3-я мировая, Стихи

Если кого-нибудь
Запереть в России,
Он ведь, наверное, не сойдет с ума.
Зайцы, как помнится,
Там траву косили,
Пели уверенно — вовсе не тюрьма.
 
Если кого-нибудь
Запереть в Рязани,
Будет не страшно, нормальный городок.
Можно по осени
Солить грибы с глазами,
Вдоль Кремля фланировать, пока еще ходок.
 
Если кого-нибудь
Запереть в квартире,
Он себя, скажем, зарядкой развлечёт.
Руки-ноги шире,
И на три-четыре —
Под лежачий камень вода не течёт.
 
А нам нужно, чтоб текла
И точила камень,
Пара столетий — и камня больше нет.
Хоть бы и водою,
Не нашими руками —
Этому камню две тысячи лет.
 
Если кого-нибудь
Запереть за камнем,
Стражу поставить, чтоб мертвым не утёк…
Кожа велика мне,
Могила узка мне,
Скажет и изыдет, всему поперёк.
 
Кого опять хоронят
Под грудой бумаги,
В смирительной рубашке до страшного суда —
Если кого-нибудь
Запереть в тюряге,
Скажет и изыдет.
Однажды навсегда.
 
Слышишь рокот мерный?
Музыка тупая
Большого неизбежного за кадром в кино.
Это половодье.
Оно подступает.
Разметает камни и нас заодно.
3-я мировая, Стихи

Перевалили через перевал.
На перевале кто-то да упал.
За перевалом кто-то да пропал,
Мы же остались. Бог нам помогал.
 
Бог Его знает, что ж Он нам помог,
А разным прочим, видимо, не смог,
Или был занят, или просто строг —
Но вот такой уж нам достался Бог.
 
А еще есть версия — просто повезло.
Бог все управил, чтоб чисто и светло,
Мы же в эту сказку натащили зло —
Вот теперь и падаем, если тяжело.
Все, что мы имели, приливом унесло —
Но остались мы. Строгай себе весло.
 
Над перевалом светят облака,
За перевалом — тихо всё пока.
Точка невозврата — быстрая река.
Эх, да переправа будет нелегка.
Все мы ждали времени, а время не пришло —
Лучше не загадывай, строгай себе весло.
 
Что за перевалом — радость или страх?
Облако в штанах и синица в руках.
Бог есть любовь, а мы, конечно, прах,
Но про любовь мы немножечко в курсах.
3-я мировая, Стихи
Иванов на остановке
В ожиданье апокалипсиса
И апокатастасиса
 
В незнакомом городе
Или знакомом, но плотно забытом
Не бывали здесь, да привыкать и нечего
Иванов есть эсхатологическое ожидание
И апофатическая надежда
Что он сядет в автобус
И куда-нибудь да уедет отсюда
А там где он выйдет на другой остановке
Окажется что ничего этого не было
Ни войны ни повестки ни бегства кромешного
И бабушка так же живёт в Мариуполе
Открытки шлёт — приезжай уже в гости
У нас тут море и Дева Мария
Stella maris sub tuum praesidium
 
Когда совсем уезжаешь, что с собой прихватишь?
Уж точно не открытки, ну разве что парочку.
Новогоднюю с ежиком, пасхальную с заюшкой.
Запихать в бревиарий или в книжку Толкина
Вроде закладки, незаметной и вымершей
Собственно вместе с бумажными книгами.
Иванов, это от девушки? Нет, это от бабушки.
 
Иванов на остановке головой покачивает
Легкая голова, от ветра качается
Табло с расписанием серое дохлое
Автобусы больше сюда не приедут
Да никто никуда Иванова не выпустит.
Но он все же надеется. Стоит и надеется.
3-я мировая, Hainaut-Constantinople, Стихи

А смерти нет для тех, кто умирает,
Но у кого мы сами умираем,
Для тех она, конечно, есть.
 
Она имеет форму чемодана,
В который что-то вместе собирали
В дорогу дальнюю на море-горы,
И рюкзака, и тапочек в прихожей,
И этой проспанной насквозь подушки,
И каждого стакана, и футболки,
Скамейки, и колечка, и бульвара,
Всего на свете, ваша честь.
 
