Путь в Эммаус

Путь в Эммаýс

…И вот, двое из них в тот же день шли в селение… имя ему Эммаýс. И было: когда они беседовали и рассуждали обо всех этих событиях, Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними, но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его.
Лк. 24:13.

Придет зима, родится твой Король…

Зачем ты здесь? Ведь этот дом – не твой.
От страха плачет не познавший боль.
Но этот дар останется с тобой –
Придет зима, родится твой Король.

Тебя научит говорить и петь,
Искать свой дом и побеждать свой страх,
И твой талант окажется – терпеть
Любую боль и плакать просто так.

Смеется Он – и ты горишь в огне,
Спокоен Он – и ты как камень тверд.
Зелеными ветвями по весне
Ему устелет путь Его эскорт.

А тем, кто рядом встал – венки из роз,
То свет и честь, а о шипах забудь.
И ты смеясь ответишь на вопрос
«Зачем ты здесь» – «Я тот, кто ищет путь.»

Он будет здесь, и свет в Его окне,
Его полюбят и за Ним пойдут,
Ему откроют дом, а по весне
На «Тау» деревянное прибьют.

И ни один из нас не встанет там,
Где кровь, стекая, в землю упадет.
В пустыню – путь, и тот не будет прям,
Придет весна, и твой Король умрет.

Ты прав, но лишь тогда, когда ты смел,
Ты жив, но лишь тогда, когда ты прав.
Ты на коленях – да, ты не хотел –
Но будет день, когда, с коленей встав,

Ты не пьянея пьешь свое вино,
Ты смотришь на бессолнечный рассвет.
Тебе на все плевать – и лишь одно
Тебе дарует свет, дарует свет:

Путь в Эммаус, по каменным пескам,
А может, через мхи Лионских скал –
Пора идти, отужинаем там,
Идем, не уставай – я сам устал…

Путь в толще городов проложен мне.
Наш Эммаус стоит в любой стране.
Путь в северном лесу проложен мне,
Песков Йерусалимских блеск на дне
Озер прозрачных, и конец весне,
И серый скальник над водою крут.
Наш Эммаус стоит в любой стране,
Идем скорей, быть может, нас и ждут.

21.08.2000

***

Забудь имена своих врагов,
Они тебе не враги.
Лежи и слушай, и средь шагов
Услышишь одни шаги.
На крыше – соседи, на улице – люди,
Те, кто ночами не спит,
А ты усни, и тебя разбудит
Тихий цокот копыт.

Не лошадь – меньше. Наверно, ослик.
Ты думал, это приходит после
Скорбей и бдений ночных.
В еще не утреннем, синем свете
По улице тихо Господь наш едет
И смотрит, ища Своих.

Почему у тебя не горит окно?
Он едет в Йерусалим.
Почему у тебя не оседлан конь?
Ты должен ехать за Ним.
Почему у тебя не собран рюкзак?
А, брось и ступай прямо так…

12.02.2001

Пустынная молитва

Рыбак наш в вере нетверд,
Рыбак наш считай что мертв,
Он бросил весло и грустно плюет за борт,
И думает всё о том,
Зачем он оставил дом
И пустился в неверное море, вслед за Христом.

Он помнит, что слышал зов,
Да только не помнит слов,
Он вымок, а кроме того, упустил улов,
Он сшил из сетей гамак,
Да только его никак
На лодке не приспособить, бедный дурак.

Когда он был слаб и мал,
Господь ему пить давал,
Всегда разговаривал с ним и рыб посылал.
Теперь у него беда –
Он думал, так будет всегда,
А вместо ответа с небес – дождевая вода.

Он помнит, как при Христе
Он мог ходить по воде,
Да только следов на волнах не видать нигде.
Он, помнится, даже кричал –
Господь же не отвечал,
Или временно был недоступен – в общем, молчал.

Быть может, Ловец ловцов
Не любит плохих гребцов,
Иль просто устал с ним возиться, в конце концов?
И морю бедняк не рад,
Не хочет смотреть назад,
Вперед же тем более тошно – такой расклад.

Господь же сидит на корме,
Молчит, Себе на уме,
И тихо гребет, невидим в туманной тьме.
Он в воду смотрит светлó
И ждет, не хмуря чело,
Что друг настрадается всласть – и возьмет весло.

07.09.2003

***

Совершенно не факт, что мы будем теми же впредь
И не станет стеклом, что меж нами было стеной.
Мировой вопрос – стареть или не стареть –
Есть вопрос не науки, а только веры одной.

Совершенно не факт, что вопрос содержит ответ,
Но вот цель и исход, несомненно, содержат путь.
Мы увидим вместе с тобой – почему бы нет –
Как легко возвращает Господь, что хочет вернуть.

А в дали-далеке темнеет запретный лес,
А в лесу, словно сердце, бьется чаша Грааль…
Совершенно не факт, что мы будем счастливы здесь,
Совершенно не факт, что это и вправду жаль.

