Chretien de Troyes, Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Можно ли как-нибудь вдосталь наобниматься?
— Нет, к сожалению, говорит Кретьен и глядит всё дальше и выше.
Нет, говорит его госпожа, сохраняя невозмутимость.
Нет, говорит Раимбальдо Вакейрас, кусая пальцы, замученные гитарой
Да и мечом: одно было выбор, другое — встал да поехал.
Встал да поехал, солдатики, будем играть в солдаты.
Нет, говорит мой друг Бодуэн, наматывая на запястье
Прядку светлых волос, что ему привезли из Акры
(Гроб не открыли — соль, несколько дней и тутошний август).
Нет, подтверждает его Мари по ту сторону солнца.
Нет уж, увы, вздыхает граф Онфруа, вставая с молитвы
Стройно и прямо, почти ни о чем не жалея,
Кроме сего одного: невозможно вдосталь.
Нет, нагнетает далекий парень Петрарка (вскоре родится).
Нет, утверждает какой-то Пушкин у Чёрной Речки.
Нет, сообщает Осип Эмильевич странный и полудохлый,
Весь вообще сумасшедший, но кроме объятий.
Нет, говорит Кримхильда, глядя в огонь, где горят ее братья.
Нет, соглашается Ланселот, выходя на турнир неправды.
Нет, а на нет и суда ведь нет, кивает с креста Единственный Самый,
Руки раскинувший, чтобы обнять всех сразу.
 
Что же нам делать? Что же теперь нам делать?
Миленький, что ж они жалобно так, солдаты,
Эти солдатики вечные да на марше,
Что ж они жалобно так — уходя, распелись —
Будто покудова жизнь, потуда разлука,
Даже в руках сжимая, молишь — останься:
Взрослых людей не бывает, каждый к груди приникает.
 
Что же нам делать под эту бОльную песню —
Не обниматься? Миленький, это не выход.
Выход, но только туда, куда выходить не стоит.
Господи, обними, обними нас всех и покрепче,
Мы непременно ответим. Уж как умеем.
Песнею ли солдатской, а то и всей своей кровью
Века людского короткого, созданного для объятий,
Не для разъятий.
Chretien de Troyes, Hainaut-Constantinople, Стихи

Что-то не так? Вернее, больше не так,
Чем как обычно, когда немного не так?
Сколь хорошо осознание — ты дурак:
Ты и удачник, и спрос с тебя на пятак.
 
Брат твой Кретьен без дороги едет во тьму,
Брат твой Раймбаут в слезах надевает плащ.
Ты же держись, как нищенка за суму,
Как за костыль — хромой, и не плачь, не плачь.
 
Нет безопасной любви на этой земле,
Вот нелюбовь безопасна, как смерть во сне.
Вместо гробов будут яства на сем столе,
Только дождись утонувшим пловцом на дне.
 
Всем непременно отмерит щедрой рукой:
Верному — храм, вопрошающему — ответ,
Нищему — денежка, любящему — покой:
Это когда можно просто сказать — привет.
 
И развернуться бестрепетно, не боясь,
Всё обнимая и видя, как мира много…
Часто хорошим парням нужно мордой в грязь,
Чтобы увидеть яснее себя и Бога.
 
Брат твой Кретьен обернулся, машет во мгле,
Брат твой Раймбаут смеётся, плюет на всех:
Нет безопасной любви на этой земле,
Предохраняться бессмысленно, да и грех.
Chretien de Troyes, Стихи

Шёл бедняк по лесу, нашёл себе принцессу,
А к ней и её мужа — для противовесу.
По осени лысеет милое гинкго,
Золото осыпалось наполовинку,
Но что-то остаётся, пока нам и довольно,
Хотя и вероятно, что после будет больно.
 
А кабы мое сердце в ночи разорвалось,
То это бы и даже за смерть не считалось,
А просто шёл по лесу, вышел на поляну,
Нечему дивиться — вот я и не стану.
Лучше двину дальше в поисках света,
В поисках того, чего на свете нету,
А вот в полумраке может отыскаться.
Кто есть сам у себя, тому нечего бояться.
У кого есть Бог, ничего тому не надо,
Даже и тебя — впрочем, вру, моя отрада. 
 
…А если я умру, ты не беспокойся.
Но живым я смерти не дамся, не бойся.
Chretien de Troyes, Hainaut-Constantinople, Honfroy de Toron, Стихи

Старый товарищ, древний ловчий,
Что же встаешь ты с смертного дна —
Боли больнее, любови проще,
Грустнее грустного слона?
 
С каждым ударом, как и вначале,
Хоть и хотим мы, хоть не хотим,
Столько столетий и даже дале
Будет под сердцем вставать Хаттин.
 
Просто смириться, проговориться:
Нет, не проходит и не пройдёт.
Значит, собраться и научиться
С этим все так же идти вперёд.
 
Что там случилось, чьею властью
Мы оказались здесь и сейчас —
Это неважно в общем несчастье:
Мы друг за друга и Бог за нас.
 
Жизни удар приняв, как алапу,
Просто прими, иного не жди,
Что и больная звериная лапа,
И мёртвый папа болят в груди.
 
