3-я мировая, Honfroy de Toron, Стихи

А в этот шкаф скелеты уже не помещаются,
Но все на этом свете когда-нибудь прощается.
Но всё, мы знаем сами, когда-нибудь кончается —
Порою вместе с нами, но всякое случается.
 
И все потом обнимутся, а то и побратаются:
Господь вот разок вздохнул — не знают, зачем стараются…
А так ведь, мать их, стараются. В рубилку свою играются,
В распялку свою, вон в кости хитон разыгрывают, он хороший.
Оно известно: всё годное — в дом. И крокодилу — калоши.
 
Сволочи, сволочи, сволочи. Ну как же, ну как же вы так.
Выдайте уксуса, щелочи… Центурион, вы мудак.
Нора между правдой и ложью, за кроликом за предел…
Господь не сказал, но, возможно, потому что Он не успел.
 
Помаются, покаются, что жизнь не получается,
Но что-то будет новое, возможно, и не хреновое,
И снова улыбаются, и плачут, и целуются…
И все это будет здорово, как вбогадушумать.
Но вот пока нельзя ли прекратить меня убивать.
Стихи

Коллективное бессознательное —
Совершенно не обязательное.
Личного и сознательного
Хватает для эффекта карательного.
Личного и осознанного
Хватает для ущерба серьёзного.
 
Из любви можно сделать палку
Или скажем бетономешалку.
Избави нас, добрый Боже,
От того — и от этого тоже.
 
Любовь ведь такая хилая,
Вдаришь с ноги — и убил ее.
Любовь ведь такая крепкая:
Вырастает огромной репкою,
А потом и дедка и внучка
И вообще невиновная Жучка
Ее тянут, и тянут, и тянут
Пока чуть живые не станут.
 
А она ведь по жизни — волшебный цвет,
Который рожден создавать сюжет
Но притом и непреклонная смерть (майстер Экхарт не плачет) —
Когда она есть, то нас уже нет,
Но когда ее нет — тем паче.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Песен не пой —
Разбудишь отца.
У ложа его
Отточенный меч.
Сюда не метнуться,
Туда не убечь.
 
Сердце людское —
Глупый зверёк:
Верит и ноет
Всему поперёк.
 
Былье позабудет,
Утихнет мольба.
Жизни не будет,
Но будет судьба.
Буду одна
Отныне я спать,
А после умру
В чужую кровать.
 
Нет, мне не больно.
Спи-засыпай.
Если не спится —
Руку сломай.
Боль отвлекает
От боли другой.
Спи-засыпай,
Дружок дорогой.
 
И песен не пой.
Hainaut-Constantinople, Стихи

Брат мой, а, брат мой милый
Убей мне моего мужа
Я наш язык забыла
Забыла себя к тому же
 
Я бы сбежала, или —
Да кто же меня спросит
Как никогда не спросили
Бог что хочет приносит
 
Бог этот их христианский
Наших богов сильнее
Да и язык куманский
Валашского победнее
Я его позабыла
Но помню,что это было
Взаправду было со мною
Прежде чем стала женою
 
Помню каменных женщин
Помню воздух свободы
Муж мой на царство венчан
Муж мой славной породы
Это хороший город
Да только дышать нечем
 
Но все равно убей мне
Убей мне моего мужа
Чтобы небо виднее
Чтобы дышать к тому же
Было такое, было —
Взяла я и полюбила,
А когда полюбила,
Тогда и с горя убила.
 
Как это было странно
Хотеть целовать да в губы
Звали меня не Анна
Звали меня Целгуба
Хотеть обнимать кого-то
По сердцу не как работу
Хотеть говорить к тому же
Убей мне моего мужа.
 
Из Бурджоглы мы вышли.
Убей мне моего мужа.
Может не будет жизни
Но точно не будет хуже.
Брат мой, а, брат мой милый,
Поделись со мной своей силой.
Эта звезда над могилой —
Она же нас не забыла.
 
Мы же ведь тоже люди
Не только другим ограда,
Не только часть палисада,
И кто-то нас не забудет,
Когда отойдет осада,
Когда мы в землю поляжем,
Что связано — то развяжем,
И выпьем свою награду —
Стакан снотворного яда.
 
Никто меня не полюбит
Никогда меня не полюбит
Да мне уже и не надо.
 
Убей мне моего мужа.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

В Вакейрасе ничего отродясь не происходило,
И вдруг произошло: оттуда убрался я.
Не то что бы это сильно весь дольний мир изменило,
Но у меня стала жизнь. Совершенно своя-моя.
 
Я со своими этими лохматыми волосами,
Со своим разрывным талантищем и всей грядущей любовью
Сказал всему Вакейрасу: давайте как-нибудь сами,
Я больше не подписываюсь кормить вас собственной кровью.
 
Любезный мой сударь батюшка, любезный мой братик,
Вы все отличные люди, но честно, моя спина —
Не для ремня, а для крыльев. Короче, с меня хватит.
Я всё про всех понимаю, но жизнь у меня одна.
 