Реликвии? Реликвии, конечно.
Вот наш средневековый культ реликвий —
Перо архистратига Михаила,
Тарелка со стола святой Агаты,
Грааль, что помнит губы Господина,
От платья Богородицы клочок.
 
Реликвии, ох якорьки земные,
Что не дают совсем уж отлучаться,
Что держат хоть отчасти на планете,
Любимого немного заземляя,
Чтоб любящему малость прикасаться —
Присутствия не признак, но значок.
 
А у меня есть фантик и таблетка,
И фантик смутно помнит эти руки,
Таблетка тоже что-то, верно, помнит,
И мы плывем в одну и ту же гавань,
Но с разной скоростью, порой на якорь
Вставая где-то перезимовать.
 
А фантик и таблетка возвещают,
Как трубы Наркомпроса возвещают:
«Не вздумай умирать от тех, кто любит,
Не вздумай умирать бесстыдно первым,
И вообще не вздумай умирать».
3-я мировая, Стихи

Знаешь, а людоеды — они на вид-то не плохи.
Не бегают с каменными топорами, следят за ритмом эпохи.
Интеллигентные, милые, любят детей и котят.
Просто когда настанет время, они тебя точно съедят.
 
Вы можете чинно здороваться, читать те же самые книжки,
Кино обсуждать и музыку, и учебники для сынишки,
Бухать за соседними столиками, свои с незапамятных пор —
Просто когда настанет время, они расчехлят столовый прибор.
 
Просто смотри на хронометр, просто следи за руками,
Просто держи наготове билет, чемодан — или камень,
Жди, как тревожная музыка за кадром возьмется играть —
Просто когда настанет их время, не дай им тебя сожрать.
3-я мировая, ерунда, Стихи

Старый добрый адвокат
За столом сто дней подряд.
Если надобно судиться,
И корова, и волчица,
И семья нетопырей —
Всяк иди к нему скорей!
 
И пришла к адвокату лиса:
— В автозаке четыре часа!
И пришёл к адвокату барбос:
— На меня написали донос!
 
И пришёл к адвокату койот:
— У меня уже пятый привод!
На допросах я вою и лаю,
Но дурного сказать не желаю!
 
И пришли к адвокату цыплята:
— Мы всего только шли по Арбату,
Но сказал Бармалей:
Штраф пятнадцать рублей,
А у нас три копейки зарплата!
 
И пришла к адвокату синица:
— Как не хочется в клетку садиться!
А всего-то на празднике ратного дела
Я не слишком восторженно песенки пела.
 
А потом приходил крокодил
И по слезами просил:
— Придумай чего-нибудь, милый, хороший —
И Тотоша в СИЗО, и Кокоша!
 
— Постой, я недавно помог не тебе ли?
Они ж уже вышли на прошлой неделе?
— Ох да, они вышли на прошлой неделе,
Да снова немножечко недоглядели,
Надели, несчастные иноагенты,
Под цвет своих хвостиков ленты.
 
И такая дребедень
Целый день, целый день —
То тюлень пропадет, то олень.
Бедный добрый адвокат
Сам давно уже не рад,
Что работу эту выбрал
Много лет тому назад.
 
Мол, олень — злодей известный,
А тюлень лежал протестно,
А хомяк — да ну, не суть.
Вот бы кто-нибудь скорее
Проглотил бы Бармалея —
Можно б стало отдохнуть,
Хоть немножко отдохнуть.
3-я мировая, Стихи

— Погоди-ка хлопчик, где-то я тебя видала.
— Не видала, бабушка, встречались мы едва ли.
(Плохо было видно в темноте того подвала,
Плохо было слышно, когда наши убивали).
 
Не цепляйся, бабка, не суди ты меня строго,
Всё ты обозналась, отряхнусь потом, поржу.
Просто я тебя перевожу через дорогу,
Я тебя через дорогу, бабка, блин, перевожу.
 
