Ежик свёрнут калачом,

Спит и плачет ни о чем.

Очень ежику тревожно,

Сны и то смотреть не можно,

Чтобы были эти сны

Без печали и войны.

А чего война войнит?

Вот же, братцы, факинг шит!

 

Дождик с неба кап-кап-кап.

Ходит в море древний краб.

Он давно тут обретался,

Он такого навидался!

Столько трупов повстречал,

С каждым честно помолчал:

Ты откуда, морячок?

На тебе какой значок,

Что за землю вспомнил ты

На пороге темноты?

Для чего свой дом оставил,

Для чего война без правил,

Для чего ты был дурак —

Ради правды или как?

 

Ладно, ладно, морячок,

Ты молчок – и я молчок:

Ты ушел своим путём,

Всё проходит, мы идём,

Всё проходит, все пройдет,

Гаснет мир из рода в род,

А потом опять засветит,

Будут яблоки и дети,

Всё поймем и всё расскажем,

Сказки, песни, смерти даже:

Кто себя до дня хранит,

Тот полезных снов наснит.

 

Крабик, скушав всех на дне,

Поминает их во сне,

Ёж, в кулек свернувшись туже,

Посчитавши всех овец,

Спит иголками наружу

(вот и молодец!)

 

Бог на небе, ёж внизу,

Переждем дай Бог грозу,

Над землей большая плошка

Опрокинутой воды.

Спит клубочком теплый ёжка

Под лучом своей звезды.

Кто нас любит, кто в нас верит,

Кто-то ласково измерит

Наши жизни и пути,

Значит, спи и не грусти.

— Товарищ, верь!.. — но товарищ не верит,

Товарищ тупо устал.

Он молча смотрит в сторону двери,

На каменный пъедестал.

 

Товарищ знает: все будет скоро

Опять, как и до сих пор,

На бюст Паллады плюхнется ворон,

Заладит свой невермор.

 

Тиран подохнет — возбухнет новый,

Такой уж воздух у нас.

Звезда-то всходит, но цвета дурного,

Как чей-нибудь красный глаз.

 

Настанет день, и в краю зелёном

На груду руин и говна

Тихонько кто-то придет с баллоном

Писать и писать имена.

 

Как на картине, где дети в Париже

Отважно малюют «Paix» —

Труба пониже и дым пожиже,

Но тут вам не Сен-Тропе.

 

Тут всё просторы, а на просторах

Довольно трудно сбежать —

Рисуй вот граффити на заборах,

Сумей башку удержать.

 

Товарищ, знаешь — никто не остров,

Но кое-кто — островной форпост и

Блок-пост на слиянье рек.

Товарищ, верь — не в звезду, а просто

Что ты еще человек.

 

Товарищ, верь, меж нами двоими

Всегда натянута нить.

Не надо нигде писать моё имя,

Вот дали б просто пожить.

 

Но если не выйдет — что ж, не нежданчик.

И где-то в глуби страны

Какой-нибудь, верь, взойдёт одуванчик

Пленительной тишины.

 

Эх, родина-мать,

Ты б умела отпускать!

 

Уж как родина-мать

Не желала отпускать,

Крепенько вцепилася,

Объятьями обвилася.

 

Ты послушай меня, мать,

Стало трудно мне дышать.

Ты кончай меня душить,

Я хочу ещё пожить.

 

Ну уж нет уж, шепчет мать,

Продолжая обнимать:

Я одна тебя люблю,

Никому не уступлю.

 

Мама, мама, нету сил,

Долго я тебя любил,

Только больше не могу.

Все-таки сбегу.

 

Сохраню до темноты

Песни, что певала ты,

Фотографию со дня,

Где не била ты меня,

Где любила ты меня

Без верёвки, без ремня…

 

Я в любой земле спою

Песню старую твою,

Песни новые сложу,

Всё как было расскажу —

 

Но коль хочешь, чтоб осталась

От тебя какая малость,

Хоть и в семечке — прости,

Отцепись и отпусти.

Я тогда непременно приеду, сразу приеду,

То-то славно же мы затусим у синего моря,

На высоких горах, на обочине Эль Камино,

То-то крепко обнимемся, скажем — здравствуй навеки.

 

Погоди, вот закончится жизнь — тогда и устроим,

Вот такое устроим, что ангелы обалдеют!

 

…Приезжай скорее. Оленями, тройкой, дрезиной —

Я тебя так давно и так яростно дожидаюсь.

Просто стоять и смотреть растерянно,

Как в черноморских синих волнах

Русский военный корабль уверенно

Следует строго по курсу нах.

Господи, каждый справляется с жизнью своею как может.

Это ведь так понятно, и Сам Ты знаешь, мой Боже,

Ты ведь и Сам сражался со всякой работой-заботой,

С разными дураками, говорившими — эй, да что ты?

И со своими присными — порой они хуже чем черти,

И со судом неправедным, и с непреклонной смертью.

 

Вот ведь у всех кредиты, хромое здоровье,

Дети и звери болеют, проблемы с любовью

(Ох уж любовь, главный дар Твой и главное горе!)

А ведь еще и работа, и тоска по тёплому морю,

А и не пишется книга, и тоскует старая мама,

И трудно купить атаракс, и сын — подросток упрямый,

И надо чинить очки, и надо идти к зубному,

Стойко идти по жизни от облома к другому облому,

Раз уж родился — держись и поставь себе нота-бене:

Так-то сладка эта жизнь, но она и горька не мене.

Будет любовь и горы, будут и горы горя,

Надо бы всё примирить, но оно не выйдет не споря,

С Тобою не споря.

 

Так отчего же нам, людям, из которых старается каждый,

Может прийти идея, может проснуться жажда

Сделать другому больнее, жахнуть с размаха,

Подсечь на коротком пути из праха ко праху?

В день, когда началась восьмидесятая мировая,

Я вопрошаю — зачем? А Ты говоришь — не знаю.

Всякому ведь, казалось бы, потребна сущая малость!

Вот тебе то, что осталось, когда тебя не осталось.

 

Стисни в кармане камешек, ключ от земного дома.

Спасибо этому дому. Пойдём теперь к другому.

Просыпаешься однажды —

А на стенке-то ружьё.

Был томим духовной жаждой,

А теперь не до неё.

 

Что болело, что горело,

Что зависит от меня —

Вы мне только будьте целы,

Остальное все фигня.

 

Избегая адской пещи,

Милый друг тяжёлых лет,

Удержись за просто вещи,

Неизменные как свет.

 

Вот он чайник, полный чаю.

А в бутылке — и не чай.

Ничего не обещая,

Если сможешь — приезжай.

 

На кровати — одеяло,

А на вешалке — пальто,

Потому что всё пропало,

Но осталось кое-что.