переводы, Стихи

Раз уж муж моей мамаши
Называется отцом,
Я скажу, что мой папаша
Вечерком, согрет винцом,
Взял меня за шкирку, и до порога
Препроводил, и отечески изрёк:
Хватит здесь, твою мать,
Место зря занимать!
Вот тебе впрок
Пять су, сынок —
И в дорогу!
 
Эй, Фанфан-тюльпан, ну-ка живо,
Черт тебя подери, вперёд!
 
Если молод ты и крут,
То в кармане пять монет
Хоть до Рима доведут,
И открыт весь белый свет.
Первый день я летел, словно птица,
А вот на второй с голодухи помирал.
Мимо шёл рекрутёр,
Предложил договор…
Эх, не выбирать,
Хочешь жрать —
Всё сгодится!
 
Эй, Фанфан-тюльпан, ну-ка живо,
Черт тебя подери, вперёд!
 
Чуть услышав пушек гром,
Я немедля осознал,
Как мне дорог милый дом!
Но когда я увидал,
Как старики-гренадеры честь по чести
Движутся вперед – я сказал себе: эгей!
Ну-ка, мальчуган,
Не дури, Фанфан,
Соберись,
Не трясись,
Вы же вместе!
 
Эй, Фанфан-тюльпан, ну-ка живо,
Черт тебя подери, вперёд!
 
А теперь я отдыхаю
В гамаке в своем саду,
Розы-лавры там сажаю,
Пью вино и ем еду,
Отчищаю ржу со старого доспеха,
И когда наш король меня призовет
В новый славный поход,
Пацанов на убой
Вести за собой –
Я скажу: ни за что,
Я француз или кто —
А ну, отъехал!  
 
Я Фанфан-тюльпан, ну-ка живо,
Черт тебя подери, отвали!

 

переводы, Стихи

Мы много раз уже уходили, но это последний исход.
Прощайте, родные, совсем прощайте, наш поезд последний, и он не ждет.
Мы много раз репетировали вот этот наш распоследний исход.
Вы думали, я никогда не смогу взаправду уйти? Однако же вот.
Вы думали, я не смогу? А вот.
 
Мама, прощай.
Зачем ты плачешь, как те, кто надеется свидеться снова?
То, чего нам нельзя изменить, не стоит слезинки, вздоха, суда.
Как будто бы ты изначально не знала, что я прейду, словно тень, как будто и я ожидал иного –
Ведь мы не вернемся к вам никогда.
 
Мы оставляем и милых своих – и верных жен, и невест, и прочих любимых,
Не будет ни женщин, ни малышей, мы теперь одиноки и очень легки.
Но перед этим концом, пока сей миг не иссякнет, не скатится наискось мимо,
Позволь мне взглядом проникнуть в твое лицо, пока мы живые и на расстоянье руки –
Позволь мне взглядом вобрать тебя, лицо твое, а после его обрати к другому –
И если родится дитя, плоть от плоти нашей, наше дитя, пусть это дитя тогда
Отцом назовет другого, и носит имя его, и дышит воздухом вашего общего дома –
Ведь мы не вернемся к вам никогда.
 
Прощайте, друзья!
Мы были все время не очень отсюда, чтоб уповать на ваше доверье,
Хотя все же радовали немного, не так ли?
Но дарует уверенность только своё, как земля, на которой ты жил как трава, прорастая в нее всей травой.
Однако же наши дары пребудут при нас, как подарок внезапный, веселья нежданного капля,
Бесполезность наша и непреклонная смерть во плоти, что мыслит себя живой.
 
Ты в нас прорастаешь, живешь — осознание, знание, бесполезное, жрущее душу, пустое!
Искусство, познание, бремя свободы… Братие, что нам воистину друг до друга тогда?
Оставьте меня, отпустите, коль скоро не можете просто оставить в покое!
Ведь мы не вернемся к вам никогда.
 
КОДА
 
Ну вот, вы совсем остаетесь, а мы наконец на борту, и трап уже убирают.
Дымит пароход, а когда рассеется дым, останутся лишь небеса да вода.
Останется Им сотворенное солнце,
что над Им сотворенными водами вечно сияет,
а мы не вернемся к вам никогда.
 