Очень тут хорошая страна, скажи-ка, Польша.
Проше, пани, до «Бедронки», в парк или в кино.
Не смотри уже так цепко, мне не надо больше,
Это был не я, не мы, неправда и давно.
 
Там не ты подвязывала ушички собаке,
Чтобы не оглохла, когда падает снаряд.
Там не я на цыпочках входил в кромешном мраке,
Кто приказов слушался, считай не виноват.
 
Что бывало, минуло, а то и не бывало,
Я хороший парень, не смотри, не видь, не слышь…
Знаешь что, бабуля? Долбани-ка мне в хлебало.
Может, хоть годок ты мне в Чистилище скостишь.
3-я мировая, Стихи

 
Вот Вася уехал в Германию,
Работу ему предложили.
Лети, майский жук, в Померанию,
Немножко хотя бы пожили.
 
Вот Сеня уехал в Болгарию,
Прорвался, сумел ПэЭмЖэ.
А Саша хотел на Канарию,
Уж если куда — на Канарию,
Да как бы не поздно уже.
 
А Толя уехал в Армению —
Отчаянно экстренно смог.
Не более, но и не менее —
Теперь помогай ему Бог.
 
А Федя так просто откинулся,
Не в силах себя уберечь.
А Миша евреем прикинулся
И смог до Израиля сбечь.
 
А Маша сумела в Испанию,
Забрав и кота, и собак.
Отличная будет компания,
Чтоб Франко показывать фак.
 
Душою, сказали, томиться им,
Как Гофман велел по пути…
К тебе ли, о Нюрнберг, стремиться им?
Да Господи не приведи.
 
Немыслимо для выживания,
Плыви, оттолкнувшись со дна…
Лети, майский жук, в Померанию,
Померания сожжена.
3-я мировая, Стихи

Зачать несчастное существо,
Родить несчастное существо,
Растить несчастное существо —
Такая планида, мать.
 
Отдать несчастное существо,
Послать несчастное существо
Убить другое, да хоть кого —
Без громких воплей отдать:
 
Вот так иди, не жди ничего,
Бери что дали — не воровство,
Такое ваше уж естество:
Начало, печаль, конец.
 
А где-то вдали, за краем всего,
Есть дом, и встреча, и торжество —
Иди, несчастное существо,
Размножилось — молодец.
 
А ты отвечаешь — не в этом суть.
Живым родился — живым и будь,
Однажды нас все равно возьмут,
Но я сама не возьмусь.
 
Осядет взвесь, уляжется муть,
И отнимает, и дарит путь,
Мы будем счастливы хоть чуть-чуть,
Сынок, я тебе клянусь.
3-я мировая, Стихи

Спи спокойно, хомячок,
Повернись-ка на бочок.
Было что-то и плохое,
Но об этом мы молчок.
 
Ватка мягкая для сна,
Миру знать ни на хрена,
Что из прежней тёплой ватки
Хому выгнала война.
 
Хома сапиенс у нас,
Хома всё в щеках припас,
Что на случай карамболя
Вдруг потребуется враз:
 
И немножечко зерна,
И немножечко вина,
И альбом престарых фоток,
Флешку старого кина,
 
Самый-самый лучший плед
И коробочку галет,
Чтоб жевать их по дорожке —
Ничего вкуснее нет!
 
И скакалку, и кастет,
И складной велосипед —
И едва пролез с мешками
Хома в новый белый свет.
 
А зато теперь опять
Хома может мирно спать
И бурчать на хомячаток,
Мол, гнездитесь, вашу мать!
 
Вас никто, хомьё-моё,
Не поставит под ружьё,
Не обидит, не заставит
Умирать и убивать!
 
Будет снова что-то там,
И бедлам, и татарам,
Но гнездиться очень важно,
Это хома знает сам.
 
Ведь пока гнездимся мы
Средь войны-тюрьмы-чумы,
Мы пред Богом точно живы
И дотянем до зимы.
 
Хома видит хомьи сны,
Как сломался зуб войны.
Будем греться друг об друга
И дотянем до весны.