Hainaut-Constantinople

3-я мировая, Hainaut-Constantinople, Стихи

Всё это было же, было, зачем оно снова и снова.
Список же этот зачитан, зачтён до последнего слова.
Вот беотийцы поперли, за ними данайцы, микенцы.
Венецианцы за ними. И даже корабль из Пьяченцы.
Фландрцы отстали немного. И вновь не увидятся боле
Тот, кто любил боле жизни, и та, что мечтала о воле.
 
Всё суета, этот ветер знаком от начала началий,
Что же он снова над нами? И что с нами станется дале?
То ли, что было со всеми, и снова пребудет и будет?
Мы же с тобой еще люди? И кто там по-прежнему люди?
 
Ты говоришь «мы же люди» — как будто хорошее что-то.
Скажем вот, птица Афины творит только Божью работу.
Видно ей сверху как прежде, поля ей по-прежнему злачны…
Боги бывают, конечно, по-прежнему неоднозначны.
 
Что-то неладное снова вокруг и внутри Эльсинора,
Тянется список и тянет плывущих за нами и с нами.
Роза при имени прежнем упала на лапу Азора.
Лапу задрал он и умер. С нагими мы впредь именами.
Hainaut-Constantinople, Стихи

Тот, кто дышит под водою, иногда не может над.
То, что кажется звездою, иногда порталик в ад.
С неба звёздочка упала прямо милому в штаны.
Если б это помогало, чтобы не было войны!


Вот звезда на дне Дуная, вот огни на берегу.
Я по-прежнему не знаю, доплыву ли, не смогу.
Брат мой ворон, не кружите, я по делу трех сестёр.
Сёстры вещие, скажите, что такое «невермор»?

Говорите, жив вернётся лишь дворцовый капеллан?
Брат мой смерть и брат мой солнце, как вам всем подобный план?
Молвит голос прикровенный: «Я желаю всей душой
Если смерти — то мгновенной, если раны — небольшой».

Я не спрашиваю, где ж те прошлогодние снега.
Друг мой Фолькер, марш урежьте, здесь минута дорога,
Переправа, переправа — так устроено всегда:
Кому память, кому слава, кому темная вода.

Долго мельницы мололи, возвращая прах во прах,
А на всё ли Божья воля — мы узнаем на местах.
Уважай свою недолю, заходи, как в отчий дом,
А на всё ли Божья воля — мы узнаем, как нырнём.

Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Так долго музыка текла
И продолжала течь,
Что се — остался у меня
Всего лишь день, а то полдня
На недозволенную речь,
Дозволенную речь.
 
Давно сработана стрела,
Что грудь мою найдёт,
Но раз доселе не нашла,
Есть время выпить жизнь до дна,
Хоть в этой чаше и сполна
Смешались желчь и мёд.
 
Благая часть — любить отца,
Снесёт ее не всяк.
Но быть с ним рядом до конца,
И быть весёлым до конца,
Не затыкаться до конца —
Ведь тоже не пустяк.
 
А вдруг да на́больший урок,
Что преподали нам —
Не сохранить именье впрок,
Не лучший выкроить кусок,
Не плыть куда река несёт,
Но смочь глядеть по сторонам,
Когда кричат «вперёд» —
 
Чтобы, когда погасят свет,
Найти свой путь в ночи,
Ни бед не помня, ни побед,
И может, скажут (или нет):
Ну и дела — погашен свет,
А музыка звучит.
Chretien de Troyes, Hainaut-Constantinople, переводы, Стихи

Лэ о безголовом рыцаре / Lais do chevalier sans teste (Anonimous)

Начало у этого лэ, написанного неизвестным подражателем Кретьена де Труа, настолько традиционное, что легче коротко его пересказать, чем переводить еще несколько страниц. Все начинается как обычно: нелюбимый муж, молодая несчастная жена и наконец-то достойный ее любви кавалер. Самое интересное происходит в конце. Continue Reading

Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Если проснешься от тягостной боли
Где-то меж сердцем и сном,
Если проснешься в неволе-недоле,
В доме, который не дом,
 
В доме, в котором мы жили да были
До подступившей волны,
В доме, в котором про нас позабыли,
Раз удержать не вольны,
 
И, разбирая сквозь сонную пленку,
Что не взаправду ты там,
Мы оторвались, а рвется где тонко,
Я говорил это сам —
 
И, разбирая, что все по-другому,
Коротко боль проглоти,
Скажем спасибо друг другу и дому,
Стации в долгом пути
 
Или в недолгом… Но весело было,
Хоть утекло через край…
Если негаданно сердце скрутило,
Вовсе проснешься, а не отпустило —
Вспомни, что ты же меня разлюбила,
И засыпай, засыпай.
Hainaut-Constantinople, Стихи

В синем море корабли.
Не читай до середины —
Этот список очень длинный,
Хвост теряется вдали.
 
А на первом корабле —
Дева-Матерь с Божьим сыном,
Мир долинам и вершинам,
Мир и людям на земле.
 
На втором на корабле —
Император в ало-златом
Облачении богатом,
Только в пепле и золе.
 
Его руки не чисты,
Его сердце тяжче камня —
Выбирали ль, выбрал сам ли,
Всяко это будешь ты.
 