Можно бы было убиться. Это выглядит даже мило,
Не то что все эти библейские блудные сыновья.
В Вакейрасе ничего никогда не происходило,
Но однажды чисто случайно там произошёл я.
 
Что-то еще засияет, и я, в правоте уверясь,
Смогу туда оглянуться, увидеть и сзади свет:
Все еще будут помнить, что в мире был глупый Вакейрас,
Оттуда ведь родом Раймбаут, охрененный такой поэт.
Стихи

Идеальная красота
Расцветает в глазах смотрящего
Никто ее больше не видит,
Никто ее не обидит.
 
Идеальная война
Происходит в сердце страдающем,
Завершается в день прощения,
А противник и не заметит.
 
Идеальная боль
Отболит своё и погаснет,
Потерпишь — она и выйдет,
И ты очнешься как прежний.
 
Идеальная любовь
Горит себе не сгорая
Любит себе и любит,
Никого не бьёт, не калечит.
 
Идеальная смерть
Приходит тихо-тихонько:
Проснёшься, а ты уже умер,
А вокруг и цветы, и травы,
И мама стоит молодая,
Говорит — вот видишь, не страшно.
 
Вероятно, Господь и правда
Предпочитает тихо:
Вот возьмёт и вернётся так тихо,
Что толком никто не заметит,
А просто всем станет легче,
А почему — непонятно:
То ли милый с войны возвратился,
То ли лето совсем настало.
ерунда, Стихи

Это, детки, дед Мороз.
У него фурункулез,
Многодневное похмелье,
Аллергия на веселье,
Под тулупом две заточки,
Воспаленье пятой точки,
Выражение тоски
И вонючие носки.
Но подарки он припёр:
И веревку, и топор.
Он когда-то воевал,
Он умеет наповал,
Он родился в эсэсэр,
У него ПТСР.
Уносите, дети, ноги,
Дед Мороз сегодня строгий.
3-я мировая, Стихи

Божия коровка
Птичка Святой Девы
Полети на небо
Принеси нам хлеба
Сами мы не можем
Что-то страшно выйти
Выйдешь — не вернёшься
 
Вот один там дядька
Вышел так за хлебом
Из своей квартиры
А вернулся — нету
Ни жены ни дочки
И бабули тоже
И самой квартиры
 
Божия коровка
Мы тебя отпустим
Скучно тут в подвале
Ни цветов ни травки
Полети на небо
Принеси нам вести
Что оно на месте.
3-я мировая, Стихи

Ах, ответь мне, Бог-Отец,
Отчего кругом пиздец?
Где война, где просто рак,
Где сидит в Кремле мудак,
Будто мало людям бед —
Заведется людоед!
Будто мало им болезней —
Очень трудно быть полезней,
Вечно нужно выплывать.
Что за хрень, едрена мать?
Убери свободу воли,
Чтоб поменьше было боли,
Чтоб такая темнота
Не ломилась в ворота,
Чтоб никто меня не бил
Ни лопатой, как Антошка,
Ни по лбу железной ложкой,
Чтобы Ты меня любил!
 
Или, Отче, я и сам
Всем на свете не бальзам?
Не заткну собой все дыры,
Не прикинусь розой мира,
Или я и сам кривой
Глупой бедной головой,
Но кому-то ведь и свет я,
И дружок я, и поэт я,
И какой уж в мире есть —
От Тебя для прочих весть,
И немножко я могу,
И кому-то помогу?
 
Отвечает Бог-Отец:
«Верно понял. Молодец.
Посмотри на бегемота,
Я его создал, как тебя.
Он и делает свою работу —
Бегемотит, бегемотство своё терпя.
Вот и ты побегемоть,
Для того тебе и плоть.
Ну же, Ницше-брат, не бойся.
А если Я умру, ты не беспокойся.
Ненадолго Я умру.
Просто потерпи, станет легче к утру».
3-я мировая, Стихи

Вот, к примеру, в мире есть тутси и хуту.
Где они проживают — никто не помнит,
Черномазые страшные люди-негры,
Где-то за Самбатионом, в стране псиглавцев.
Если вообще еще проживают,
Может, поубивали уже друг друга.
Ну, одни других, но это неважно,
Потому что кто кого — все равно не упомнить.
Представь, вот же чокутые людоеды!
 
То ли дело мы, европейские люди
(С раскосыми жадными, но это не точно),
У нас есть телевизор и великий Пушкин
(Это врут, что у него был предок из чёрных).
Мы частично знаем язык английский,
Мы детей своих учим добру и правде,
Приобщаем их к предметам искусства,
Например, вот к этой красивой вазе
И к картине с грудой черепов ужасных
(Называется «Апофеоз войны»
И висит в музее в тяжёлой раме:
Очень там натурально все нарисовано,
Как настоящее, умели же люди,
И не просто люди, а наши люди,
Вот и мы гордимся и будто причастны:
Это, сын, и есть национальная гордость).
 
В общем, мы вообще не таковской крови,
Как всякие чёрные дикие эти,
И у нас никогда…
Oh wait.
Не слушай.
Это всё неправда.
Ведь мы не такие.