Стихи

Бабкино серебро
Наполовину из латуни
Светится на руке
Не пропадает втуне


Бабкин тёмный язык
Наполовину из латыни
Где-то под языком
Никогда не остынет

Ничто не имеет значения
Такого, которое больше чем ты,
И всё имеет значение
Как все неописанные цветы,
Растущие там, где вовек
И не ступал человек.

Эрраре хуманум эст
Никто тебе не народ
И сам ты себе народ.
А что ты за палимпсест —
Один Господь разберет.

3-я мировая, Стихи

А кто эти бледные люди, папа, куда они все идут?
А кто эти бедные люди, папа, откуда они идут?
Или это не бедные люди, папа, а просто им нравится тут?
А что эти странные люди, папа, отныне делают тут?
— Они ищут безопасное место, сынок,
Они ищут безопасных мест.


Они ищут, как все на свете люди, сынок, они ищут безопасных мест.
Понимаешь, встаёшь такой наутро, сынок, а на горе возвышается крест.
Повиси-ка на нем, а когда надоест, посмотри-ка немного окрест.
А вон там под горой, например, сынок, а вон там под горой есть жизнь.
Ну так думает в общем каждый второй — что вот там под горой есть жизнь.
И слезаешь с креста, говоришь — красота, я пойду потихоньку туда,
Возвращается ветер, но будет и тишь, vanità di vanità.

— Они ищут, где им будет лучше, папа, они ищут где им лучше жить?
Они ищут, где им пить свое пиво и граппу, они ищут, где им воду пить?
— Они ищут, где им дальше жить, сынок,
Они ищут где им дальше жить.
Где поставить свой чемоданчик, сынок, где постель свою разложить.

— Они точно такие же люди, папа, они точно такие как мы?
А зачем они такие бледные, папа, как будто после чумы?
А зачем они говорят так странно, как будто и не при нас?
Я слышал, на свете есть странные страны, но это же не сейчас.
А зачем они такие бедные, папа, как будто вот эти мы
Им что-то с тобой задолжали, папа, за то что они не мы?

— А знаешь, сынок, посмотри на гору, на ней возвышается крест.
Когда будешь думать про это всё, покуда не надоест,
Покуда не долбаный Рагнарёк, покуда не три сестры —
Покуда им не придет повестка, и когти ее остры —
В Москву да на ярмарку да невест, отведать черной икры,
Такой уж черной-черной икры, всего только переезд —
Нынче нет безопасных мест, сынок,
Нынче нет безопасных мест.

— А кто эти странные люди, папа, хотящие строить дом,
А кто эти сраные люди, папа, и их никому не жалко, папа,
И почему они странно, папа, спят под чужим пальтом?
(Я знаю, пальто не склоняется, папа, но можно склонить пинком.
Почти любого, кто не склоняется, любого, кто нам знаком,
Я знаю, папа, кто не склоняется — можно склонить пинком).
— А это мы с тобою, сынок,
А это мы с тобою, дружок, индо еще побредем.

Очередной опять Рагнарёк, никто не заметит, и нам бы ок,
Когда бы не выскоблен палимпсест — и ох, что там есть внутри…
И временно нет безопасных мест,
Но там на горе, смотри.

Возвышается.

Стихи

А в принципе это нормально, когда тебе вдруг за 40,
Перебирать тихонько всех тех, кто остался дорог,
Фиксировать либо тихо, либо громко в предсонной ночи,
Что список живых твоих близких становится все короче,
А список ушедших близких становится все длиннее.
Хотел примириться со смертью? — сперва познакомься с нею.
 
Вот надо же, сколько народа ничего обо мне не знает,
А я не знаю взаимно. Но это не помогает.
Единственный я на свете нуждаюсь и в этом чуде —
Что нечто внутри сюжета меня вовек не забудет,
А вынесет и поправит, в оправу мою оправит,
Что любящее снаружи никогда меня не оставит,
А часть его — ты, хороший. Конечно, умрешь однажды.
И это не так уж страшно, и это не так уж важно,
И мы для большого мира — летящая с ветки капля,
Но нету воды важнее. И столько света, не так ли.
 
