Стихи
+ Попытка иконографии бывшего графа Торонского +
Я хотел бы нарисовать тебя
Согласно канонам:
На фоне пустыни цвета шкуры львиной —
Пустыня была твоим домом.
С кусочком неба цвета песка —
И небо им было тоже.
Конечно, в сюрко с крестом на груди —
Пусть будет алый на белом.
На поясе будет, конечно же, меч —
Символ того, что ты рыцарь,
Что война была твоим ремеслом,
Как бы ты ни стремился к иному.
Ещё нарисую корону у ног —
От которой ты отказался,
Вопреки принужденью отдал добровольно,
Защищая страну от раздора.
(Раздор, несомненно, пришел всё равно,
Но через другие ворота.
Говорят, даже лучшая из красавиц
Может дать только то, что имеет).
В руке нарисую зелёную ветвь —
Нет, лучше верблюжью колючку:
Что еще может в руки вложить сюзерен
Вассалу, чьи лены в пустыне,
Чьи замки так быстро хамсином снесло
В раскрытые руки врагов.
В другой же руке нарисую словарь,
Или просто раскрытую книгу,
Где будет, к примеру, латынью —
«Ubi est thesaurus tuus ibi est et cor tuum»*,
А рядом арабский тафсир о пророке Исе.
Символ, не требующий толкований.
Ну вот, все почти готово.
Осталось последнее —
Люди с крестами на стягах, корабли с крестами на парусах —
И какие гербы, Бог Ты мой, крестоносная слава,
Ибелен, Монферрат, и Шампань, и английские львы —
В клеймах иконных — по левую руку:
Орудиями мучений твоих
Были собратья по вере.
*»Где сокровище твое, там будет и сердце твое»
Тафсир графа Торонского к Заповедям блаженств
Когда вопль всех любящих
Дойдет до Творца —
Кричащих от боли любви безответной
И от большей боли любви разделенной,
Которую не воплотить,
От любви к болящим, которые утекают
С каждым часом из рук,
Чья боль острее своей,
От любви к ушедшим совсем,
От кого остается в шкафу опустевший халат,
От любви к отнимаемым,
Тянущим руки к любимым через поток,
От любви к обижаемым,
Коим не в силах помочь —
Когда все эти вопли сольются в плаче любви
Меж Творцом и Творением,
В коем находит она
Трудный выход сквозь узкую рану Креста —
Это будет День Дней, моя радость.
А ныне мы ждем.
Вот весенняя птица поет — и свой голос вливает
В совокупный наш крик,
Что далекому слуху окажется песней,
Созидающей новую жизнь.
Граф Онфруа прощается перед отплытием
Такие дела — от зла убежав,
Мы влипли в худшее зло.
И мы были правы, а враг не прав,
Но это не помогло.
На камне не вырастет ничего,
Ему не до перемен.
Но сердце из плоти — да ну его,
Попросим камень взамен.
Он молчаливый и не болит,
Его я не расколю.
Не плачьте, мама, что я убит.
Бывает. Перетерплю.
Свои не нарочно сожгли наш дом,
Мне просто не повезло.
Бывает, кого-то ставят в пролом,
А дальше — само пошло.
С воды мой мир утонет в тени —
Ни берега, ни огней.
В Святой Земле оно искони,
Что свой чужого страшней.
И кто теперь меня обвинит,
Что время взяло отсчёт.
Гонец из Пизы — как Вечный жид:
Всегда к кому-то идёт.
Каких оград ни строй на меже,
Им долго не простоять.
Гонец из Пизы вышел уже,
До Акры ему лет пять.
Страстная Пятница бывшего графа Торонского
Смерть, ну и где твое жало? А вот оно.
Вот оно, остро отточено, холодно,
Вот оно цель нашло, глубоко вошло,
Даже дыхание Божье не помогло.
Что-то действительно отнято, не вернуть.
Где же наш сокол, указывавший нам путь,
Где же победа наша — наш прежний свет,
Где же Христова — победа из всех побед?
Где же и самые мы, если ты — один?
Кто побеждён, тот больше непобедим.
Камнем в пустыне стань же, сердце моё.
Душу свою спасавший губит её.
Сердце твое дрянное — мутная взвесь.
Что же оно плотяное, всё еще здесь,
Что это в нём шевелится, словно плод
В чреве беременной, что это там растёт
И почему ты не умер, когда так мог?
Слушай, мне всё же кажется, это Бог.
Нет, не прекрасный Бог, как ты знал Его,
Каждое слово которого — торжество,
К коему каждая птица летит спастись,
Тот, кто тебя выводил на простор и ввысь:
Это убогий Бог людской нищеты,
Бог этих плачущих, жалких, таких, как ты,
Бог предаваемых, брошенных и ничьих,
Битых. Убитых. Веришь, даже и их.
Что же, теперь ты знаешь Его и таким.
