3-я мировая

3-я мировая, Стихи

До того ли мне, друг мой, если ветви шумят
Над моею могилой?
До того ли тебе, мой возлюбленный брат,
Морестранник мой милый —
 
Как оно там внизу, как оно там внутри,
Как оно там снаружи —
Ты себя береги и сюда не смотри,
Мне с того и не хуже.
 
Ты плыви и смотри и вперёд и назад,
И окрест, и окрест —
Это вот тебе мир, мой возлюбленный брат,
Это — «вот тебе крест».
 
Вот те крест, будет всё хорошо и путём,
Все путём и коротким,
Уж каким получилось, но всяко идём
И доходим до лодки.
 
И доходим до ручки конечной любви,
До антонима боли,
Только ты поживи, ты еще поплыви
По покою и воле.
 
Там псиглавцы и блеммии, море чудес,
Среди кладбища пажить.
Это будет всё истина, сказочный лес,
Ты потом мне расскажешь.
 
До того ли тебе, что могу-не могу,
Да всё помню и вспомню.
До того ли мне, как вы на том берегу —
До того, до того мне.
3-я мировая, переводы, Стихи

Раз трое братьев из глуши
В Париж учиться собрались,
Три юных брата из глуши
В Париж учиться собрались.
И по дороге на Понтуаз
Сказал им встречный – берегись,
Держитесь дальше от Понтуаз,
Коль дорога вам ваша жизнь.

Но те пошли через Понтуаз
И не поверили ему,
Но те пошли через Понтуаз
И были брошены в тюрьму.
Они пошли через Понтуаз,
Не разумея слов чужих,
Они пошли через Понтуаз,
И словно татей взяли их.

Так громко колокол звонил,
Что старший брат услышал звон,
Так страшно колокол звонил,
Что вмиг в седло поднялся он.
Скачи скорей, мой добрый конь,
Дай Боже нам не опоздать,
Скачи скорей, мой добрый конь,
Пусть будет мне кого спасать.

И вот примчался он в Понтуаз,
Прибыть успевши до зари,
И вот примчался он в Понтуаз,
Но уж повешены все три.

Проклятье вам, дурной судья,
Вы были худшим из судей,
Проклятье вам, дурной судья,
Вы были худшим из людей.
Я сколочу огромный гроб,
Чтоб всех троих детей вместил,
Для трех детей огромный гроб,
Кого на смерть ты осудил.
Построю я огромный склеп
Для братьев маленьких моих,
Вплоть до небес огромный склеп,
Чтоб небеса прияли их.
Проклятье вам, дурной судья,
Вы были худшим из судей,
Проклятье вам, дурной судья,
Убили вы троих детей.

Потом сложу большой костер
Для всех подобных вам судей,
Сложу огромный я костер
Для всех убийц чужих детей.

Раз трое братьев из глуши
В Париж учиться собрались,
Три юных брата из глуши
До школы и не добрались.

https://www.youtube.com/watch?v=n4kOT7eGtiw

3-я мировая, Стихи

Сегодня ровно в восемь ноль пять
Возлюбил я ближнего своего.
Я любил его сорок минут подряд —
Как оно говорится, прямо всего:
Человека, млин, вообще.
Хоть и в рясе, хоть и в плаще,
В лапсердаке и в камуфляже,
И, простите, голого даже.
Даже если он в сущности баба —
И такое мне было не слабо,
То есть, видимо, неслабо́.
И пижона в дурацком жабо,
И таджика, и нeгра, и трансвестита —
Никто не забыт и ничто не забыто
Ни в моих, ни в Божьих глазах.
Капеллан или кто я вам, нах.
 
Я любил того ближнего в стремном кафе,
Где многие были уже подшофе,
А мне-то нельзя, тут кругом засада,
В пограничье оно аккуратнее надо.
А потом у меня запищал телефон,
Отдохнул и будет, сообщил мне он,
Я прервал молитвенную медитацию
И поехал обратно к себе на локацию.
 