И сколько там этого мира… продляющегося в память,
В помехи среди эфира, в янтарную каплю-камедь,
В большую книгу о вечном, читай, и молись, и кайся…
Но только ты оставайся. Вот ты никуда не девайся.
 
Замёрзшие коблас-доблас, любая песня конечна…
Мы слишком уж хороши, чтоб существовать не вечно.
 
 
3-я мировая, Стихи

Очень трудно войти в эту реку в стотысячный раз.
Раньше было по пояс, теперь же вода достигает до глаз.
В этот раз я не справлюсь, в этот раз я верняк утону —
Будто мало лежал в прошлый раз прикипевшим ко дну —
Что же, снова пытаться? Поверить, что выйдет, что выйду на том берегу —
Кто-то схватит за руку, поможет —
Прости меня, мама, прости меня, Боже, но я не смогу.


Очень трудно вернуться хотя бы однажды к той самой двери.
Даже коврик придверный визжит — убегай, не смотри,
Наливаются руки свинцом, как же снова суметь постучать?
Снова спросят, кто там, и нельзя, и нельзя промолчать —
Вдруг опять не откроют? Зачем меня снова толкают к дверям от дверей,
Слишком много на свете дверей, и ночей, и аптек, только нет фонарей.


Если б можно устать насовсем, просто сдаться на милость воды.
Если б можно настроить радар за полдня до беды,
Чтоб успеть приготовиться, плавки там, ласты, спасательный круг —
Очень трудно войти в ту же реку хотя бы опять, мой возлюбленный друг,
Очень трудно войти.

Стихи

Так ветшает дом, из которого скоро ехать —
Истончаются стены, уныло смотрят обои,
Неуютно горбится кран, к прорехе прореха.
 
Уменьшается парк, по которому мы с тобою
В прошлой жизни да как по дремучему древнему бору —
Что-нибудь уноси, но одно. Выбирай любое.
 
Например, вот ракушка реальна, не то что город.
Что такое страна, мы давно уже позабыли.
В мире много мест, где нас с тобой не любили.
Всё короче цепь, и скрипит колодезный ворот.
 
С каждым новым движением Божьей руки по кругу
Всё к поверхности ближе вода на любую жажду,
Даже нашу с тобою жажду держать друг друга.
 
Размыкается всё, разомкнемся и мы однажды,
Но ракушку мою не теряй, не расстанься с нею,
Это тайна твоя, которую знает каждый:
 
Всё, что мы не покинули, делает нас виднее.
Это мира пределы становятся меньше и ближе,
Это сердце мира звучит немного слышнее.
 
Мы с тобой реальны, поскольку я тебя вижу.
 
 
3-я мировая, Стихи

Один шахматист расставил фигуры,
Посмотрел на доску и вдруг заплакал.
 
А что, если маленькие человечки
В своем черно-белом клетчатом мире
Имели другие планы на вечер?
Король не хочет спасать корону
Ценою жизни, скажем, супруги,
Не хочет конник рубить пехоту,
Не хочет пехота в бескровные жертвы?
 
А вдруг, если их с доски убирают,
Они с облегчением выдыхают
В своем черно-белом дискретном где-то,
Избавленные от нового круга
Смертей и мучительных возрождений
По прихоти внешней тщеславной воли?
Епископ Турпин снимает кольчугу
И служит торжественную обедню,
Король с королевой танцуют сальсу,
А белая пешка Е-два — Е-четыре
Назло семье назначает свиданье
Своей симпатичной черной коллеге?
 
А что, если им воевать обрыдло?
 