 
Nous sommes partis bien des fois déjà, mais cette fois est la bonne.
Adieu, vous tous à qui nous sommes chers, le train qui doit nous prendre n’attend pas.
Nous avons répété cette scène bien des fois, mais cette fois-ci est la bonne.
Pensiez-vous donc que je ne puis être séparé de vous pour de bon ? alors vous voyez que ce n’est pas le cas.
Adieu, mère. Pourquoi pleurer comme ceux qui ont de l’espérance ?
Les choses qui ne peuvent être autrement ne valent pas une larme de nous.
Ne savez-vous pas que je suis une ombre qui passe, vous-même ombre en transparence ?
Nous ne reviendrons plus vers vous.
Et nous laissons toutes les femmes derrière nous, les vraies épouses, et les autres, et les fiancées.
C’est fini de l’embarras des femmes et des gosses, nous voilà tout seuls et légers.
Pourtant à ce dernier moment encore, à cette heure solennelle et ombragée,
Laisse-moi voir ton visage encore, avant que je ne sois le mort et l’étranger,
Avant que dans un petit moment je ne sois plus, laisses moi voir ton visage encore ! avant qu’il soit à un autre.
Du moins, prends bien soin où tu seras de l’enfant, l’enfant qui nous était né de nous,
De l’enfant qui est dans ma chair et mon âme et qui donnera le nom de père à un autre.
Nous ne reviendrons plus vers vous.
Adieu, amis ! Nous arrivions de trop loin pour mériter votre croyance.
Seulement un peu d’amusement et d’effroi. Mais voici le pays jamais quitté qui est familier et rassurant.
Il faut garder notre connaissance pour nous, comprenant, comme une chose donnée dont l’on a d’un coup la jouissance,
L’inutilité de l’homme et le mort en celui qui se croit vivant.
Tu demeures avec nous, certaine connaissance, possession dévorante et inutile !
« L’art, la science, la vie libre »…, -ô frères, qu’y a-t-il entre vous et nous ?
Laissez-moi seulement m’en aller, que ne me laissiez-vous tranquille ?
Nous ne reviendrons plus vers vous.
Envoi
Vous restez vous, et nous sommes à bord, et la planche entre nous est retirée.
Il n’y a plus qu’un peu de fumée dans le ciel, vous ne nous reverrez plus avec vous.
Il n’y a plus que le soleil éternel de Dieu sur les eaux qu’Il a créées.
Nous ne reviendrons plus vers vous.
3-я мировая, переводы, Стихи

Эй, на хера это нам, на хера?
Петлю да на шею аристократам!
Эй, на хера они нам, на хера?
Им к чертям собачьим давно пора!
 
Они сто лет как нас достали,
А мы терпели, словно скот.
Но дольше стерпим мы едва ли —
Придёт наш день, вот-вот придёт!
Они давно уж нас достали,
Веками наших деток жрали —
 
Эй, на хера они нам, на хера?
Петлю да на шею всем этим гадам!
Вот от них избавимся — и ура:
Им к чертям собачьим давно пора!
 
Нам не нужна толпа хозяев,
Что нас кидает в пасть войне.
Нам не нужны попы-жирдяи,
Что служат мессы сатане.
Но мы уже дошли до края
И вот у края вопрошаем:
 
Эй, на хера они нам, на хера?
Пили нашу кровь, попили — и хватит!
Вот от них избавимся — и ура:
Им к чертям собачьим давно пора!
 
Давайте, братья, их попросим
Очистить воздух от себя.
Зачем мы эту дрянь выносим,
Всю жизнь скрипя, сердца скрепя?
Пинком их всех в клоаку сбросим
И у себя со смехом спросим —
 
Эй, на хера они нам, на хера?
Пусть же наконец по счетам заплатят!
Вот от них избавимся — и ура:
Им к чертям собачьим давно пора!
 
Эй, на хера они нам, на хера?
Петлю да на шею всем этим гадам!
Эй, на хера они нам, на хера?
Им к чертям собачьим давно пора!
 
3-я мировая, переводы, Стихи

Мадам Вето внесла указ,
Мадам Вето внесла указ –
На бойню весь Париж за раз.
На бойню весь Париж за раз!
Но ей не повезло —
Ядром ее снесло.
 
Станцуем карьманьолу –
Вышло добро,
Вышло добро!
Станцуем карманьолу —
Да здравствует ядро!
 
Месье Вето изрек, что он (bis)
Стране и благо и закон. (bis)
Ему не повезло —
Ядром его снесло.
 
Станцуем карьманьолу –
Вышло добро,
Вышло добро!
Станцуем карманьолу —
Да здравствует ядро!
 
