Говорят, где-то кто-то воскрес, говорят, это важно для нас.
У меня с этим вечно проблемы, не в первый, казалось бы, раз.
Помереть-то не очень и страшно, вот светик горел и погас,
А светильник не в курсе, он просто погас и уснул и ушел и свободен, и больше не он.
Спит без снов и в себе отдыхает, уже внеприроден, не зная себя вне себя.
Очень страшно, когда ты не сам этот свет, но при свете рождён
И без светика вроде не можешь, а должен, а светик мигает слепя
Из сознания-дна: пока он вроде есть, но его уже нет, отвечай, где же он, как там он.
Как мне поговорить, если нет языка между светом и тьмой.
Как спросить, если даже язык для вопроса всегда иностранный, не мой?
Для чего мне так нужен язык, если я от рожденья глухой и немой?
Если даже любимое самое, капля и птица и суть
Расторгаемо на составные, и вот остаётся чуть-чуть —
У меня были, скажем, подруга, ребенок, и брат, и сестра,
Как мне справиться с тем, что в сегодня посмертное не пролезает вчера?
Кто-то где-то воскрес, расскажите, а что он сказал после этого опыта,
Для чего это всё, земожитель, и зачем эта вечная жопа-то —
Если семя дано чтобы в землю упасть, для чего же не сразу упасть,
Для чего быть зерном, если зерна всегда об одном —
Как быть верным зерном, чтоб потом перестать быть зерном.
Для чего же так мучить себя и друг друга, пытаясь найти неразрывную связь, эфемерную власть
Над надмирным внемирным и любящим, жаждущим вне — если б только внутри —
Кроме старого верного диспута про бегемота: он есть, так иди и смотри.
Посмотри на него: он вот создан и он бегемот.
Недостаточно быть бегемотом? Найди, кто тебя объяснит, кто тебя назовёт.
Говорят, кто-то где-то воскрес — как бы мне его встретить?
Он ведь может ответить на то, что я сорок столетий писал в Спортлото, что нужней чем коняге пальто, что ещё не давал мне никто — на что попросту необходимо кому-то ответить.
