Стихи
Песня королевы
На всякую силу есть сила сильнее,
На всякую рану есть рана больнее,
И жизнь утекает водой в решето.
Что было — ценили, да не сохранили,
Чем больше любили, тем больше нас били,
Но память у нас не отнимет никто.
Ничто не отменит того, что отнято:
Ведь место святое останется свято
И в виде руины на голом плато.
Хранимое в сердце окажется рядом,
Печатью внутри, запечатанным садом,
И радость мою не отнимет никто.
Мы всё вспоминаем, когда умираем,
Что взять за пределы, себе выбираем —
Тот пару монеток, а этот все сто.
Мы очень богаты, хоть к нашему кладу
Дорога долга, и повсюду засады,
Но нас у себя не отнимет никто.
Lusignansong
Знаком нам Ги де Лузиньян,
Удачник и дерзец.
Удачу долго он пытал
И всю истратил наконец,
И королевство потерял.
В крестовом деле был он рьян,
Врагов спасал врагам на смех,
Не просчитав лишь одного:
Что благородство — тяжкий грех,
Блажен не ведавший его.
А королева Изабель —
Удела нет грустней!
С возлюбленным разлучена,
До окончанья кратких дней
Жила с постылыми она.
Чуть опустев, ее постель
Немедля привлекала тех,
Кто на корону притязал.
Ведь честь, известно, тоже грех,
Блажен, кто век ее не знал.
Вздохнем о графе де Торон,
О злой судьбе его.
Корону вольно отдал он
Из благородства одного,
И был своими же лишен
Всего, чем в жизни дорожил.
Исчез он, словно и не жил,
И миру доказал сполна,
Что зря он верностью грешил —
Блажен, кому чужда она.
Нагим явившись в эту жизнь,
Из них стремился всяк
Крупицы счастья обрести,
Дары небес купить за так,
И удержать, и запасти,
А толку? Только отвернись —
И мир докажет без помех,
Как автор этих самых строк,
Что святость — главный смертный грех,
Поскольку смерть — его итог.
Но говорят, что в должный срок
Отвалит этот камень Бог
Единожды для всех.
О странствиях вечных и о домах
Были мы родом из дома — а нынче откуда?
Где-то все так же живем в ожидании чуда,
Где-то окажемся после — узнать бы хоть, где вот,
На берег какой земли нас вытащит невод.
Что это, что это — дом: куда нельзя не вернуться?
Куда просыпаешься прежде, чем толком проснуться,
Куда поднимаешься в снах, и ступени крошатся —
И сам бы хотел наружу, а вынужден подниматься.
Откуда ты знаешь, куда теперь приводят эти ступени?
По каменному двору мелькают чужие тени,
Смотрят без удивленья на призрак в белом и странном
Какие-то новые дети, рожденные за Иорданом.
И сам бы хотел ничьим. И сам бы хотел свободы.
Пройдут над душою твоею все горькие волны-воды,
Под каждую поднырнешь, сохранив дыханье, не так ли?
Хотелось тебе домой? Если честно, уже ни капли.
Да нет его больше, нет. Успокойся, уже не будет.
Что можно забрать — забрали, кто может судить — осудит,
Кто мог удержать — умрёт, кого звал ты — больше не слышит,
Тебе уже можно вперёд, то есть дальше и выше.
Граф Онфруа получает свою награду
В Тире снова звонят, погребальный звон
Переходит в свадебный — и обратно.
Вы хотели видеть ее, де Торон?
Слишком много хотели, глупцу понятно.
Люди быстро отходят от похорон,
У людей неудачники не в почёте.
Вы хотели по-честному, де Торон?
Вы забыли, где и когда живёте.
От Керака остался невнятный след,
Тира, сами знаете, не бывает.
И Торона, в общем-то, больше нет,
Да и Акра, кажется, убывает.
Бога ради, исчезните, де Торон,
Вы свое отслужили — такая жалость.
В мире больше нет четырех сторон,
Но одна осталась. Одна осталась.
Вам за службу отсыпали от щедрот —
Вам оставили жизнь. И рассудок тоже.
Переводчик работу всегда найдет —
Например, перевод с людского на Божий.
