Стихи

Путник, скользнувший мимо
Взглядом поверх имён, —
Каждый из них любимым
Был, и любил и он.
 
Тот, кто уснувших будит,
С лампой до срока бдит:
Спи, ещё время будет,
Вам ещё предстоит
 
Днём, где никто не плачет,
Спорить в слезах о том,
Дорого ли оплачен
Обетованный дом,
 
Все, что мы здесь имели,
Все, что ты так любил —
Море в конце туннеля
И никаких могил.
Chretien de Troyes, ерунда

Вдруг из маминой из спальни,
Оклеветанный молвой,
Над труворами начальник
Выбегает сам не свой:
 
— Твою матушку люблю я!
Этим Господа гневлю я!
Горько каяться мне нужно
По утрам и вечерам:
Совратителям замужних —
Стыд и срам! Стыд и срам!
 
Давайте же биться, метаться,
Молиться и всяко спасаться —
В лесу, и в скиту, и в Бретани,
В реке, в ручейке, в океане,
Всегда и везде —
Грехи омывая в воде!
Honfroy de Toron, Стихи

Что ж, поживем до самой смерти,
А смерть придет – и с ней сживемся
Упрямым светиком под крышкой
Светильника под мерным снегом.
Дороже мира только мы.
 
И мир берет нас и влечет нас,
Присваивая, принимая,
Вынашивая в теплом теле,
Чтоб разродиться наконец,
И это знанье, что однажды
Мир мягко вытолкнет наружу,
Присуще нам, как слух и зренье,
И так же страшно без него.
 
Послушай, нас роднит не опыт
Греха, не в нем мы вечно братья:
Но разделенного страданья
Бесценный опыт – то есть плакать
О брате, плача о себе,
И о себе — о брате плача.
 
Вот помнишь, как далекой Пасхой
Я рассказал тебе о горе
И, увидав, что ты заплакал,
Тебе навеки братом стал.
А о святом и обделенном,
От нас с тобою отделенном
Пустынею восьми веков,
Не плакать стоит, а… не стоит,
Он сам себя в руках покоит,
Достигнув дальних берегов:
Себя донес – и был таков.
 
Внутри себя никто не скрылся
От каждого, кого забыли,
От каждого, кого убили
Словами, мыслью или делом, 
А то — неисполненьем долга,
Чьи слезы уходили в землю
И восходили к небесам.
Но на своих похоронах
Благое дело – посмеяться:
Так весел мир, не только горек,
Смешнее ж мира только мы.
 
Пришел, увидел, проиграл.
Не страшно. Все мы проиграем
В свой должный срок, но важно только,
Что мы осмелились играть,
И было весело, мой милый.
Honfroy de Toron, Стихи

 
— Это ночь или просто темно?
— Вероятно, и то, и другое.
Не смотри, моя радость, в окно.
Нет, не страшно, нас всё-таки двое.
 
Избавляет от страха второй,
Хоть на небе ни света, ни слова.
— Но зато на полнеба горой
Поднимается страх за второго.
 
— Вечер стоит грядущего дня.
Мúнут тени — и радости тоже.
И отнимут тебя у меня,
Но останется памятью кожи
Твоя близость, родное тепло.
Не спасло, но во тьму не ушло.
 
— Хоть рисковое дело — вдвоём,
Ты зовёшь его долей благою.
— Это боль или просто живём?
— Вероятно, и то, и другое.
 
Но катúтся вперёд, как прибой,
Длинный свет, что отброшен тобой.
ерунда, Стихи

История про традиционные ценности вдруг. Среди чудовищных чудовищ.
Было такое чудище-юдище из бестиария именем бонакон (боннакон), встречалось еще у Плиния и у Аристотеля в заметках, обитало во Фракии (как раз где мы сейчас обитаем). Не буду я про него писать подробно, кому надо, вы посмотрите, там такое про него можно узнать! Об особенностях его самозащиты и тд… В общем, огнеметом срет он врагам в морду брандспойтом, чем и прославился с древних времён до наших дней. 
А еще всем известен Тараск — вернее, Тараска, La Tarasque, панцирный дракон(ша) из Рона, терроризировавшая город Тараскон, куда она приплыла явственно из Средиземки и была укрощена св. Марфой самолично. И вот автор Золотой Легенды нам наконец сообщил истину о ее родословии: она была плодом союза левиафана(ши) и, собственно, бонакона, где-то на фракийских берегах оной левиафаншей встреченного. В связи с чем родилась сегодня у нас очень, очень грустная история. Вот и она.
 
