3-я мировая

— Погоди-ка хлопчик, где-то я тебя видала.

— Не видала, бабушка, встречались мы едва ли.

(Плохо было видно в темноте того подвала,

Плохо было слышно, когда наши убивали).

 

Не цепляйся, бабка, не суди ты меня строго,

Всё ты обозналась, отряхнусь потом, поржу.

Просто я тебя перевожу через дорогу,

Я тебя через дорогу, бабка, блин, перевожу.

 

Очень тут хорошая страна, скажи-ка, Польша.

Проше, пани, до «Бедронки», в парк или в кино.

Не смотри уже так цепко, мне не надо больше,

Это был не я, не мы, неправда и давно.

 

Там не ты подвязывала ушички собаке,

Чтобы не оглохла, когда падает снаряд.

Там не я на цыпочках входил в кромешном мраке,

Кто приказов слушался, считай не виноват.

 

Что бывало, минуло, а то и не бывало,

Я хороший парень, не смотри, не видь, не слышь…

Знаешь что, бабуля? Долбани-ка мне в хлебало.

Может, хоть годок ты мне в Чистилище скостишь.

Вот Вася уехал в Германию,

Работу ему предложили.

Лети, майский жук, в Померанию,

Немножко хотя бы пожили.

 

Вот Сеня уехал в Болгарию,

Прорвался, сумел ПэЭмЖэ.

А Саша хотел на Канарию,

Уж если куда — на Канарию,

Да как бы не поздно уже.

 

А Толя уехал в Армению —

Отчаянно экстренно смог.

Не более, но и не менее —

Теперь помогай ему Бог.

 

А Федя так просто откинулся,

Не в силах себя уберечь.

А Миша евреем прикинулся

И смог до Израиля сбечь.

 

А Маша сумела в Испанию,

Забрав и кота, и собак.

Отличная будет компания,

Чтоб Франко показывать фак.

 

Душою, сказали, томиться им,

Как Гофман велел по пути…

К тебе ли, о Нюрнберг, стремиться им?

Да Господи не приведи.

 

Немыслимо для выживания,

Плыви, оттолкнувшись со дна…

Лети, майский жук, в Померанию,

Померания сожжена.

Отдать несчастное существо,

Послать несчастное существо

Убить другое, да хоть кого —

Без громких воплей отдать:

 

Вот так иди, не жди ничего,

Бери что дали — не воровство,

Такое ваше уж естество:

Начало, печаль, конец.

 

А где-то вдали, за краем всего,

Есть дом, и встреча, и торжество —

Иди, несчастное существо,

Размножилось — молодец.

 

А ты отвечаешь — не в этом суть.

Живым родился — живым и будь,

Однажды нас все равно возьмут,

Но я сама не возьмусь.

 

Осядет взвесь, уляжется муть,

И отнимает, и дарит путь,

Мы будем счастливы хоть чуть-чуть,

Сынок, я тебе клянусь.

Спи спокойно, хомячок,

Повернись-ка на бочок.

Было что-то и плохое,

Но об этом мы молчок.

 

Ватка мягкая для сна,

Миру знать ни на хрена,

Что из прежней тёплой ватки

Хому выгнала война.

 

Хома сапиенс у нас,

Хома всё в щеках припас,

Что на случай карамболя

Вдруг потребуется враз:

 

И немножечко зерна,

И немножечко вина,

И альбом престарых фоток,

Флешку старого кина,

 

Самый-самый лучший плед

И коробочку галет,

Чтоб жевать их по дорожке —

Ничего вкуснее нет!

 

И скакалку, и кастет,

И складной велосипед —

И едва пролез с мешками

Хома в новый белый свет.

 

А зато теперь опять

Хома может мирно спать

И бурчать на хомячаток,

Мол, гнездитесь, вашу мать!

 

Вас никто, хомьё-моё,

Не поставит под ружьё,

Не обидит, не заставит

Умирать и убивать!

 

Будет снова что-то там,

И бедлам, и татарам,

Но гнездиться очень важно,

Это хома знает сам.

 

Ведь пока гнездимся мы

Средь войны-тюрьмы-чумы,

Мы пред Богом точно живы

И дотянем до зимы.

 

Хома видит хомьи сны,

Как сломался зуб войны.

Будем греться друг об друга

И дотянем до весны.

Взрослые и дети,

Ни за что на свете

Не ходите в прошлое,

В прошлое гулять.

Там такое деется —

Могут там стрелять

По живым по людям,

По тихим городам.

Мы с тобой не будем,

Я тебе не дам.