Антуанетта нам, камрад, (bis)
Решила дать пинка под зад. (bis)
Но ах, сама пока
Упала от пинка.
 
Станцуем карьманьолу –
Вышло добро,
Вышло добро!
Станцуем карманьолу —
Да здравствует ядро!
 
Решил еенный муж потом, (bis)
Что без труда нас съест с дерьмом. (bis)
Ну что ж, Луи, пойди,
В тюряге посиди.
 
Станцуем карьманьолу –
Вышло добро,
Вышло добро!
Станцуем карманьолу —
Да здравствует ядро!
 
Решил швейцарец, вашу мать, (bis)
Что в наших можно пострелять. (bis)
Ну что ж, и он зассал!
Отлично поплясал!
 
Станцуем карьманьолу –
Вышло добро,
Вышло добро!
Станцуем карманьолу —
Да здравствует ядро!
 
Антуанетта, почему (bis)
Совсем не хочешь ты в тюрьму? (bis)
Что нам хотела дать –
Тебе самой под стать!
 
Станцуем карьманьолу –
Вышло добро,
Вышло добро!
Станцуем карманьолу —
Да здравствует ядро!
 
переводы, Стихи

Сколько ж веков ежечасно
Люди с войною на ты!
Бог расстарался напрасно,
Звезды творя и цветы.
 
Небо предвечного света,
Золото гнёзд меж ветвей —
Сердцу потребно не это,
Сердце желает кровей.
 
Трубам, к победе зовущим,
Слухом влюбленным внемли:
Славно, коль полем цветущим
Чёрные толпы пошли.
 
Славы бог, лавром увенчан,
Что в колеснице грядёт,
Прёт по телам наших женщин,
По нашим маленьким прёт.
 
Счастье мы выбрали сами —
— Кончись во славу, дружок! —
Смейся, сжимая зубами
Хриплый слюнявый рожок.
 
Нет, нам не душно, не больно,
Пепел, бивачный ли дым —
Света нам будет довольно,
Если запал запалим.
 
Сверху всё видят и слышат:
Тем, кто упал на пути,
Будет награда и свыше —
Что заслужил, обрети.
 
Птицы и дикие звери —
Им, трупоедам, Господь
Мигом укажет проверить,
Что на костях там за плоть.
 
Всяк ненавидит соседей:
Как они смеют дышать?
Гневом горячечным бредя,
Надо бы им помешать.
 
Русский? Он выстрела просит!
Немец? Стреляй, не промажь!
Он заслужил, если носит
Ихний мундир, а не наш.
 
Сердце не вздумает сжаться,
Нет оправданий врагу:
Нечего было рождаться
Там, на другом берегу.
 
Росбах, Москва, Ватерлоо —
Сдохни, умри, получи!
Верх упованья людского —
Кровь в оголтелой ночи.
 
Пить из ручья ли, влюбиться,
Грезить под солнцем полей,
Богу тихонько молиться —
Нет уж, война нам милей.
 
Бей их, проклятых, не наших,
Больше, быстрее, сильней!
Пусть их в кровавую кашу
Месят копыта коней!
 
А горизонт уже красный —
Это рассвет восстает…
Что ж ты воюешь, несчастный, —
Слышишь, вон птица поёт.
 
Что ж ты, безумец несчастный?
Слышишь, как птица поёт.
Hainaut-Constantinople, переводы, Стихи

Мать и дочь возле замка по лесу гуляют,
Дочь грустна и бледна, и тревожится мать.
— Мне ответь, Маргарита, что сердце терзает?
— Видно, проклята я, страшно даже сказать!
 
Белой ланью я делаюсь ночью с чего-то,
Лишь при солнце людское обличье храня.
На меня объявили бароны охоту,
А ведёт их мой брат — он погубит меня.
 
Об охоте забыть упроси его, мама!
— Сын Рено, где собаки и люди твои?
— Гонят белую лань, что видали вчера мы.
— Отзови их, Рено, я молю, отзови!
 
Трижды в рог он трубит и охотников кличет,
Но настигли уже лань на третий сигнал.
Вот позвали слугу, чтоб разделать добычу —
Тот сказал, что подобных еще не видал:
 
Лань со светлой косою и с грудью девичьей!
Но разделана лань, жарить мясо пора.
Приготовили пир для гостей по обычью,
Маргариту зовут — где сеньора сестра?
 