12.09.2003

Приглашение к молитве

Я боюсь слова «Бог»,
лучше слово «судьба»,
Но когда в небесах
не хватало лица,
я возжаждал Тебя
У семи сильных ангелов
дело – труба,
Не одна – целых семь,
и кто будет готов,
как они затрубят?

Это действенней мора,
быстрее, чем яд:
Затанцуют холмы,
море встанет до неба –
светила гасить.
И кто будет готов –
уж наверно не я,
Но мне все-таки есть,
но мне все-таки есть,
у кого попросить.

Углядеть, как рождается
из ничего –
Как подслушивать шепот
влюбленных в ночи.
И хотя я все время
твержу «не молчи» –
Но готов ли я сам
хоть чуть-чуть помолчать,
чтоб расслышать Его?

Мейстер Экхарт сказал –
в темноте и нигде,
А мне чаще казалось –
везде и во свете,
Но слова – отражение
в мутной воде,
Так я с лупой искал,
а Огромного – самого –
и не заметил.

Едет пó небу плуг,
бесконечно большой,
Небо пашет под нас,
пашет без лемехов,
Так восславим дар смерти
бессмертной душой –
Этот предохранитель
на нашей природе
от смертных грехов.

Мы же – зерна, которые
всходы дадут,
Странным образом встав –
вот вся вера моя –
из земной темноты.
Так оставим же все
на пятнадцать минут,
Ну хотя бы на десять,
забыв обо всем,
что не Ты.

28.11.2003

Подражание Песне Песней

Возлюбленный мой прекрасен, он сын царя этих мест,
Он – лилия средь долины, мечта любой из невест,
Он – драгоценный жемчуг, что лежит на моей груди,
Возлюбленный мой прекрасен, и равных ему не найти.
Когда по улице едет он с непокрытою головой,
От счастья становятся золотом камешки мостовой.
Глаза его – кречеты неба, что смотрят от солнца вниз,
Высок он, как кедр ливанский, и строен как кипарис.
Когда он в ристанье блещет – огнем становится сталь,
Когда он играет на лире – смолкает даже печаль.
Лицо его – словно солнце, не может светить одному.
Возлюбленный мой прекрасен, и я не ровня ему.
А я бы проснулась рано, приготовила фрукты и мед,
А я бы проснулась рано, знай я, что он придет,
А я б молоком умылась, чтоб стать светлее светил,
А я бы краше родилась, чтоб он меня полюбил,
Я б села к окошку с лютней – пусть слышат, как я пою,
Но он уже у порога, он в дверь случится мою –
Ах, где мне укрыться, чтобы
он не заметил меня,
Во что нарядиться, чтобы
он видел только меня?

Возлюбленный мой прекрасен, твердить мне не надоест,
Не знаю, как он и выбрал беднейшую из невест,
Возлюбленный мой прекрасен, как царский сад по весне,
Не я его выбирала – он сам явился ко мне.
Когда он в проломе становится предстателем за народ,
Цветы в пыли распускаются, где кровь его упадет.
Когда он проходит улицей, ища себе отдых и кров,
От горечи камни плавятся, где падает его кровь.
Когда он смеется – сердце сдержать в себе не могу,
Но он печален, когда я от взгляда его бегу.
И не успеть нарядиться, лица уже не умыть –
Наверно, поздно стыдиться, наверно, пора открыть?
В руках его длинные раны, доспех изрублен в бою,
И этими-то руками он в дверь стучится мою,
И где мне укрыться, чтобы
не видеть раны его,
И как измениться, чтобы
закрылись раны его?

12.01.2004

Путь в Эммаýс – 2

Ах Господи, мы ль не хотели
Еще раз увидеть Тебя!
Мы шли в Эммаýс и скорбели,
Надежду свою погребя,

Твердя, что надежда убита,
Распята на каменном Лбу,
Скорбя, что надежда сокрыта
В заваленном камнем гробу –

И так не заметили сами,
Ослепнув от тяжких забот,
Что тем же путем между нами
Живая Надежда идет.

06.04.2004

Песенка Терпения

Как-то в пути, темнотою измучен,
Песенке, песенке был я научен,
Песенке в несколько строк,
Чтоб напевать по пришествии тени,
В ветре хотений, в тумане сомнений
Падая с ног:

«Кто не умрет – тот в Тебе не родится,
Зернам бояться ли тьмы,
В меленке черной
Мелются, мелются бедные зерна,
Мелется, мелется Божья пшеница,
Мелемся мы.»

То набежит, то немного отпустит.
Не поддавайся ни гневу, ни грусти,
Все краткосрочней дождя:
Друг, не сдавайся, ты тьме не давайся,
Но оставайся, живым оставайся,
Песенку тихо твердя:

«Кто не умрет – тот в Тебе не родится,
Зернам бояться ли тьмы,
В меленке черной
Мелются, мелются бедные зерна,
Мелется, мелется Божья пшеница,
Мелемся мы.»

