Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Что за плащ, Господня милость,
Не снимать бы век его!
Ничего не износилось,
Кроме сердца твоего.
 
Ничего не поломалось,
Кроме жизеньки одной.
Рядом с прочим это малость,
Мир большой и не дурной.
 
Что же, маленький паломник
На огромном корабле,
Кто-то любит, кто-то помнит,
Кто-то знает на земле,
 
Как ты плакал и смеялся,
Как во тьме ночной старался
Свою музычку играть,
Как ты смерти не боялся,
Но боялся умирать.
 
Ну держись, Земля Святая,
Говорят, в тебя врастают,
Говорят, ты Божий дом…
Птицы яркие взлетают,
Волны ходят ходуном.
 
Жизнь считай что на исходе,
Ты не ведаешь того.
Мир прейдёт, но не проходит,
Не проходит ничего.
 
Будет сильный, будет властный,
Будет тот, кто нить порвёт…
Пой, поэтишка несчастный,
Кто-то где-то подпоёт.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Можно быть очень хорошим поэтом
И умереть как дурак,
Можно быть славным парнем при этом
И умереть как дурак.
 
Можно быть вовсе не виноватым
И угодить впросак,
Можно быть бедным и даже богатым
И умереть как дурак.
 
Можно быть добрым рыцарем или
Средним, ни так ни сяк,
Можно быть тем, кого все забыли,
И умереть как дурак.
 
Где-то тот самый гриф летает,
Высмотреть ждёт меня,
Но вот гитарочка всё оправдает,
Ноточки всё хранят.
(Невмочки всё хранят!)
 
Можно до смерти бродить по свету,
Чтобы не умирать,
Но нет причины музыку эту
Переставать играть.
 
Больно, не больно — а щиплешь струны,
Помня, как помнит всяк:
Можно попасть в жернова фортуны
И умереть как дурак.
 
Что ж, не о музычке и молиться
Смысла большого нет:
Нет, не спасает, да только длится,
Длинный бросает свет.
Raimbaldo, Стихи

В доме повешенного не говорят о веревке,
По крайней мере открыто: мол, слово на букву «вэ».
Куда безопаснее — о ядерной боеголовке,
О международной политической обстановке,
О разнообразных голосах в своей голове.
 
Но если прислушаться — чисто апофатически
В доме повешенного не говорят ни о чем другом,
А всякого, кто этой темы не переносит физически,
В доме повешенного считают личным врагом.
 
В доме повешенного царит своя атмосфера,
Хозяин с петлей на шее гостям наливает двойной бурбон.
Это отличный повод потолковать о вопросах веры,
О Канте, реинкарнации и способах похорон.
 
Гости пришли и ушли. То и другое — Господня милость:
С ними чуть менее страшно, без них — попроще дышать.
Но почему-то даже собака, скуля, под кровать забилась,
А я туда не помещусь. Пожалуй, время сбежать.
 
…Папа, прости, прости. Я мог бы выдержать даже.
Стать подмастерьем веревочника, правой твоей рукой,
Председателем тайной ложи, свидетелем явной лажи…
В доме повешенного не заметят моей пропажи,
А если когда и заметят, я буду уже за рекой.
Raimbaldo, Стихи

Я всё вам отдал, всё, что мог,
Но беден дар мой был:
Лишь крышу я на ваш порог
Да ласты положил.
 
Конкретно сдвинутый чердак
Под тяжестью мыслЕй
Да ласты, склеенные так,
Как клеит суперклей.
 
Я всё вам отдал, всё, что мог:
И белку, и свисток,
И неразменный пятачок,
Что сызмальства берёг,
 
Тепло родного камелька,
Кораллы и кларнет,
И даже то, чему пока
Названья в мире нет.
 
Своё добро я сорок дней
Сносил на ваш порог —
И капли датских королей,
И аленький цветок,
 
И неподвластное уму,
И шарик из стекла…
А вы сказали: «Но к чему
Мне столько барахла?»
 
Недолгий выдался рассказ!
Что делать мне теперь?
В последний раз взглянуть на вас
Сквозь запертую дверь
 
И молча мужественно прочь
Уйти с большим мешком,
И в дальний путь в глухую ночь
Отправиться пешком.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Погоди взахлёб дышать —
Не пускает родина.
Из Коровина сбежать
Можно лишь в Коровино.
 
Или все же шансы есть?
Ставши чистой жаждою,
Превратиться в птицу-весть
Всем, а то и каждому,
 
Что великая река
Тоже настоящая,
А цена невелика —
Жизнь, и так пропащая.
 
Если реку перейти
В светлый праздник Троицы,
Может быть, назад пути
Всё-таки закроются,
 
Дуб, терновник, бересклет,
Рваные сандалики —
Не по кругу, а вперёд,
Мой паломник маленький.
 
Под ногами мост поёт
О невозвращении.
Это не о страхе, нет —
Это о прощении.
 
Безымянен и один,
Как же дышишь просто-то!..
Спросят: парень, чей ты сын?
И ответишь: Господа.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Какие ученики мы —
Хоть собственное бы имя
Запомнить, выучить твёрдо:
Носить кое-как (гордо).
 
