Из правого вышло битое,

Из истинного — забытое,

Из умного — бесполезное,

И звезд исполненной бездною

Законец нравственный кроется,

Как крылся диспут о Троице

Простой оплеухой Арию:

Сам Бог не слушает парию.

 

А может, всё-таки слушает?

Пропасть не даёт начальному,

Коль скоро недоразрушенный

К источнику беспечальному

Придешь с прямотой солдатскою

Без всякого опасения —

Пока из любви дурацкой нам

Выходит одно спасение.

Белая береза

Знает, что почём:

Принакрылась снегом,

Словно епанчой.

О своём бессилье

Плачет день и ночь.

Белая берёза,

Как тебе помочь?

«Как бы мне, березе,

Перебраться нах?

Я б тогда не стала

Гнуться на снегах,

И качаться тоже —

Не люблю качков!

Мне бы, милый Боже,

Вжух — и был таков».

Белая берёза

Знает, сила в чём:

В ней вражда к морозам

Бьет живым ключом,

И не зная наций,

Ценит свой досуг,

Для организаций

Кажет голый сук.

Как русский уходит, шарахнув дверью,

Как немец уходит маршевым шагом,

Как турок — с гиканьем и по кОням,

Француз уходит быстро и больно,

Испанец — кровь отирая с кинжала,

Араб — замок вынося ударом,

Так англичанин совсем не уходит,

А отворачивается к камину,

Спокойной рукой набивает трубку

И ждёт, когда вы уйдете сами.

За то войну и прозвали Столетней.

(Но не дождется!)

Горше десятка тризн

Светлее любимых черт

Твоя дурацкая жизнь

И твоя прекрасная смерть

 

И твой непрерывный ты

Качаешь их колыбель

Строишь-разводишь мосты

Сажаешь суда на мель

 

Страдаешь что не успел

Или что слишком успел

Такой-то плод не созрел

Такой-то, мол, перезрел

 

А капли-миги любви

Ради которой ты здесь

Слагают в твоей крови

Свою богоданную песнь

 

Взрывая весь эскапизм

Касанием яви во сне,

И твою прекрасную жизнь,

И твою дурацкую сме…

Море такое морское,

Что перед ним неудобно:

Быть бы настолько собою,

Только себе и подобным!

 

Птица взметает крылья,

Волны взметают пену,

Сметая без тени усилья

Песочные наши стены,

 

Движением вечным-мгновенным

Доказывая прибрежным,

Что можно быть неизменным,

Ни мига не будучи прежним.

 

А ты-то зачем несчастен,

Когда есть большое такое,

К которому ты причастен

Как к Божьему непокою?

 

И море горе разводит

Водой, словно плотным светом,

Мол, всё и всегда преходит,

Собой оставаясь при этом.

 

Ведь море и пахнет морем,

И бьётся змеёй морскою,

Всегда рифмуясь не с горем,

А с Божиим непокоем,

 

И птицы, звери морские,

Ныряют ловить удачу,

И люди, дети людские,

Глядят и больше не плачут.

Как нельзя было жить на Второй мировой,

И на Первой считай что никак,

На Столетней кирдык, в Альбигойской — отстой,

В Утремере — особенный мрак,

 

Так нельзя и сейчас, ну, поменьше нельзя,

Но мы всё же живём и поём,

И рожаем детей, и стремимся в друзья,

И хотим рассказать о своём,

 

И любой среди нас, бесполезен и сир,

Вдруг очнется ценнейшим из нас,

Славя Бога уж тем, что мы видим сей мир

И друг друга, и любим подчас.

 

Наблюдатель, проснись: без тебя не пройдёт

В Божью летопись этот цветок.

Твоя глупая жизнь, весь твой личный отсчёт —

Все, что ты захотел и не смог.

 

Но, летящий в пыли на своих почтовых,

Не просящий почти ничего,

Говоришь, ты не веруешь в Бога живых?

А однако же славишь Его.

Чуть родившись, он сразу спросил:

Для чего все устроено так?

Мире сильный, лишившийся сил,

Отчего ты столь горек и благ?

 

Наслаждаясь убогим теплом,

Для чего ищем бреши вовне,

Но спасает свой маленький дом

Только вставший в проломе в стене?

 

Эту нежность, рожков перепев,

Капли снега на тёплых руках —

Неужели, распад одолев,

Мы удержим в надвечных веках

 

Дорогою ценою кровей,

Заставляя любимых страдать

Каждой бóльною раной своей —

Отчего так болит благодать?

 

Для чего мне дана эта нить,

Не спросивши — приму, не приму?

Как невечное мне единить

С непреклонной любовью к нему?

 

Но никто не ответил ему,

Не поняв его птичий язык —

Слабый писк, вопрошанье во тьму,

Где он с Богом бороться привык,

 

Где он был в тишине-теплоте

Всепостижен к началу игры,

Зная всё о звезде и кресте,

Что теперь позабыл до поры.

А как в горнице у нас да не подмéтено.

Не было резона жить — да и нет его.

В списках Санты этот дом век не значится,

Спит моряк на дне морском и не плачется.

 

Ну и спи себе, моряк, до последних труб,

Раньше срока воскресать — ты не так уж глуп:

Тут скольженье рыбьих стай, гад подводный ход —

Ход истории пускай над тобой идёт.

 

Не заметил капитан, что ты зá борт смыт —

Он, наверно, снова пьян или тоже спит,

Ожидания песок скоро высыпется —

Завтра снова будет жизнь, если выспаться.