Падать-то некуда, кроме как в Бога,
Может, от нас и хотят-то немного –
Не отдавать, не гореть,
Но претерпеть слепоту – не затем ли,
Чтобы на новые Небо и Землю
Вышло смотреть,
Вышло получше смотреть.

«Кто не умрет – тот в Тебе не родится,
Зернам бояться ли тьмы,
В меленке черной
Мелются, мелются бедные зерна,
Мелется, мелется Божья пшеница,
Мелемся мы.»

10.05.2004

Огонек

Дорога до дома друга не бывает длинной.
(Датская пословица)

На позицию девушка
Провожала бойца.
Обещала любить его,
Ждать его до конца,
Чтоб потом возвращаться в дом,
Лампу жечь до утра –
Может, веке в двенадцатом,
Может, только вчера.

Может, кто-то вернется жив,
Может, кто-то и нет,
А над тем огоньком в ночи
Белой звездочки свет –
То лампадку похожую
Жжет спасенный солдат
В вышнем городе Божием,
Где святые не спят.

Огонек тот негаснущий
Призывает домой
Может быть, под Тулузою,
Может, под Костромой,
Так на всех мировых путях
Под неслышимый зов
На позицию девушки
Провожают бойцов.

В звездном ветре качается
Огонек светлый мой,
Все всегда возвращаются,
Не домой – так Домой,
А дорога, пока идешь,
То страшна, то трудна,
Но до нашего дома все ж
Не бывает длинна.

А дорога, пока идешь,
То крива, то темна,
Но до дома Господня все ж
Не бывает длинна.

20.05.2004

Ветер оттуда

Как пахнет ветер…
Ты помнишь эти
Листья бессмертные,
Листья бессонные,
Июльского ветра
Огнем опаленные,
А ночью – прохлада
Из Райского сада
Город погладит
По травам выжженным –
«Стерпится, сладится,
Выжили, выживем».

Ты помнишь ветер,
Что пах похоже –
Но что ж это, что же –
Запаха след,
Будто и нет его,
Будто и нет…
Две тысячи лет
В каждом ветре на свете –
Струйка и этого:

Что пахнет жаром,
Травою тщедушной
На скальнике старом,
Пыльной и душной
Землею Бога –
Надеждой твоею,
Последней из истин,
И кровью немного –
Всё пахнет ею,
И ветер и листья,
Но это не страшно.

Голгофский ветер
Уснет на рассвете,
Вдыхай и не спрашивай –
С востока на запад
Катящийся запах,
Знакомый запах
Спасения нашего.

09.07.2004

Недо-суицидальное

Виновато оно, одиночество,
Когда забываешь в ночи
И имя свое, и отчество,
И все, что сказали врачи.
Ни рыбак, хоть и самый пропащий,
Ни плотник, что делает стол,
Ни один человек настоящий
До жизни б такой не дошел.
Не прошел бы такой порочный,
Такой героический путь,
Все стараясь свой разум полночный
Зацепить хоть за что-нибудь –
Ну за ветку хоть заоконную,
За звезду, что над ней горит,
Что-то крепкое, овеществленное,
Что за Господа отговорит –
Пожалеть себя обязательно,
На потом весь мир отложить –
Это только, тьфу, для писателя –
Расхотеть среди ночи жить
И поймать себя уже в воздухе,
С осознаньем, что опоздал,
Разглядев и ветку со звездами,
И любовь, которой так ждал…

Ни мытарств. Ни запертой комнаты.
Это образы. Все – не те.
Только это одно запомни ты –
Кто смотрел, смотрел в темноте
Парой глаз из светлого мрака,
Куда ты не мог посмотреть,
Кто смотрел на тебя и плакал,
Когда ты хотел умереть…

Вдох и выдох. Это уж слишком.
Я люблю Его. Мы не враги.
Заходи, мы выпьем винишка.
Береги себя. Береги.

27.08.2004

О мучениках

Сын
Снов и житий,
Книжный храбрец застарелый,
Будь
Хоть ученик,
Хоть теоретик простой –
Вот,
В тысячный раз,
Сердце рвалось и горело –
Мол,
Се человек,
Мученик Божий святой.

Рать,
Бéлым-бела,
Что пополняется вечно –
Мне ль
Место в строю,
То командиру видней –
Я
Ни в правоте,
Ни в прямоте не замечен,
Кто ж
Я на земле,
Есть ли я вовсе на ней?

Их
Мимо ведут
На эшафот или нá кол –
Друг,
Стань среди них
Или наплюй и забей.
Вот,
Грохнул Беслан,
Я же смотрел и не плакал,
Вновь
Не отнеся
Голую правду к себе.

Что ж,
Хватит сидеть,
Можно пойти к ней навстречу:
Нет
Римских арен –
Есть ИзраЭль и Китай,
Но,
Ни в прямоте,
Ни в правоте не замечен,
Я
Просто молюсь,
Просто боюсь, так и знай.

Но,
Может, и нас
На перекличке запишут –
Знай,
Это для всех,
Только успей – отзовись,
Я
От одного
Только от Бога завишу –
Брат,
Делай как я,
Только от Бога завись.