Там грозит ракетами

Злобный великан,

Там в руинах Герника,

Там дымится Кан,

Там кидают бомбами

В маленьких детей —

Не ходите в прошлое,

Страшно там, ей-ей.

 

Об эффекте бабочки

Слышал ты, дружок?

Это если в прошлое

Сходишь на часок,

Там раздавишь бабочку,

Хоть и не со зла,

Возвратишься к ужину —

А кругом зола,

Дома нет и города,

Сдвинулся весь свет,

И тебя-то, собственно,

Тоже больше нет.

 

Танечка и Ванечка,

Вот и весь мой сказ:

Вы убьете бабочку —

Бабочка

Убьет

Вас.

Послушай, я вскормлен ее молоком, обколот ее мышьяком

Я вскурен в подъезде ее косяком, я порот ее ремешком

Я знаю о ней очень много всего — как прятаться и убегать.

А мне говорят — это родина-мать. Она же твоя благодать.

 

Оять и Шексна, бесприютная глушь, какая-то зыбкая гать

А мне говорят где другую возьмёшь неважно же где выживать.

Мы выживем всюду, мы сможем везде, покуда внутри Карлеон

Я не присягал этой стремной звезде, не жаждал малиновый звон

Я просто родился на свет голяком, надеясь кого-то любить,

Не знав и не думав еще ни о ком, кто хочет и может убить.

 

Мы все тут паломники, тихо идём навстречу сиянью вдали

Под градом и зноем, в пыли, под дождём — борясь с притяженьем земли,

Куда бы ни вынес прибой ветровой, сражаться с теченьем вотще —

А мне говорят: не бесите конвой. Конвою непросто ваще.

 

Пожалуйста, мать. Извини, я пойду. Мне кажется, я сирота.

А быть сиротой и смотреть на звезду — моя от рожденья мечта.

Свободней сирот только кто не рожден, но жить и идти — это план.

Привет вам, Франческо. Я тоже планктон. Но может быть, левиафан —

Всего только транспорт для глупых Ион, и тоже нам Господом дан.

Вот я стою на нашем донжоне

Уже по-всякому на ненашем

Машу флагштоком с клетчатой тряпкой

Это был фартук нашей кухарки

Надеюсь что там поймут меня верно

Хотя надежды на это и мало

Понимаешь ничего я не знаю про вины

Но земля уплыла уже наполовину

И слоны уже кажется потонули

Лишь одна черепаха не ведает хули

Ведь она земноводная ей-то просто

Обратно всплывет через лет девяносто

Принесёт на панцире мир и прощение

Да нам бы дожить до ее возвращения

 

Понимаешь у тебя там бьют по Одессе

А у меня небольшой эксцесс на эксцессе

У меня несомненно не проблемы и были

Милый мой, как же мы до такого дожили

Наши худшие вины наши лучшие вина

Ты же помнишь делили тебе половина

И мне половина — и оба безвинны

Мы смотрели на звезды со дна колодца —

Убивают — беги, живи где живется

И ты в самоволку, и я в самоволку,

По собственной воле, смеясь втихомолку…

Понимаешь от меня очень мало толку.

 

Да кто же не хочет покончить с собой, да все же хотят всегда

Не ври, что ты полюбил свою жизнь, текущую, как вода

 

Несущую пыль несущую боль несущую все подряд

Порою немного несущую свет, порой несущую яд.

 

Не ври, что ты справляешься с ней, а не она с тобой:

Тебя не звали, потом позвали, по сторонам конвой.

 

Но что ж оно так порой хорошо, когда любовь и тоска,

И мир зовёт себя разглядеть, и тужатся облака,

 

И каждый цветик взывает — глянь, я ради тебя цвету,

И понтифексы строят мосты, а ты стоишь на мосту

 

И с удивлением смотришь вниз, на воду долгих веков:

Какой-то там проплывает труп. Но нет у меня врагов.

 

Ах, нерождённый, маленький друг, свободнее всех вокруг

Он сам себе и жена и муж и друг и цветущий луг

 

Он сам себе и корабль и плот и целый фламандский флот

Да вот беда — пока его нет, никуда он не отплывет.

 

А если быть — непременно плыть, куда уж можно доплыть

Как больно жить, но больней не жить: ничего и не утолить,

 

Так будем живы, пока живём, из жизни сделаем культ,

Поскольку это и есть поход: похоже, что Deus vult.

 

Когда бы сюжет не владел канвой, зачем он тогда был дан,

Когда бы не было Бога, какой и я тогда бы был капитан?