Как приехал в Тараскон
Огроменный бонакон.
Бонакон, Бонакон Бонаконович!
Стал по улицам ходить,
По-фракийски говорить:
Отдавайте-ка мне, люди, мою деточку —
А не то я вас залью нечистотами!
 
Тарасконцы весьма испугалися,
По домам, по церквям поховалися.
Только доблестная Марфа из Вифании
На Иисуса возложила упование,
Наполняла фимиамом кадило,
К бонакону из дверей выходила:
Как ты смеешь тут гулять,
На все улицы вонять,
Бонакон, бонакон, бонаконище?
Не боимся мы его,
Аромата твоего:
Мы его одолеем каждением!
Вот последнее тебе предупреждение!
 
Тут заплакал бонакон-бонаконище,
Бестиарное страшило-беззаконище:
— Уж ты доблестная Марфа из Вифании!
Раздели мои отцовские страдания!
Свою дочку я считай и не видывал,
Всем семейным я чудовищам завидовал.
Утащила ее мать-левиафаница,
Разлучила нас с дитем — с нее станется!
 
Пожалела его Марфа святая:
Хоть и чудище, а жизнь непростая!
Погоди, говорит бонакону.
Нету в мире такого закону,
Чтоб могла злодейка-мать
Все семейство разлучать —
Вот же скверная левиафаница!
Ей ведь сам Господь однажды
Говорил: бросай-ка блажь ты,
Закуси-ка ты лучше Ионою!
 
Подождал бонакон возле храма,
Опсасаясь хватить фимиама,
Четверть часа протекла —
Чу, звонят колокола,
И выходит к нему Марфа с тарасконцами.
И держит отважная Марфа
Поводочек из синего шарфа,
А на этом поводочке
Провожает к папе дочку —
Свою верную Тараску шестилапую:
Познакомься, мой дружок, с рОдным папою!
 
Так родные наконец-то встречаются,
И на этом наша сказочка кончается.
Кто добрался до конца —
Оцени талант певца,
Заплати ему чеканной монетою.
А кто дурное слово скажет —
Того точно Бог накажет
И блаженный Иаков Ворагинский.
Без рубрики, Стихи

Не за Эвридикой,
Не за Энкиду —
В этой тьме великой
За тобой иду.
Сякнет в лампе масло,
Иссякаю я.
Гори-гори ясно,
Свет-любовь моя.
Чтобы не погасло
В этой толще лет —
Выйдет в лампе масло —
Ты мне будешь свет.
В этом тёмном месте
Странен огонёк.
Выйдем только вместе,
Выйдем, мой дружок.
И под взглядом Бога
Сядем, я да ты,
Где шумит дорога,
Где шуршат листы.
 
Сядем отдохнуть.
Посидим — и в путь.
Honfroy de Toron, Стихи

Солнце спряталось за тучку,
Дождик моросит,
Мир и клир идут под ручку
Свет тебе гасить.
 
Было время — больше нету,
Нынче истечёт.
В ноябре немного света —
Отберут и тот.
 
В церкви свечек изобильно,
Да ни огонька.
Весела любовь для сильных,
Для иных горька.
 
Утешайся чем осталось —
Нищей правотой.
Хоть и малость — Божья жалость,
Вот на ней и стой.
 
Мир и клир сегодня в силе,
Бог ли их проймет —
Гасни, гасни, негасимый!
Да не гаснет вот.
 
С двух сторон оконной рамы
Смотрим ты да я —
Светит маленький, упрямый,
Радость ты моя.
Стихи

Святой Рох двадцать первого века
Соцработник
Заразился ковидом
От двадцати одного человека
Которых он причащал
Под двадцать одним видом —
Молоко, яйца, сахар, шоколад, сигареты
Иди-ка ты нахер, чихать на запреты
Не волнуйтесь, пожалуйста, вот и лекарства
Никуда не скрыться от государства
И собаку его выгуливал, как же иначе
Невозможно ведь слушать, как под дверью плачет
А когда заболел, не стал им сдаваться
Изолировался в тёмном лесу у аббатства
Все равно на всех ИВЛ-ов не хватит
А в сарае топчан заместо кровати
И консервы с собой, и растворимые кашки
Разогреть бы сил хватило, и ладно
Но когда не хватило — стал ждать отмашки
А ее все не было, вот досадно
Ведь старался служить, был хороший служака
А теперь вот один, и впереди столько боли
Но когда в первый раз прибежала собака
С батоном в зубах — подумал: на все Божья воля.
 