И шахматист собирает войско
С доски трясущимися руками,
Гладит по шлемам растерянных пешек,
Коню сует кусочек морковки
И объявляет смятенным коллегам:
Мои в этом участвовать не желают.
Турнир отменяется.
Все свободны.
3-я мировая, Стихи

Блажен, кто разобьет — да полноте, что вы
Это же метафорические младенцы
Они означают всякую гадость
Это же метафорический камень
Он означает что-то хорошее
Мы же приличные и гуманисты
Мы понимаем все это духовно
Это все было давно и неправда
Это они как-то сами разбuлись
И ненастоящие это младенцы
Несколько кукол и красная краска


Ну ладно, это дети плохих парней
Они бы тоже выросли плохими парнями
Есть и такое толкование мудрых
Вот один Василий немерено мудрый
Всё объяснил как оно положено
«В псалме мол ублажается не тот, кто как-нибудь
Убuвает их детей, но во-первых хочет,
Чтоб uстребляемы были недавно рожденные
(- А о подростках другая проповедь,
А взрослых вообще убuвать нормально,
А старых даже и милосердно,
Пожили уже, уступите место — )
Младенцы, которым ваще не позволено
Придти в возраст, дабы не произвели
Весьма много зла». Весьма много, поняли?

И вообще в писании зря не пропишут
Зря не расскажет батюшка в храме
Новомодном из полимерной резины
(Технологии — тоже скрепа господня!)
А он говорил что западные люди
Оттуда где не восходит солнце
Псиглавцы какие-то проклятые богом
Давно хотят нас всех унuчтожить
Кастрuровать всех мальчиков сделать девчонками
(Береги свой член, тебя тоже касается)
А девочек просто разбuть о камень
Или не помню но что-то ужасное
Причем тут Херсон забыл но при чем-то
Блажен так блажен — Господь разберётся
Признает своих.

Стихи

Старуха — обратный младенец —
По стенке бредёт до сортира.
Она уже точно не денется
Из вечной конструкции мира.
Затем и пришли и затем и росли,
Чтоб в надобный час умалиться —
Хотя…
А где ты была, дитя,
Когда Я залагал основы земли,
Когда прилетала птица?
 
Тогда ты сама свою ношу несла,
Препоясываясь как хотела,
А птица реальнее мира была,
А птица летала и пела
О том ли, что все несомненно прейдет,
Но многое раньше придет и уйдёт,
Оставив сияющий след —
 
О том ли, что след оставляем и мы,
О струйке воды из замшелой чешмы,
О том, чего истинней нет.
Пеленки, пеленки, мы начали с них
И ими закончим, возможно,
Светильник пустой — задержался жених,
И масло иссякло, но зов не утих,
Ты слушай, ходи осторожно —
 
Где крылья мелькают среди полотенец
И что там за новые светы
Кидает Господня рука,
Пока
По стенке бредёт к туалету
Старуха, обратный младенец.
3-я мировая, Стихи

  • — Что ж ты не знаешь родимых могил
  • — Я их забыл.
    Помню отца, его голос и смех,
    Помню их всех,
    Где были счастливы — именно там
    Место цветам,
    Вот они цветики, мачеха, мать,
    Неотчуждаемы как благодать,
    Как не сбежать…
    Или ромашку сорви погадать —
    Любит, не любит, страдать, не страдать,
    Взять ли, отдать.
    Помню, как папе ромашки во гроб —
    Руку на лоб —
    Дальше не помню я, миленький мой,
    Только запомнил, что надо домой,
    Встал и пошёл.
    Мимо чужих позаброшенных сёл,
    Мимо могил.
    Помню дорогу, а это забыл —
    Вышел, отбыл.
    Милый, на том устоял и стою —
    Я и твою
    Верь, позабуду, как только уйду.
    Не подведу.
Стихи

Ну а это что такое —
Преотвратное, чудное,
С десятью ногами,
С десятью рогами?
Всё облое, озорное,
Пахнет мать-сырой-землёю,
Вот пожалиться бы маме —
Нет уж, только вот не маме,
Разберемся сами.


Это травма отвержения
Выше облака летучего,
Кольче ежика колючего,
Горше горького горючего,
Бомжове́й, чем Керуак —


Ты вступаешь с ней в сражение,
Твердо чая поражения,
Но в смертебежное движение
Всё же веря кое-как,
Чтобы курсом торможения
В проводах под напряжением
Научиться утешению —
Ты дурак, и я дурак.


И по этому по поводу
Не нужны другие доводы,
И не нужны долги и проводы
(Без лишних слез долги и проводы),
А лучше рядом посидим.
Я тебя вовек не брошу,
Потому что ты хороший
И потому что я хороший,
И вместе как-то победим.