Кого-нибудь нынче в расход.
Ну, с Богом, братушки, вперёд.
 
 
3-я мировая, Стихи

Мы родились там, где пришлось родиться.
Как-то рысью топали понемногу.
Мы годились там, где пришлось годиться,
И не пригодились, и слава Богу.
 
Мы глотнули чего-то со вкусом пыли,
Нам сказали, что это была свобода.
Посидели, пождали, чтоб нас забыли,
И тихонечко вышли вон из народа.
 
Трудовой семьи бастарды природы,
Помаленьку, вполголоса, осторожно
Мы глотнули пыли иной, дорожной,
И слегка показалось, что да, свободы.
 
Нет, спасибо, не надо. Нам там не рады.
Жить бы дальше жизнью. А не судьбою.
Нет намерений, выйдя, войти как надо.
Есть намеренье дверь прикрыть за собою.
3-я мировая, Стихи

Когда я смотрю
На нынешние фотографии
Я очень боюсь
Увидеть там знакомых
Что это не чья-то просто рука
Из-под завалов
А это рука Марийки
Что я ее узнаю
По маникюру в крапинку
 
Что это не чья-то просто нога
Вся переломанная
А это нога дяди Стуся
И я ее узнаю
По джинсам в смешную заплатку
В виде трилистника
Которую мы пришивали
В походе где порвались штаны
Но не порвалась наша жизнь
 
Что это не чья-то просто могила
Что это не чей-то просто дом
Что это не чья-то просто бабушка
Что это не чья-то просто собаченька
А твоя твоя и твоя и моя
Что это не чье-то просто лицо
Веселое даже счастливое
На фоне обломков дымящихся
 
А это лицо Витька
С моего двора с каруселями
Мы с ним строили снежную крепость
Потом правда было дело
Он пытался меня изнасиловать
Но сам испугался
В глаз получил и просил не рассказывать
Но это же дело прошлое
Ведь мы же в целом хорошие
 
Кого ты насиловал там, Витёк
Прошу тебя не рассказывать
Прошу тебя не показывать
Я глазки тряпкой заматываю
Я никогда не смотрю теперь
Не смотрю ничьи фотографии
Ведь это же дело прошлое
Минута назад уже прошлое
Ведь мы же в целом хорошие
 
Да только сами вот смотрятся
А глаза и не закрываются
Смотрят сквозь тряпку без устали
И во сне не закрываются
Показывают фотографии.
 
Вы думали, ад — котельная.
А это же просто выставка.
Большая одна фотовыставка.
3-я мировая, Стихи

Нечего сказать —
говори ничего.
Кто отходит спать —
помолись за него.
 
Спать — благой удел:
умереть, да не весь.
Просто не у дел,
хотя сам ещё здесь.
 
Я же и во сне
всё бегу и кричу,
Изнутри вовне
всё проснуться хочу,
 
Веслами дробя
эту вязкую гать,
Увидать тебя,
Подержать, поддержать.
 
Нечего сказать,
всё сказали сто раз.
Ключик передать,
Помолиться за вас.
 
Нечего сказать —
ты напой, покричи.
Только не молчи,
милый друг, не молчи.
3-я мировая, Стихи


«Бедные люди — пример тавтологии» (Г. Иванов)
 
Сказал — эй вы бедные милые страшные добрые жалкие малые да и великие люди.
Потом передумал, решил, что сказал слишком много, сказал просто бедные милые страшные люди.
Потом углядел тавтологию, и не одну, и подредактировал речь, и сказал просто — люди.
Что же вы делаете, лучше делайте вы ничего, чем вот то, что вы делаете, люди, ох люди.
Лучше делайте новых людей, или лучше не делайте, в принципе в мире людей слишком много.
Люди, вы люди же или не люди? Ведите себя же как люди.
(Как будто как люди быть что-то хорошее, если в сравнении скажем с сычами).
Сказал еще — люди, ох люди, не ведаете что творите.
 