И пожить бы еще, ведь жить так сладко,
Вон ручей течёт, вон птица на кровле
Но уж коли выпал из распорядка,
Ну, значит, попал, ну, значит, уловлен,
Но пока вот хлеб, и даже банка пива
Непонятно, как пёс дотащил и откуда,
За порожек выйдешь — гляди, как красиво,
Поживем, сколько есть, не замай, простуда.
Но как будем помирать, как оно говорится,
Так будем собирать, что в карманы вместится —
Любви было много, хоть и мало покоя,
Вот собачья башка зато под рукою.
 
Помилуй, Господи — что за дурная молитва:
Ты и так-то милость, это мы — ходячая битва
И сами с собою, и порой друг с другом…
Прости нас, Господи, вот так — по заслугам.
А когда наконец-то полегче стало,
Потащился домой, хотя немного шатало,
Но судя по всему — уже не септичный,
Даже маску натянул, как человек приличный…
А вместо дома — безоконные стены,
Полиция в подъезде — ловить выходящих,
Сорок восемь штрафов от какой-то системы,
А я-то думал, что вернулся из чащи,
А я-то думал — хорошо исцелиться,
Вернуться куда-то, улыбнуться друг другу,
И пирог на столе, и вино по кругу…
 
Ковидиота укатали в темницу,
Куда и собаку к нему не пустили,
Чем его и добили — в своём фирменном стиле.
Победить заразу — задача по силам,
А вот против ближнего сил не хватило.
Ближний — самое лучшее, что есть на свете.
Но и самое худшее. Вот и Господь заметил.
 
Понял теперь, мой мальчик? Так для святости надо.
Но можно было иначе. Тут-то, родной, и засада.
Можно было не мучить. Просто не мучить прочих.
Но мы закрываем двери, уходим из этого дома,
Все предварительно оплатив, вычистив и обесточив.
Спасибо этому дому.
Пойдём теперь к другому.
Много познав венцов, и короны сподобясь…
Sancte Rocce carissime, ora pro nobis.
Chretien de Troyes, Стихи

Вот и всё. Погашен свет,
Кончилось кино.
Было страшно — больше нет.
Попросту темно.
 
Было больно и светло,
Время перемен,
Было время — и прошло,
Здесь вода взамен.
 
За рекой горит костёр,
Зябнет у костра
Милость, бедная сестра
Старших двух сестёр.
 
Прочь теченьем унесло
Пыль кругов земных.
Время старших истекло,
Больше не до них.
 
Из глубин или дали
Помню, не коря,
Как они меня вели,
Два поводыря.
 
Дочка младшая Отца,
Расскажи ты мне,
Кто теперь возьмет слепца
За руку во тьме,
 
Кто укажет, не виня,
Место у костра…
Милость, бедная сестра,
Выводи меня.
 
Я тебе жена и мать,
Говорит она.
Ты бедняк — и я бедна,
Будем бедовать.
 
Не грусти и не робей,
Будет нам приют.
В землях родины моей
Щедро подают.
Chretien de Troyes, Honfroy de Toron, Стихи

Каждого безвестного кто-нибудь да знал.
Каждого неместного где-то да родили.
Каждого ушедшего кто-то провожал,
Или не заметили, мимо проходили.
 
Хорошо неузнанным, мимо проходя,
Никому не узником и слугой едва ли
Укрываясь от скорбей, словно от дождя,
Возвратиться в тёмный лес тихим Персевалем.
 
В тёмный лес своей души, без проводника,
Все своё неся с собой — вины, тайны, раны.
И один-то раз войти не даёт река,
Но того, кто сам не свой, пустит невозбранно.
 
Ты сумеешь переплыть, про себя забыв,
Боль себя переболит, грех себя забудет.
Там у Бога живы все. Ты там тоже жив.
Счастье незамеченным — их никто не судит.