Второе детство
А может, ты просто вернёшься в свои пять лет
Опять малышом с золотой головой, опять
Благим и маленьким, пьющим глазами свет,
Любимым всеми, ищущим, что б узнать,
Куда бы сунуть свой мягкий короткий нос,
Подставить макушку для ласки какой руке —
Притом что жизнь ненадежна, а смерть всерьез,
Но жизнь интересней, и свет у ней вдалеке.
В Раю очень просто: всё то же, что здесь, но там.
И все, кто не пригодился, точно нужны.
Еще одно детство у Бога примешь ли сам
В Заиордани, которая без войны?
А может, пусть его, пусть идёт как дано.
Перемололось — поди да стало мукой.
Река обретает русло, землю — зерно,
А невиновный толкает двери рукой,
Готовый принять как есть, и принять всерьез,
Не выходя уже больше на прежний свет,
Того, Кто Есть, в надежде задать вопрос
Тому, кто и есть Ответ.
Карантинная развеселая
Один чувак попал в тюрьму,
И там не нравилось ему.
Но он работал над собой
И примирился с сей судьбой.
Когда же срок он отсидел,
Остался словно не у дел.
В тоске вернулся он домой
И сделал дом своей тюрьмой.
Забил он досками окно,
Повесил знак «запрещено»,
И выводил себя он сам
Во дворик строго по часам,
Когда ж разок не уследил,
Себя он в карцер посадил.
И вскоре свой окончил век
Он смертной казнью за побег.
А в чем мораль? Мораль — увы:
Все скачут ниже головы.
Мы адаптивны, но в одну-
Единственную сторону.
Легко в тюрьме себя держать.
Куда трудней потом сбежать.
Лето Господне 1190 (граф Онфруа)
Когда Азраил идёт проредить посевы,
Когда из двоих на поле один берётся,
Я знаю, что станет с теми, кто будет слева,
Но что будет с теми, кто справа, кто остаётся?
Они посходят с ума от острого горя,
Они побросают серпы — пусть поле зачахнет,
Они убегут за любое другое море,
Которое пахнет не солью — ничем не пахнет?
Но если обеты Божьи не были лживы,
И к устью влекома река не единым страхом,
Прошу вас, мой друг, останемся просто живы.
Вернемся во прах не раньше, чем станем прахом.
Я верю в нас, какими были вчера мы.
И эти мы сильнее тех, что сегодня.
Они похоронят умЕрших, отстроят храмы,
Они проживут даже лето смерти Господне.
Жалобная книга
Подайте жалобную книгу —
Такую, чтобы всем рыдать
Не от своих дурацких страхов,
А от Гекубы, например.
На нас опять летит комета,
Пора страдать и пропадать,
А значит, страсти по Гекубе —
Наивернейшая из мер.
Но я-то, как я мог попасться,
Влюбиться, влипнуть и пропасть,
Связаться чем-то вроде крови
С давно ушедшими людьми,
И обнаружить в том же месте
Одну, но пламенную страсть
Сильнее страха и холеры,
Но как же больно, черт возьми.
Все как положено Шекспиром:
Война, тюрьма, чума, сума.
И снова так, что нужно света
Гораздо больше, чем тепла.
Так вот и я тянусь за светом,
Который не объяла тьма —
Ни тьма веков, лежащих между,
Ни тьма иная, иншалла.
«Если милость, о Боже правый, Мне не поможет в сраженье, Не окончится бой кровавый До моего пораженья»
+++
Сколько лет ты, христианин,
Пролежишь на тинистом дне
Самой темной в мире реки,
В ледяной ее глубине,
Из-под толщи тяжкой воды
Ожидая в тоске, пока,
Прорывая твердую гладь,
Не протянется та рука?
О, хватайся, плача без слёз
Об исходе твоей войны,
Дай на воздух себя поднять
Из-под долгой твоей вины,
Незнакомцу с юным лицом
Дай на берег тебя ввести.
Ты невольно его убил.
Он явился тебя спасти.
— Я нашел драгоценный клад,
Он покрыл твой выкуп стократ.
— То есть больше не виноват?
— Здесь вины не бывает, брат.
Я тебе бесконечно рад.
(Лазарево воскресенье 2020)