Он говорит: Я тот же. Поговорим.
Хвалебная виса о достоинствах псов
Псы хороши и благи, бакенбарды их широки.
Псы бесконечно просты и этим к Богу близки.
Псы целуют вам руки без малейшего раболепства.
Псы демонстрируют уд без малейшего непотребства.
Псы — это Божьи киники, клоуны и лекаря.
Псы примиряют хозяев и не обижаются зря.
Даже на тверди небесной востребован песий труд —
Два пса Святого Иакова зимой небеса стерегут. *
Псы способны грешить (не у всех такие таланты),
Но после умеют стыдиться и каяться, как флагелланты.
За безусловной любовью опять же пожалуйте к псам.
Сначала спаси собаку, а дальше спасёшься сам.
Это стихотворение, конечно, проплачено псами.
Вон они — важно кивают и шевелят носами.
- В католической традиции созвездие Ориона именуется Святым Иаковом (а Млечный Путь — Дорогой св. Иакова, и, соответственно, Большой и Малый псы туда же
Нищебродская любовная
Говорит: как хочу подарить тебе кольцо,
Золотое кольцо, с ярким камешком кольцо,
Чтоб сверкало оно, чтобы радовало взор,
Чтобы всем говорило, как я тебя люблю.
Отвечает: да полно, не надо мне кольца,
И хотелось бы кольца, да пока не до кольца,
Да и что в том кольце, лишь металла полоса,
Упадёт оно с руки — будто не было его.
Есть у нас, милый друг, на картошечку с тобой,
Запечем ее в печи, будем радоваться.
Так и жить бы всегда, да хотя б и без кольца,
Без начала, без конца, жизни радоваться,
Просто так ссорить-ся, быстро-быстро мирить-ся,
Каждый день да улыбаться для небесного Отца.
Да придет сука смерть, непременно разлучит,
Прямо к бабке не ходи — как и всяких, разлучит,
Но коль верим мы не зря, разлучит не насовсем,
А зачем бы это всё, раз оно не насовсем?
Колокольчик звонит, а потом и отзвонит,
Но зачем-то же он был, раз так весело звонил.
Вот вся вера-то моя: разлучит, да не совсем.
Есть колечко у тебя — ты продай его за грош,
Богу свечку поставь, потеряешь — и найдешь.
Ярко свечечка горит, что ушло — то в свет ушло,
Непременно догорит, но пока при ней светло.
И еще о графе Торонском
++
Когда ты вызываешь огонь на себя, не дивись, что он будет горяч.
Это в книгах красиво, а в жизни — дерьмо, это древний проверенный плач.
Когда ты прикрываешь собою свой мир, ожидай быть прошитым насквозь.
Даже маленький мир целиком не прикрыть, был один лишь, кому удалось.
Хочешь важное место занять за столом — станешь хлебом на этом столе.
Ты себе нацепил на одежду мишень, отчего же дивишься стреле?
Но покорно выходишь, как Лазарь, вперёд, больно щурясь — от света отвык.
Ты опять проиграл. Ты опять идиот. Поздравляю тебя, ученик.
21-й псалом Онфруа, графа Торонского
«Вставайте, граф, вас ждут великие неприятности»
+++
Почему Господь оставляет тебя, когда ты наиболее прав?
Потому что Он сам и есть правота, и Он в правоте твоей
От глаз скрывается и глядит, как ты обойдешься с Ним.
Посмеешь ли ты защищать Его, когда Его рядом нет.
У вас еще пара великих дел, вставайте, несчастный граф,
Одно из этих великих дел — дожить до конца своих дней.
Второе из этих великих дел — остаться собой самим.
На случай смерти ты должен быть гладко выбрит и чисто одет.
Когда препояшут и поведут, ты узнаешь эти мосты.
Ты столько раз их пытался сжечь, а вот они, всё стоят.
В одной реке не утонешь дважды, и ты будешь как не ты,
Не попадая в свои следы на долгом пути назад.
Когда остановят, развяжут руки, когда ты увидишь всё наяву —
И смерть под небом, и Бога в небе, и сокола где-то над головой,
Уже поставленный на колени, ты поцелуешь под ними траву,
Поскольку дорога, как это ни дико, все это время вела домой.
На злобу дня
А всё дело в том, что никто не Гитлер.
Кроме Гитлера, разве что, самого.
Да и тот, возможно, когда с палитрой,
Был не очень Гитлер — скажем, его
Почему-то любила евонная Ева.
Но у нас-то не Гитлер никто из нас.
Просто тот — направо, этот — налево,
Просто что-то сдохло, никто не спас.
Все обычные люди, такое дело,
Иногда мудаки, иногда и нет.
У кого наболело и отгорело,
У кого не хватило чуть на билет.
И куда же, Боже, теперь деваться,
И какие счеты к Твоим весам?
Помоги мне, Боже, уметь смеяться
И уметь любить. Остальное сам.