Есть
Список надежд,
Если уж веры так мало,
И
В итоге плевать,
Кто там сейчас на коне:
Пусть
Всё оно шло
Криво и плохо сначала –
Встань,
Шанс еще есть,
Шанс на хороший конец.

30.09.2004

Фанжо-Монреаль

Земную жизнь пройдя до середины,
А может быть, пока до четвертины,
А может быть – кто знает – на две трети,
Я потерял тебя, мой светлый Свете.
Пред зеркалом своей любови сидя,
Я в том, что мнил Тобой, себя увидел
И взгляд отвел от этого лица.

И может, я добрался до конца,
А может, наконец стоял в начале.
А Монреаль, Фанжо и Пруйль молчали,
Во сне шаги святого Доминика
Опять услышав – догони, верни-ка,
И сделай не своим, но здешним, прежним,
Идущим в Рай в заплатанной одежде,
С лицом спокойным, скрытым капюшоном,
С лицом невидным, с сердцем сокрушенным…

Но даже из глубоких вод былого
Мое лицо выглядывает снова.
Все дети на родителей похожи –
Что скажешь мне, отец? Я, верно, тоже?
А ты молчишь, не выходя из тени,
Указывая мне на эти стены,
Умевшие от века быть стенами,
За Господа смотрящие за нами.

Здесь нищий шел. Он не копил, но славил.
Он слов для повторенья не оставил.
Кто не владеет – нищ. Кто нищ – тот свят.
Они молчат. Бог благ, они молчат.

2004
Montreal-Fanjeaux
(lieux saintes Dominicaines)

Малая Гефсимания

Какая беда – течет вода, падает снег, сменяются дни,
А мы от боли кричим всегда, когда замечаем, что вновь одни,

Но, вступая в этот ужасный сад, и не чаешь выйти оттуда жив –
Где синие тени тебя сторожат, и каждый шаг твой и стон твой лжив,

Где синие тени древних олив расскажут тебе, что смысла нет,
Что ты не выйдешь отсюда жив, потому что мертв уже много лет.

Но был один, кто прошел впереди, кто уже побывал и в этом саду,
И если за ним все равно идти – так что же, значит, и в сад войду.

Не думай ни сердцем, ни головой, и образов из себя не зови,
Он просто здесь, и руки Его – такие же теплые, как твои.

Ты – пясть тепла и бессилье страстей, да в плоти сеть кровеносных рек;
Человек достоин жалости всей уже за одно – что он человек.

Куда ж там небо – вот он, разрыв, мое соучастие в тайне зла,
И вера моя, что заступник жив, преткнется там, где я правда слаб,

И правда – никак, и правда – темно, и нищая милость во тьме молчит.
Но там Ему нужно только одно – чтоб кто-то бодрствовал с Ним в ночи,

В Его такой глубокой ночи,
Которая – ночь, кричи не кричи,

А что поутру – говорилось, брат,
Но мы проспали. Такой расклад.
Все в сад.
Для начала пройдемте в сад.

01.02.2005

Челнок

To Mother Claire

En la arena
He dejado mi barca
Junto a Tí
Buscaré otro mar.

В каких морях, благословенный,
Челнок твой носит по вóдам,
Что за небо полнит твой парус,
Ты, ушедший искать иного моря?

Тяжела ли сеть твоя от рыбы,
Подгоняют ли добрые ветры,
Не обманут ли ты позвавшим
На иную, на бóльшую ловлю?

– Челнок мой для вод таких не создан,
Как щепку, его швыряют волны,
То возносят до самого неба,
То бьют и почти разбивают.

Улов мой прекрасен, прекрасен:
То раковину подарит море,
То тину морскую и пену,
То и вправду – серебро живое,
Живое серебро, тяжесть рыбью,
Прорывающую слабые сети.

– А плачешь ли ты, благословенный –
По ночам хотя бы, украдкой, –
Разрывается ли надвое сердце
Об оставленном береге зеленом?

– Да, я плачу о береге зеленом
И о всех берегах на свете,
И о том, что нельзя человеку
И в море уйти, и оставаться.
И оставшийся плачет, и ушедший,
И ветер их слез не осушит.

– Одинок и бел, благословенный,
Ты как птица морская на камне.
Скажи, пожалеть тебе случалось,
Что однажды послушался зова?

– Никогда, ни единого мига,
Ни в бурю, ни в месяцы безрыбья!
Всякий берег однажды преходит,
Только море пребывает вечно.

22.04.2005
Prouilhe

Et omissionem

Наше ничего, Господи –
Вечерня, наспех прочитанная,
Копейка, нищему поданная,
Долг, с отвращением выполненный –
Вот они, наши подарочки.

А платы за эти сокровища –
Надобно, Господи, надобно:
Давай-ка нам милости, милости,
Неизреченной радости,
Еды и любви человеческой,
Да не забудь о вечности,
О которой мы и не вспомнили.

