём и коротким,
Уж каким получилось, но всяко идём
И доходим до лодки.
 
И доходим до ручки конечной любви,
До антонима боли,
Только ты поживи, ты еще поплыви
По покою и воле.
 
Там псиглавцы и блеммии, море чудес,
Среди кладбища пажить.
Это будет всё истина, сказочный лес,
Ты потом мне расскажешь.
 
До того ли тебе, что могу-не могу,
Да всё помню и вспомню.
До того ли мне, как вы на том берегу —
До того, до того мне.
3-я мировая, переводы, Стихи

Раз трое братьев из глуши
В Париж учиться собрались,
Три юных брата из глуши
В Париж учиться собрались.
И по дороге на Понтуаз
Сказал им встречный – берегись,
Держитесь дальше от Понтуаз,
Коль дорога вам ваша жизнь.

Но те пошли через Понтуаз
И не поверили ему,
Но те пошли через Понтуаз
И были брошены в тюрьму.
Они пошли через Понтуаз,
Не разумея слов чужих,
Они пошли через Понтуаз,
И словно татей взяли их.

Так громко колокол звонил,
Что старший брат услышал звон,
Так страшно колокол звонил,
Что вмиг в седло поднялся он.
Скачи скорей, мой добрый конь,
Дай Боже нам не опоздать,
Скачи скорей, мой добрый конь,
Пусть будет мне кого спасать.

И вот примчался он в Понтуаз,
Прибыть успевши до зари,
И вот примчался он в Понтуаз,
Но уж повешены все три.

Проклятье вам, дурной судья,
Вы были худшим из судей,
Проклятье вам, дурной судья,
Вы были худшим из людей.
Я сколочу огромный гроб,
Чтоб всех троих детей вместил,
Для трех детей огромный гроб,
Кого на смерть ты осудил.
Построю я огромный склеп
Для братьев маленьких моих,
Вплоть до небес огромный склеп,
Чтоб небеса прияли их.
Проклятье вам, дурной судья,
Вы были худшим из судей,
Проклятье вам, дурной судья,
Убили вы троих детей.

Потом сложу большой костер
Для всех подобных вам судей,
Сложу огромный я костер
Для всех убийц чужих детей.

Раз трое братьев из глуши
В Париж учиться собрались,
Три юных брата из глуши
До школы и не добрались.

https://www.youtube.com/watch?v=n4kOT7eGtiw

3-я мировая, Стихи

Сегодня ровно в восемь ноль пять
Возлюбил я ближнего своего.
Я любил его сорок минут подряд —
Как оно говорится, прямо всего:
Человека, млин, вообще.
Хоть и в рясе, хоть и в плаще,
В лапсердаке и в камуфляже,
И, простите, голого даже.
Даже если он в сущности баба —
И такое мне было не слабо,
То есть, видимо, неслабо́.
И пижона в дурацком жабо,
И таджика, и нeгра, и трансвестита —
Никто не забыт и ничто не забыто
Ни в моих, ни в Божьих глазах.
Капеллан или кто я вам, нах.
 
Я любил того ближнего в стремном кафе,
Где многие были уже подшофе,
А мне-то нельзя, тут кругом засада,
В пограничье оно аккуратнее надо.
А потом у меня запищал телефон,
Отдохнул и будет, сообщил мне он,
Я прервал молитвенную медитацию
И поехал обратно к себе на локацию.
 
Кого-нибудь нынче в расход.
Ну, с Богом, братушки, вперёд.
 
 
3-я мировая, Стихи

Мы родились там, где пришлось родиться.
Как-то рысью топали понемногу.
Мы годились там, где пришлось годиться,
И не пригодились, и слава Богу.
 
Мы глотнули чего-то со вкусом пыли,
Нам сказали, что это была свобода.
Посидели, пождали, чтоб нас забыли,
И тихонечко вышли вон из народа.
 
Трудовой семьи бастарды природы,
Помаленьку, вполголоса, осторожно
Мы глотнули пыли иной, дорожной,
И слегка показалось, что да, свободы.
 
Нет, спасибо, не надо. Нам там не рады.
Жить бы дальше жизнью. А не судьбою.
Нет намерений, выйдя, войти как надо.
Есть намеренье дверь прикрыть за собою.