Сказал ещё — люди, не будьте как люди, а будьте как боги.
А впрочем и боги кривые как люди, поскольку их сделали люди,
Вы лучше пребудьте как травы, как братья (ох нет, не как братья.
История с первыми братьями мира закончилась как-то не очень.
Короче, как травы пребудьте, как травы, как мыслящий этот тростник приозёрный,
А впрочем, как сыч тоже очень неплохо, вот только как сыч говорящий).
Как Авва ваш Отче. Как Дух Его, к вам нисходящий в обличье сыча или голубя тоже (для глупых).
А потом и подумал зачем обязательно Отче а не например «Мама, мама».
Какой же Там Отче, какая там Мама, всё много сложнее и проще.
А потом и подумал: и это, пожалуй что, я не скажу, я и так говорил слишком много.
 
Сказал просто: люди, держитесь.
Любите друг друга.
Хотя бы немного.
Хотя бы кого-то.
И не обижайте.
Хоть так-то немного понятно?
3-я мировая, Стихи

Война возьмёт, если слушать,
Не даст ничего взамен.
Залей себе воском уши,
Не слушай сирен. Сирен.
 
Плыви, как будто их нету,
Убежища всяко нет.
Ты долго кружил по свету,
Чтоб выслужить малый этот
Покой, пускай и не свет.
 
Не слушаю. И не вижу.
По звёздам строю маршрут.
Итака всё ближе, ближе.
Сирены орут. Орут.
3-я мировая, Стихи

Смерть да смерть кругом,
Жизнь меж ней бежит.
Где-то бывший дом,
Где-то снег лежит.
 
Тяжело грустить,
Если никому.
Я грущу тебе,
Ты грустишь ему.
 
Погрустил — и что ж,
Дальше побредешь.
Снег преходит в дождь,
Сам преходит дождь.
 
И пока мы ждём,
Что прейдет он сам,
Где-то по-над дождём
Бог грустит всем нам.
 
Поцелуй глаза
Меньшей из надежд —
Чтоб без медали да за
Город Будапешт.
 
Вот цветёт миндаль,
Тоже надеется.
Смерть — она долга,
Всё успеется.
Смертная печаль,
Живое деревце.
 
Очень грустно жить,
Если никуда.
Я живу тебе,
Ты мне живи всегда.
 
 
3-я мировая, Стихи

Как рукоположили Семён-Самуилыча
Во священники да обряда новейшего.
Как да дал обеты Семён Самуилович —
Дал обет богатства, обет внебрачия
И обет начальственнопослушания
Вопреки всем мыслимым и немыслимым.
Обещал он делать детишек убийцами,
Наставлять в убийствах и взрослых-проверенных,
И благословлять все орудия смертушки,
И впридачу дал четвертый обет, да торжественный:
Не пускать по мере сил и возможностей
Никаких паломников в Иерусалим во град,
Вдруг да эти сволочи там да останутся,
Где-то там попрячутся у гроба Господнего.
И пошли дела его строчка за строчкою,
Хорошо пошли, прямо в гору какую-то
(А ее название — бог с ним с названием.
Пусть к примеру Фудзи, соро-соро, улиточка).
 
Только как-то ночью прилёг Самуилович
Отдохнуть в постель от трудов своих праведных
И услышал голос, немного пугающий.
«Слышь ты, Самуилович? Эй, Самуилович.
Как левиафан сотворён ты, как ласточка.
Я тебя собрал во утробе у матери.
Что ж ты, Самуилович, мать твою, делаешь?»
 
Очень устрашился Семен Самуилович,
И переврнулся он на бок со спинушки,
И сказал себе: что, блин, не примерещится.
Надо было выпить поболе на рюмочку,
Так оно надежнее спится, спокойнее.
И не ешьте
На ночь
Сырых
Помидоров.
И заснул обратно.
А вы что подумали.