Вот скажем, замок Вакейрас.
В его кривоте уверясь,
Попробуй, свали-ка, ну-ка:
Родина — та еще сука.
 
И даже когда свалишь,
Достанет, подкатит залежь
Конкретного бурелома:
Не вырвешься — быть ведомым.
 
И имя его пристанет,
Твоей фамилией станет,
И чтоб от него отслоиться,
Придётся… Эх, не годится.
Всю жизнь, вашу мать, учиться?
 
Но жизнь одному учит:
Нельзя никого мучить.
Нельзя никого дрючить —
Потом самого скрючит.
 
Живи себе, будь верным.
Кому обещал — верным.
Пока еще пусть трёхмерным,
А станешь десятимерным,
 
Поскольку святым быть просто,
Хоть в десять, хоть в девяносто,
Поскольку в жизни довольно
Не делать другим больно.
Raimbaldo, Стихи

Он мягко, но твёрдо отстранил её,
Он весело, но грустно посмотрел ей в глаза
И сказал: природа возьмёт своё,
То есть все умирают, а иначе нельзя.
 
Умирает кот, умирает хомяк,
Умер даже сам Бог — говорят, что за нас,
И выходит, без этого вовсе никак,
Но пока мы всё живы, значит, кто-то нас спас.
 
Так красив мир Господень, а значит, и мой,
О другом, если честно, неохота просить,
Но покуда нас не накроет тьмой,
Мы изрядно успеем еще потусить.
 
Представляешь, наше время — обратный отсчёт,
Вот и спорят дураки, лучше быть иль не быть,
Но покуда природа нас любить не придёт,
Мы изрядно успеем друг друга любить.
 
Ну и жалко, ну и славно, отвечала она,
Очень умно, но глупо глядя взглядом во взгляд:
Очень страшно, но спокойно, когда жизнь одна,
Очень грустно, но весело, что ни шагу назад.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Над бедностью, неволей
Болезнью и нуждой,
Над долгою недолей
И темною водой
Парит в сиянье славы,
Поёт, как птица-жар,
На смех святое право,
Святого Духа дар.
 
Над страхом, Боже правый,
Над теми, кто сильней,
И даже над костлявой —
Над нищенкой Твоей,
Что поступью старушьей,
Ища побыть в тепле,
Выклянчивает души,
Слоняясь по земле.
 
Над местью и злословьем —
Ни плач, ни смех не грех —
И даже над любовью:
Она смешнее всех
И первая смеётся,
Не ведая постов,
Маша со дна колодцев,
Над рощами крестов:
 
«Адам и Ева, сбросьте
Одежды из листвы:
Под кожей всяко кости,
А под костями — вы.
И я свирелью полой
Пою со дна костей:
Нет чище правды голой
И нет ее святей.
 
Капут придёт, конечно,
Всему он голова,
Но смех пребудет вечно,
Покуда я жива.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Есть, Раимбальдо, такие люди —
Они родителей любят.
 
Видеть хотят, скучают и чают
Слышать, когда отвечают.
 
Голосом отчим дела решают,
Маминым — утешают.
 
Носят фамилью по доброй воле,
«Мама», кричат от боли.
 
Снами в минувший дом уплывают,
Колыбельные напевают
 
Сами себе, чтобы вспомнить о свете —
Когда ты еще не в ответе
 
Ни за себя, ни за всё, что в деле
За пределами колыбели.
 
Что ж ты, уродец такой убогой,
Кроме «Прошу, не трогай»
 
Не сохранил для родной-то крови
Иной никакой любови?
 
Всю раздарил чужим на чужбине —
Проку в подобном сыне,
 
Пишущем с моря тряской рукою —
«Просто оставь в покое».
 
С малой припиской — люблю, целую.
До встречи, аминь, аллилуйя.
 
Вот, запечатай в бутыль — и в воду:
Катится мир твой к исходу,
 
Ты примиришься с родиной малой,
Но не сейчас, пожалуй.
 
А письмецо пусть плывёт по волнам,
Божьей любовью полным,
 
Будто в любовь от любви приходящий
Ты не совсем пропащий.
 
Пусть уплывает в стеклянном конверте,
Встретитесь после смерти.
Hainaut-Constantinople, Raimbaldo, Стихи

Образованный чистый сытый
С золотым трофеем в руках
Я въезжаю будто не битый
В триумфальную арку нах
 
И никто вовек не узнает
И не спросит накоротке
Кто там тихенько так рыдает
В триумфальной моей башке
 
У какой расспрашивать двери
Что окажется отперта
Отчего и куда потерян
Этот маленький сирота
 
Как тележку бомжик толкает
Как Эдип на плечах — судьбу
Я улиткой свой дом таскаю
За собой на своём горбу
 
Всё осилю, себя забуду
Но лопатки всё сводит зудом
Тёмный голос, животный миф,
Потому что уйти оттуда
Не дано мне, покуда жив.