…Господи, только миловать.
Что ж еще с нами делать-то.

11.06.2005

Мысли о Церкви

Мы идем все вместе, хотя не знаем о том,
Кто с возвышенным сердцем, кто с больным животом,
Со святою Агнессой и с продавцом сигарет –
Мы идем все вместе, хотим того или нет.
И новый мученик града говорит палачу:
Не ругайся, не надо, я ссор с тобой не хочу,
У меня есть надежда, у тебя есть приказ –
Но мы идем все вместе, и Бог радеет о нас;
Бог радеет о нас, наш Бог радеет о нас –
Так о чем нам ругаться, Бог радеет о нас.

Эту тайну не понял даже Генрих Восьмой,
Убивавший монахов, чтоб спать с новой женой,
И ни жена, ни парламент истолковать не могли,
О чем же те улыбались, когда их мучить вели.
Картезианцев уводят, сэр Томас¹ смотрит им вслед,
Так мы идем все вместе, есть шансы выйти на свет,
Какое мне дело, что течет из моих глаз –
Не обращайте вниманья, Бог радеет о нас,
Бог радеет о нас, Бог радеет о нас –
Так чего нам бояться, Бог радеет о нас.

В корабельной команде – помнишь ты или нет –
Не только Дева Мария, но и поганый сосед.
Мы драим палубу рядом, мой сосед Кабысдох,
Раз Капитан тебя терпит – а так ли ты плох?
И на кой нам корабль, кроме того, чтобы плыть,
А говорят, за штурвалом – тот, кто умеет рулить,
Мы с тобой еще живы – значит, кто-то нас спас,
Так продолжим грести – Бог радеет о нас,
Бог радеет о нас, Бог радеет о нас,
Так чего еще нужно – Бог радеет о нас.

А у отца Доминика над тонзурой – звезда,
Он друг рулевого, и он знает – куда,
Там то ли суд, то ли праздник, то ли оба подряд,
Но мы с ним в одной лодке, а он отчетливо рад:
«По справедливости страшно, но есть шанс – по любви,
По справедливости страшно, но там у нас есть свои,
Сквозь толщу хлеба смотрели – а тут увидим ан фас,
Об остальном стыдно париться: Бог радеет о нас».
Бог радеет о нас, Бог радеет о нас,
Так зачем же я плачу – Бог радеет о нас…

22.06.2005

***

«Уйди, ненавистная смерть,
Не засти мне света, когда я читаю,
Не шли повестки моим любимым,
Не улыбайся из каждой щели,
Из каждой хроники и даже сказки,
Пошла бы ты вон из моего тела.»

«Да где бы ты был без меня,
Где взял бы другую мерку для зерен,
Ведь я теперь тоже на Царской службе,
Ведь я – только страж у Пустого Гроба,
Спокойный стражник у входа в тело,
Концом копья указующий в небо.»

26.07.2005

***

Робинзон, этот остров обитаем,
Не один ты тут такой обитаешь,
Что ж ты сам себе Библию читаешь,
Делаешь зарубки на двери?

И с ружьем средь ужасов и таин
Ты вершишь свою жертву – выживаешь,
Скоро ль тайну важнейшую узнаешь:
Робинзон, этот остров – материк.

15.09.2005

Адорация-3

Всё прошу, как ни благодари я,
Как ни слушай – всё не умолкаю.
Из меня негодная Мария,
Да и Марфа тоже никакая.

Изо всей семьи я разве Лазарь,
Что на зов из гробового плена
Не готов и слаб, выходит сразу,
Весь в слезах срывающий пелены…

Ничего не зная и не чая,
Только улыбаясь шире, шире,
Он стоит и плачет, возвещая
О Тебе своим наличьем в мире.

17.11.2005

RES (Адвент)

Ждущий молчащий лес
В свете и снеге весь
Внемлет – вечно и днесь –
Вести: «Ты есть, ты здесь».

Выявлен, обнажен,
Схвачен Тобой как есть,
Слушает, поражен,
Своего творения весть.

Мучим вместе со мной
Мой рождественский лес
Мукой любви одной –
Res имя ей, Res.

Res, Господи, Res,
О, какая Вещь –
Клин посреди небес,
В истинной крови весь,

Где в сердце дел и словес
Идет, выносим едва,
Снова в крови – процесс
Нашего Рождества.

29.11.2005

Душа моя во мне, как дитя

Кто войдет в Твой, Господи, город,
Кто ступить во врата возможет,
Кто взойдет на святую гору,
Кто на жертвенник дар возложит,

Кто в невинности руки омоет,
Выходя пред Твоим народом,
Кто вкусит Твоего покоя,
Именуемого – свобода,

Кто, оставшись ночью при гробе,
На рассвете не умирает,
Чья душа, как дитя в утробе,
Узнавая Тебя, взыграет –

Неужели лишь тот, кто сможет
Улыбнуться с разжатой дланью
И ответом Твоим, мой Боже,
Примет даже Твое молчанье?..