Можно ли знать на земле трёхмерной,
Что никогда никто не один?
Что-то подходит близко, верно,
Но в этот раз мы победим.
Chretien de Troyes, Hainaut-Constantinople, Стихи

Кроме боли есть много всего на свете.
Например, иногда рождаются дети.
Долгожданные дети, новые люди,
Те, которых никто даже бить не будет.
А еще бывают стихи и песни,
Что едва умрёшь — позовут: воскресни.
И собаки, и соколы, и лошадки —
Все, что ты любил, когда был в порядке.
 
Иногда еще кто-то кого-то любит,
Пока смерть друг от друга их не отрубит,
И не просто любит — имеет право
Просыпаться рядом назло канправу,
Или не назло, без трагедий всяких —
Говорят, бывают счастливые браки.
 
Видишь, сколько блага кругом, мой рыцарь.
Отчего ж тебе хочется удавиться,
Опустить оружие, сдаться без боя
Оттого, что я уже не с тобою?
Без тебя в море мира довольно соли.
Ты ведь кто-то, помимо меня и боли.
Бог рождал тебя для чего-то кроме
Общей крови из глаз о сгоревшем доме.
 
Нету жизни своей — так живи чужими,
Повторяй перед Господом своё имя,
Помогай каким-нибудь бедным-сирым,
Помирись уже с этим мерзким миром,
С этим милым миром, где хоть и криво —
Мы с тобою где-то когда-то живы,
С этим Божьим миром, где честь по чести
Мы с тобою где-то когда-то вместе.
Chretien de Troyes, ерунда, Стихи

…Был меж ними Амор, на уловки хитёр:
Убивал и лечил он прекрасно
И, по слухам, любил двигать сонмы светил
(Но вот как — совершенно неясно).
 
Тридцать восемь мечей на турнир он привёз,
Чтоб вонзать их влюбленным в сердца,
Но потом, как-то выяснив этот вопрос,
Ни один не вонзил до конца.
Chretien de Troyes, Honfroy de Toron, ерунда, Стихи

Я был Анонимом Тулузским
И мне было очень непросто
Но как-то я справился с жизнью
И все рассказал как было.
 
Я был и графом Торонским,
И мне было даже больнее,
Но как-то я справился тоже
И след заровнял за собою.
 
Я был Тибодо Шампанским,
И как же было обидно
Так мало побыть, так мало!
Но справился, примирился.
 
Я был поэтом Кретьеном —
Ох, как же больно-то было!
И справился, в общем, не очень,
Не дописал, но доспасся.
 
Я был и Марко Кортезе —
Вот уж попал в мясорубку!
Но справился на отлично,
Теперь мне уже не больно.
 
Я был трубадуром Гильемом,
Спасался путём суицида.
Но, как ни странно, спасся.
Хоть было весьма непросто.
 
Я еще буду и буду,
В снегах большой ретирады,
Под Одрином в горькой битве,
Бессмысленной и беспощадной.
 
И всякий раз будет непросто,
Но справимся, дай-то Боже.
И за себя среди прочих.
В хорошей компании легче.
Chretien de Troyes, Hainaut-Constantinople, Стихи

Направо пойдёшь — потеряешь коня,
Налево пойдёшь — потеряешь меня.
 
И нет вариантов совсем без потерь,
И что тебе, миленький, делать теперь —
 
Решай на местах, хорошо выбирай,
Решишь умирать — хорошо умирай,
 
Живи как живётся, да только любя,
А я ни за что не оставлю тебя.
 
А если оставлю — и то не навек.
Довольствуйся малым: что ты человек.
 
Порой и не хочешь — уносит волной.
И как ни тянись, ты уже не со мной.
 
Но это не страшно. Но страшно не это.
А страшно одно — не собой умереть.
На голую правду не бойся смотреть:
Она никогда не одета.
Chretien de Troyes, Стихи

Я чувствую время как воду,
Помноженную на пространство.
Оно сокращает свободу,
Однако даёт постоянство
 
Своим непрерывным течением,
Весь мир обращая в дорогу.
Дорога имеет значение,
Движение в сторону Бога.
 
Но всё-таки больно, пожалуй,
Когда по годам и невзгодам
Дрейфуют суденышки малые
Одно от другого по водам.
 
И дело в беде ли, обиде ли,
Во времени — кто его спросит…
Друг друга мы некогда видели,
А ныне теченьем разносит.
 
А может, и благо раздаться,
Размыкнуться, словно не чей-то.
Над смертью легко посмеяться,
Особенно над своей-то.
 
И больше простора в просторе
Поможет увидеть, озвучить,
Что это великое море
Держать рождено, а не мучить.
Chretien de Troyes, Стихи

Сейчас я еще раз вот так поработаю,
Потом я еще раз вот так поработаю,
И точно наступит июль на земле.
И я, как Творец самой главной субботою,
Вздохну, потянусь, сине морюшко сфотаю
И сдерну, к примеру, в Нор-па-де-Кале.
 
Там дождик прохладный и все очень серое,
И небо такое прекрасное, серое,
И бродит невидимый грустный Кретьен.
Хвала тебе, сердце, живущее верою,
Что будет прохлада немереной мерою,
Что жизнь — это мягкий поток перемен.
 
Кто сам заблудился — дорогу укажет,
И Лев над землею в зените возляжет,
Как лев, что возлег на дороге к ручью.
Погаснет с рассветом фонарь Диогена,
И мы от работы проснемся блаженно
В июле святом, в невозможном краю.
 
Когда наш Творец сотворял этот час,
Творил Он, конечно, с оглядкой на нас.