А потом однажды ты станешь стареньким,
Старость прорастет из тебя, как дерево,
А я буду так же тебя любить.
Хорошо быть тихим, кротким и маленьким,
Нечего терять — ничего не потеряно,
Нечего копить, ничего не забыть.

Помнишь, мы росли, а мир уменьшался,
Лес сжимался в парк, потолок приближался,
А тогда, как время покатится вспять,
Будем уменьшаться, а мир — вырастать.

Можно ж без трагедий, чтоб тихие пажити,
Время долгих дней, вечеров без горечи,
И не страшно ночью, а просто темно.
Поглядим, какими наутро окажемся,
Здраво рассудив, что такие сокровища
Дали, да отнимут? Исключено.

Как бы хотелось быть деревом в чьем-то саду,
Тихим, живым и спокойным, вещью в себе,
Из наблюдателя — да, наблюдаемым стать,
Добрым размеренным зверем, живущим вперед,
Зверем, которого любят за то, как он благостно спит
И улыбается, глядя звериные сны.

Кто же мне, впрочем, сказал, что и я не такой
Видящему до краев, если и не себе самому?
Может быть, Он меня любит за то, как я сплю,
За вещь-в-себешность, за то, что я просто смешной,
А не за все эти глупости, Боже ты мой,
Мнимые мною отличия (буквы писать, например,
Будто бы и рефлексировать смерть и любовь,
На самом же деле — быть деревом в чьем-то саду,
Ветки растить, а в сезон так и вовсе цвести).

Думаешь,ты наблюдатель? Да думай, но только расти.
Так хорошо и спокойно смотреть, что ты есть.

Рыба плавает в глубине,
У нее глаза на спине,
Она в жизни не видела солнца,
Но она свободна вполне.

Рыба знает, что ей нужна
Эта самая глубина,
Потому что других не бывает,
Потому что рыба она.

Если рыбу вдруг извлекут,
Это будет как Страшный суд —
Расширение всех горизонтов,
Обращаемое в капут.

Что бы глупого сделать мне,
Чтобы с рыбою наравне,
Избегая любых вертикалей,
Править путь в своей глубине

Параллельно родному дну,
Напевая песню одну
Про того, кто в пути придонном
Прозевал большую волну:

Обмирщенье — прощай, мудрец,
Умягченье — прощай, боец,
Опрощенье сложных сердец
И прощение, наконец.