…Так. Но слышишь ли – как младенец,
Там, во мне, все плачет и плачет.

20.12.2005

¡Solo Dios Basta!

Холодно, Господи, холодно – где бы тепла,
Чтобы растаяла вся эта гадость внутри.
В этой войне виноваты ли наши тела –
Ты посмотри, ну за что мы их так, посмотри.

Делают, бедные, делают, что им велят –
Ходят вослед за душой, свою вечность губя.
Вот и глаза мои, Господи, снова болят –
Больно им, бедным, что я не смотрю на Тебя.

Полно нам, Господи, плакать и плакать опять
Нет, говорим, ничего у нас, нет ничего,
А потеряв, начинаем искать и искать,
И говорить, говорить, что лишились всего.

Если чего потеряли – теряем себя,
Если чего обрели – не найдем с фонарем.
Если чего у нас нету – так только Тебя:
Все потому, что никак не берем, не берем.

16.02.2006

***

Единственная истинная могила навеки пуста.
З. Ольденбург

А над моим монастырем –
Луна такая же, как здесь.
Мы все когда-нибудь умрем,
Но это радостная весть.

Разлом проходит посреди
Любого сердца, лба и уст,
Но это будет позади:
Наш общий гроб навеки пуст.

Какая рана, милый друг –
Поражены ей даже Вы,
Но вот, над Пруйлем лунный круг,
А тени башен – до Москвы.

Дрожит огонь над алтарем,
То ночь Субботы, благий мрак.
Мы все когда-нибудь умрем,
Но невозможно ж вечно – так.

17.03.2006

***

Все у человека было:
Имя у него было,
Братьев было с избытком,
И сердце было в груди.

Говорил – ничего у него нету,
Говорил и терял постепенно:
Сперва потерялось сердце,
Потом – остальное все.

А Бог все равно оставался.
И вложил ему новое сердце.

29.03.2006

Молитва

(Salvator meus)

Спаситель мой, излечи меня,
Учитель мой, научи меня,

Защитник мой, охраняй меня,
И смерти моей не отдай меня.

Борец за меня, победи меня.
В Твой новый день разбуди меня.

Войсководитель, направь меня.
Любимый брат, не оставь меня.

Куда мне нельзя – не пусти меня.
Распятый мною, прости меня.

Что мне даешь – разделяй со мной.
Мой добрый друг, поиграй со мной.

Дай видеть, как Ты несешь меня.
О всех моих обнадежь меня.

Радость моя, утешай меня.
Мир и покой, утишай меня.

От уз моих разреши меня.
Создатель мой, заверши меня.

05.04.2006
(день св. Винсента Ферьера)

***

Выведен в бездорожье
Властной Его рукой,
Слушай молчание Божье,
Думай, кто ты такой.

Правда лицо открывает,
Знакомы ее черты:
Все не всегда бывает
Так, как задумал ты.

Небо чисто и строго
Проповедует жизнь,
Славят деревья Бога,
Ввысь указуя, ввысь –

Что ж я несчастен, Боже,
В этом Твоем саду,
Что ж несвободен, что же
Все не живу, а жду?

Кто же меж нами стену
Выстроил, объясни,
Кто же сковал мне члены,
Скованы ль впрямь они?

Вот он, порог Господня
Дома. Платформа Сходня,
Электричка, благая весть.
Царствие, что сегодня
Начинается – здесь.

07.07.2006

On contemplative prayer

Разве мне ведомо о молитве –
Об этом крике женщины в родах,
О вопле любящего больше жизни,
О крике младенца, хотящего к маме,
О вопиющем в пустыне гласе,
Безмолвной истерике исихаста,
О крови, падающей на землю,
О тихом Fiat, реченном Девой –

О крике Того, кто из табернакля
Опять бросается мне навстречу
И умоляет войти в Его радость –
Кроткий Бог, сотворивший небо и землю…

Раз ты так мало зовешь, зовущий,
Может, не очень хочешь дозваться?

14.10.2006

Отзвуки Яна Твардовского в моей голове

1. ***

Никогда не умел отличать бесполезное от полезного
Не проверился на беременность, хотя слишком много плакал
А когда разродился собою – конечно же, было больно
Но потом пришло утешение: оказалось, что польза – не мера.
Вон сколько Господь посадил цветов
Там, где никто не увидит.

2. Про трансцендентность и имманентность

Когда человек счастлив, он счастлив просто.
Когда человек несчастен,
Он несчастен ужасно сложно:
Так что даже если спросить его, почему он плачет –
Он ответит, что это так просто не объяснишь.
Несчастье ужасно сложная штука,
Кроме горя смерти – о ней единственной –
«Умерла мама» – говорят в два слова.
А радость чем дальше – тем проще.
А самый простой, наверное, Бог –
Оттого и непостижимый.