«Я давно уже здесь, всех на пире главнее:
Голова моя с блюда вещает сейчас,
Пол залит моей кровью, а кости белеют,
Мои бедные кости, в камине у вас».
 
ерунда, переводы

Крошка Вилли Винки
Гадит и вредит
Тем, кто по старинке
По ночам не спит.
То побьет окошко,
То в башмак сблюет —
Вилли Винки-крошка
Спуску не даёт.
 
Спят собаки, кони,
Весь честной народ.
Только мальчик Джонни
Крепко огребёт,
Только мальчик Джонни
Огребёт вот-вот.
переводы, Стихи

Ни в силе человек, ни в слабости не волен,
Ни в сердце собственном — едва раскрыв объятья,
Взгляну на тень свою — и вижу тень распятья,
И счастье задушу в попытке крепче сжать я.
Вся наша жизнь — разрыв, от боли к большей боли,
Любви счастливой в мире нет.

Вся наша жизнь — война солдата без ружья,
Который ничего не знает о войне —
Что будет завтра с ним в чужой и злой стране,
Где встретит эту ночь, чей свет горит в окне…
Попробуй же без слёз сказать — «Вот жизнь моя».
Любви счастливой в мире нет.

Любовь моя, ты соль моя, ты боль моя,
Несу тебя в груди, как раненую птицу,
И мимохожим вслед тень слов моих продлится,
Чтоб на устах у них, как эхо, отразиться
И в бездне глаз твоих лишиться бытия:
Любви счастливой в мире нет.

Начнешь учиться жить — а поздно, не успеть.
Пусть плачут в унисон сердца во тьме ночной:
Сколь нужно слез пролить для песенки одной,
За дрожь любви платить раскаянья ценой,
Сколь боли претерпеть, чтоб пару строк пропеть —
Любви счастливой в мире нет.

Любви без боли нет — вот тягостная весть.
Любви, не бьющей нас, на свете не найти,
Любви, не пьющей нас, на свете не найти,
Любовь к родной земле — такая же, прости.
Любовь растёт в слезах — по крайней мере здесь.

Любви счастливой в мире нет —
Но что уж есть, мой светлый свет.

переводы, Стихи

 
Дух Святой, приди, приди,
С высей горних освети
Мир Своим сиянием.
 
Бедных истинный отец,
Свете тихий всех сердец,
Вечный благ подателю!
 
Скорбных утешитель Ты,
Верных посетитель Ты,
На пути прибежище.
 
Мирный отдых от труда,
В зной холодная вода,
В горе утешение.
 
Свете благий, Дух Святой,
Наполняй сердца Собой
До последней глубины.
 
Без воленья Твоего
Не творится ничего
В человеках доброго.
 
Что жестоко, умягчи,
Что болеет — излечи,
Что запятнано — омой.
 
Что иссохло — то полей,
Что замерзло — отогрей,
Искажённое исправь.
 
Нас, к Тебе взывающих,
Верно уповающих,
Семикратно освяти.
 
Укрепи во благе нас
И исход в урочный час
Даруй в радость вечную.
Амен, аллилуйя.
 
+
 
VENI, Sancte Spiritus,
et emitte caelitus
lucis tuae radium.
 
Veni, pater pauperum,
veni, dator munerum
veni, lumen cordium.
 
Consolator optime,
dulcis hospes animae,
dulce refrigerium.
 
In labore requies,
in aestu temperies
in fletu solatium.
 
O lux beatissima,
reple cordis intima
tuorum fidelium.
 
Sine tuo numine,
nihil est in homine,
nihil est innoxium.
 
Lava quod est sordidum,
riga quod est aridum,
sana quod est saucium.
 
Flecte quod est rigidum,
fove quod est frigidum,
rege quod est devium.
 
Da tuis fidelibus,
in te confidentibus,
sacrum septenarium.
 
Da virtutis meritum,
da salutis exitum,
da perenne gaudium,
Amen, Alleluia.
переводы, Стихи

Льется на застолиях vinus, vina, vinum.
Сладок, нежен женский род, дорог он мужчинам!
Но вино священно есть в роде серединном,
Чтимо за риторику всем духовным чином.
 
Быть лекарством от всего – вот вина задача:
С ним и старая карга как девчонка скачет,
Нищий делается вмиг короля богаче,
Исцеляется слепой, а глухой – тем паче.
 
В целом свете никого нет блаженней пьяниц,
Трезвенник во Царствии Божьем – самозванец:
Не умел как следует пропустить стаканец?
Вечно в адском пламени мучайся, засранец!
 