А на третьем корабле —
Все друзья твои родные,
Их гербы в морской стихии
Еле видимы во мгле.
 
А на сотом юиссье —
Где-то списка в середине —
Та, кто с первых дней доныне
Сердце, радость, бытие.
 
Вот она к тебе плывёт
По волнам да в пасть закону:
Все кораблики потонут,
Просто каждый в свой черед.
 
Выйди, солнце, поскорей,*
Передай моё посланье,
Императора согрей,
Он замерз от ожиданья.
 
На земле такой большой
Жил он быстро, верил в Бога,
И хотя прожил немного,
Умер очень хорошо.
 
Спи, покуда не прейдет
Этот мир травой на склоне,
Твой кораблик не потонет,
Как-нибудь да доплывет.
 
 
* Jesce jesce sole
scagliento imperatore
(Детская неаполитанская песенка)
 
Hainaut-Constantinople, Стихи

Всем ведомо, что в теле есть душа.
Дыханье — это взгляд души наружу.
Темна ли жизнь была иль хороша,
Приходит время выдохнуть и душу.
 
А то и с кровью вытечет в песок,
И дальше вдаль и ввысь, в страну-до-детства,
И путь ее так горек и высок,
Что не познать его и не вглядеться,
 
Никак не уложить в твой смертный час,
Не объяснить словами или снами,
Как то, что здесь останется от нас,
Надежды паче снова станет нами —
 
Ты бросишься ко мне, опять дыша,
Вернув себя в себя неотменимо…
Я знаю, где находится душа:
Вот тут, где больно просто нестерпимо.
Hainaut-Constantinople, Стихи

И смерть моя была ужасна как смерть
Но прекрасна как прекращение жизни
В которой оставалось зияющее отсутствие
Единственного необходимого смысла жизни
Принявшего образ раба, в подобии человеческом
Даже дважды в подобии потому что женщина
Венец так сказать шестоднева творения
Зачем после женщины творить хоть что-нибудь
Хорошо получилось Господь подумал
Наконец получилось совсем хорошо
И заснул спокойно — дело доделано
Просыпаешься, думаешь — здравствуй, милая
Засыпаешь и думаешь — до завтра, милая
Стоило спать, просыпаться стоило.
 
Об этом знают птицы небесные
Об этом знают люди неместные
Как мало стоят сапоги эти красные
Как мало стоят дороги опасные
Когда не расскажешь когда не покажешь
Когда если свяжешь — все одно не развяжешь
Для развязывания нужны другие руки, женские
Мы мужчины только связывать и годимся
Очень крепко связали меня моя радость
И обетами этими и цепями верёвками
Не развяжешься сам только смерть и развяжет
Развязаться уже со всей этой историей
Развязаться и стать наконец свободным
И брачные узы и вассальные узы
И сеньора узы — все они не вечны
Только брачные узы оставь, если можно,
Это даже не цепи, это сцепленные
Руки, которые сами сцепляем.
 
Умираешь и думаешь — чёрт, как же больно
Бог, как же больно, нельзя ли полегче
Но не орать же теперь, не позориться
Нет уж, умру красиво, как в книжке
Как в романе Кретьена, как в святом писании
Как у нибелунгов в окровавленном зале
Очень маленький зал но и я же не крупный
Я оказывается тоже и мал и не вечен
На глазах умаляюсь и это не страшно
Кому-то расти, а кому — умаляться
Как оно говорится — достойно и праведно
Умираешь и думаешь — здравствуй, милая.
Hainaut-Constantinople, Honfroy de Toron, Стихи

Стойкий стоик мало стоит,
Если толком не стоит.
Чем он сердце успокоит,
Чем он смерть опередит?
 
В жизни стОящего много,
Но так много и болит!
Как же тяжко верить в Бога —
Бог сдаваться не велит.
 
И завидовать не стоит
Не дожившим до седин:
Стойкий стоик много стоит,
Если выстоит один.
 
Ни за что в окно не выйдет,
Будет стойко спать и есть,
И когда никто не видит,
Оставаться тем, кто есть.
 
И звезда на дне колодца
Та же, что над головой —
Чёрный ворон не дождется,
Я стою, пока живой.
 
Что-то мглою небо кроет,
Жизнь по капельке берёт…
Стойкий стоик мало стоит,
Если стоя не умрёт.
Hainaut-Constantinople, Стихи

Довольно с собой лукавить,
Всё кончено и конечно.
Когда ничего не исправить,
Давай-ка думать о вечном,
 
Покуда чертова память
Свой нож из сердца не вынет:
Создаст ли Господь тот камень,
Который Он не поднимет?
 
И сколько ангелов Божьих
Поместится на иголку,
Сумеет, осилит, сможет —
А главное, что в том толку?
 
От мира, Божия мига,
Не вырваться — сам отпустит…
Никто не закончит книгу,
Не дописал, да и пусть бы.
 
И резко кончится воздух —
Знать, фландрский гусь белокрылый
Пролетный на краткий отдых
Присел твою могилу —
 
Могилы, впрочем, не будет,
Коль скоро причтен к злодеям…
Sic transit gloria mundi.
Sic venit gloria Dei.