3. Мой монастырь

(sapienti, которому sat)

Никогда никто не уйдет оттуда далёко –
От маленького окна, открытого в южную ночь,
От запаха тополя, камня, чего-то еще – от запаха дома,
От бабочки, бьющейся в приоткрытые ставни,
Чтобы, ворвавшись, бездарно упасть тебе в книгу,
Пачкая белизной, ворошась толстым тельцем,
От Распятия на стене, такого пустого, как будто оно для тебя,
От того, как братья поют Salve Regina, и сестры с ними, и ангелы с ними,
И ты поешь хуже всех – но все-таки с ними,
От своей кровати, в которую валишься на шесть блаженных часов,
А то и на три, зато тебе будут сниться только святые,
Говорящие: «Отдохни, отдохни, не вспоминай своих снов»,
И ведь правда не вспомнишь.

Из кельи своей никто никогда не уходит,
В нее можно только вернуться. Везучим – навеки,
Невезучим – на время до смерти, а самым счастливым –
Носить в себе, как фото любимой в кармашке,
Любимой, которая даже и кожа к коже – не вовсе твоя,
Но Божья.

15.10.2006

Вечерняя молитва

Объясни мне, почему Тебя будто и нету
Почему все так непонятно
Почему, едва оказавшись где-то,
Мы уже хотим туда же обратно

Почему нельзя нигде целиком оказаться
И пока не уйдешь – не увидишь, кáк тут
Почему важнее – то, что могло бы статься
Почему не выходит довериться камню и хлебу как факту

Почему, когда я смотрю на человека,
Мне всего понятнее, что я его теряю
Почему и однажды в одну и ту же реку
Не входится? От какой болезни я умираю?

Почему Ты таишься, когда к встрече все готово,
И приходишь говорить, когда мне вставать рано –
Или когда я засыпаю, охрипнув от зова,
Или когда мне интересно только про собственные раны

Вот, дал мне целый мир – подстрочником ответа
А у Тебя и часы мои тикают, и поют серафимы
Ты Сам – единственный ответ, а другого и нету
Научи меня молиться –
То есть забыть, что мне нужно помимо.

16.10.2006

О поэзии

Хоть однажды не соври, говори так, как дышат:
Кроме Бога все равно никто не расслышит.

Поэзия – то, что всегда неуместно,
Тренировка для мучеников, тест на честность:

Одному против всех, не прося о чуде,
Говорить не то, что понравится людям –

То, что взаправду хочешь сказать Богу.
Идя к Нему, не думаешь – в ногу, не в ногу.

Только не рассчитывай, что Ему это ново –
Он и Сам все знает, но ждет твоего слова.

А ты, как измученная кокетством девица,
Которая дозревает и наконец не боится,

Говоришь свое «да».

16.10.2006

Два четверостишия о разговорах

1.

Диалог счастливого с несчастным –
Диалог глухого со слепым.
Всё, к чему мы, Господи, причастны,
Всё возьми. И сделай всё Твоим.

2.

Господи, сделай меня таким, каким надо:
В счастье отчасти несчастным, в несчастье – счастливым,
Чтобы я мог слышать всех, как Ты их слышишь:
Вечно счастливый на Небе – и вечно распятый.

17.10.2006

Про счастье

Ответ – и не надо морщиться –
Зависит от респондента.
Кто-то будет уборщицей,
А кто-то и президентом.
Ни то ни другое счастья им
Не убавит и не прибавит,
Летит самолет над ненастьями,
Никто из нас им не правит.
Кто с лентами-позументами,
Кто честен и неуместен –
Уборщицы с президентами
Летят, легковесны, вместе.

Столько всего бренного
Прилетело и улетело,
А маленькая нетленная
Маргарет де Кастелло
Все также ждет воскресения
По окончании бала,
После конца унижения –
– Заступница самых малых.

18.10.2006

Лишние люди

посв. ****

Героини нашего времени,
Неизвестные никому,
Разрешающиеся от бремени,
Управляющиеся в дому,

И бойцы невидимой роты,
Каждый день принимающей бой –
Не бросающие работы,
Не кончающие с собой –

Герои нашего века,
Который не в помощь им,
Неведомые человекам,
Ни даже себе самим –

Примите, если угодно вам,
Примите еще одного –
Совсем ни на что не пригодного
Героического никого.

«Отведите, но только не бросьте.»
Это – наш, один из людей.
И не надо его на гвозди –
Для чего нам столько гвоздей.

Их мало нужно для счастья,
На всех нас достанет трех:
По одному на запястье
И третий – сквозь стопы ног.

06.12.2006

***

Настоящее покаяние
Похоже на то, что ты делаешь,
Как луна похожа на солнце,
как труп – на любимого деда,
как капли глазные – на слезы.
Только не плачь, как ребенок:
дети на публику плачут.

Опомнись, что же ты, милый,
Неужели тебе не больно –
Ведь мог бы быть человеком.

Поплачь, как плачут от боли.
Болит ведь только живое.