Отойти от временной жизни к бесконечной
Я хотел бы в кабаке, пьяный и беспечный,
Слыша Божьих ангелов мне привет сердечный:
«Смилуйся над пьяницей, Господи предвечный!»
 
Лучше храма Божия для меня таверна,
Над бутылкою молюсь я нелицемерно,
Дабы хоры ангелов, радуясь безмерно,
В должный час нам грянули: «Requiem aeternam!»
______________________________________
Fertur in conviviis vinus vina vinum.

Masculinum displicet, placet femininum;

Et in neutro genere vinum est divinum,

Loqui facit clericum optimum latinum.
 
Volo inter omnia vinum pertransire:

Vinum facit vetulas leviter salire
Et ditescit pauperes, claudos facit ire,

Mutis dat eloquium, et surdis audire.
 
Potatores incliti semper sunt benigni

Tam senes quam juvenes; in aeterno igni
Cruciantur rustici, qui non sunt tam digni,

Ut gustare noverint bonum haustum vini.

 
Meum est propositum in taberna mori

Et vinum apponere sitienti ori;

Ut dicant cum venerint angelorum chori:

«Deus sit propitius huic potatori».


 
Et plus quam ecclesiam diligam tabernam:

Illam nullo tempore sprevi neque spernam,

Donec sanctos angelos venientes cernam,

Cantantes pro ebriis: «Requiem eternam».
 
(А вообще ужасная на самом деле история, у меня есть что сказать по этому поводу, и чем дальше — тем больше. О советской школе перевода. Главный девиз которой, вкратце, «Не обязательно знать язык оригинала хотя бы как-то, вот тебе примерно подстрочник. Не обязательно знать контекст. Не обязательно переводить эквиритмично и эквилинеарно, читателю это не нужно, читателю нужно не это. Просто сделай складный текст на схожую тему и забей. А мы напишем в аргументированном предисловии, что это перевод Кретьена, Архипииты, Милна про Винни-Пуха, Шекспира, черта лысого: никто никогда не проверит, да и не важно никому». И это повсеместная практика, скорее поражают до слез радости образчики обратного подхода — уважай автора, переводи, что он писал, сохраняй структуру текста, в этом Закон, Пророки и Святой Иероним. Каковой подход практиковал тот же Гаспаров.
Когда, скажем, добрый, умный и талантливый Гинзбург пишет вот такое вот:
________________________________
«Архипиит упивался латынью, выкидывал грамматические коленца: «Fertur in convinium / vinis, vina, vinum; / masculinum displicet / atque femininum,/ sed in neutro genere / vinum est divinum…»
Перевести это дословно немыслимо — получается примерно так: «Ну уж конечно, на пиру — (мой) „вин“, (моя) „вина“, (мое) „вино“ — мужской род отличается от женского рода, но в среднем роде вино божественно…»
Подступиться к этим строкам было крайне трудно: как сохранить чисто латинское баловство в русском стихе?.. Одно было понятно, что латынь должна непременно сверкнуть: даже великого Бюргера, переложившего на немецкий язык отрывок из «Исповеди», упрекали, что он утратил колорит места и времени, изобразив скорее «бунтующего студента» XVIII века, чем веселого, загулявшего средневекового школяра, щеголяющего грамматическими вывертами. Знание латыни имело для школяра или клирика первостепенное значение.
Где-то я вычитал современный Архипииту шванк о бродячем монахе, который, заявившись в чужой монастырь, попросил вина на дурной латыни, перепутав род: «vinus bonus est, vina bona est», — скажем: «Этот вин хорош, эта вина хорошая», — за что и был наказан: ему налили плохого вина. И лишь когда он исправил ошибку, употребив правильное «vinum bonum», ему подали хорошее вино со словами: «Какова латынь, таково и вино»…
В своем переложении я не смог сделать ничего иного, как заставить моего автора просклонять «vinum» — вино — хотя бы в трех падежах:
Ах, винишко, ах, винцо,
vinum, vini, vino!
Ты сильно, как богатырь,
как дитя, невинно.
Да прославится господь,
сотворивший вина,
повелевший пить до дна
не до половины!..»
__________________________
Ну что тут скажешь, когда перестанешь горько плакать… Кроме как — времена изменились, так делать никогда не нужно, так делать недопустимо. Мы будем делать (и делаем) иначе.