18.12.2006

Миссионер

Брат Фома считал, что верен – оказалось, что он просто влюблен.
Брат Фома просился в миссию в Фанжо – его послали в Вавилон.
«Зачем в Фанжо миссионеры – там Господь стоит на каждом углу,
А ты попробуй встать на воздух, опираясь на Петрову скалу.
Кто хочет быть миссионером – будь готов собраться в пару минут
И зашагать куда пошлют – а уж они-то, будь уверен, пошлют.»

Он звонил из мегаполиса, из церкви, предназначенной на снос,
И плакал в трубку, что ответ не нужен там, где позабыли вопрос.
Одет в джинсу под рваной рясой, на настоятеля кричал почем след:
«Я хочу смотреть на Бога, не могу смотреть туда, где Его нет!
Я шел искать и раздавать – глядишь, себя-то растеряю по пути!
Не говори «Он все во всем» – Он всемогущ, а значит, может уйти.
Он не приходит, если в дом не приглашают, Он же истый джентльмен,
А если свято место пусто, ты же знаешь, кто приходит взамен.»

А настоятель тихо млел у телефона, усмехаясь в усы,
И, отсмеявшись, приказал: «Миссионер, а ты Его пригласи.
Кто хочет быть миссионером – будь готов оставить все, что значит дом,
И зашагать куда пошлют – а мы-то, братец, будь уверен, пошлем.»

Влюбленный брат еще поплакал, потоптался посреди борозды,
Перекрестясь, взялсЯ за плуг и поплелсЯ куда послали – ТУДЫ.
О, счастье быть миссионером – через несколько минут брат Фома
За поворотом встретил Бога и опять сошел от счастья с ума.

17.01.2007

Пара слов о моей любви

Мои сокровища, свет и тайна, не надобные никому
Вот тоже любовь, подумаешь тоже – и нечего рассказать,
Похвастать нечем, лежать тихонько, смотреть, улыбаясь, во тьму
Мой дом ночной, качаясь от ветра, плывет, качая кровать

Секреты любви моей – были-небыли, своей-ничейной, такой-сякой:
Немного камня, подсолнух осенний, полнеба в дороге, ведущей домой,
И скапулир, от ветра взлетевший, лицо задевший белой рукой,
Полслова сказано, остальное – молчанье, хабит, и тот не мой.

Спасение вместо стены и вала, надежда – выше одним этажом
Немного зелени, маки в камне, и вечно некогда рассмотреть,
Зимы опять не указано напрочь в путеводителе Пруйль-Фанжо,
Лежи на камне отцова дома, и жди весны, и не смей стареть.

Но я не знаю, что значит старость – мы только то, что в нас говорит.
Наука любви – одно созерцанье, пустой конверт, письмо к небесам.
Какая там связь – любовь разделяет: я вижу клад, что от всех сокрыт
Тем, Кто ведет нас от двери к двери, а за последней – сокрылся сам.

14.02.2007

***

Как
Не рискуя, упасти
Свою птицу от сети,
По дороге, по пути
Все решил, размерил.
Квест,
Думал я, невыполним,
Говорил – уйти б живым
Слава Господу, что Он
Мне тогда не верил.

Глядь –
Мокрой аурой одета,
Плывет в высоте
Предвесенняя луна,
Огурцами тянет –
Вновь
Что-то в теле или где-то
Противится беде,
Поглядишь – и не беда,
Жив мой Бог, как ране.

Ночь,
Фонари как виноград,
Притаился ветроград,
Шевелит травою.
Под землею тайны спят –
Но
Я ведь тоже чей-то клад,
Я дыхание живое.

Жив!
Снова ветром накрывает,
Влечет, не отпускает
Надежда на сохранность
Вплоть до жизни вечной.
Да,
Ты любовь моя – бывает.
Потерпим эту странность
В чистоте сердечной.

14.03.2007

Литургия навечерия

До Пасхи так много дел –
Украсить, собрать, купить.
Доделать, что не успел.
Иисуса похоронить.

Чем можем, друг Никодим.
Немерено – так не мерь.
У тех, что ходили с Ним –
Какая ж Пасха теперь.

Чуть больше, чем ничего.
Что делать. Ты видел сам.
И знаешь, матерь Его –
Она ведь стояла там.

Хороший гроб, и пустой.
Чем можем. Он был святой.
Ужасно, что на кресте.
Теперь времена не те.

Вот раньше – камнями; все ж
Быстрее; или в бою…
Но что с нас теперь возьмешь.
Да пусть их, стражу свою.

Ну вот, ото лба до стоп.
Как должно. Идем сейчас.

Как тайно пустеет гроб,
Домысливай: не для глаз.

А в росном саду – весна,
А в церкви – кадильный дым.
И с миррой стоит – одна.
И с чашей замер – один.

Замри для порядка, друг.
(Он умер, но близок час.)
А руки трясутся – вдруг?
Не в этот раз, не для нас?

Пускай расскажет опять,
Что видела там, внутри.
И можно ли так молчать?
Пожалуйста, говори!

«Сперва решила, что страж.
Но нет. Настоящий. Наш.
Спокойный. Тот же. Иной.
И… Он говорил со мной».

07.04.2007
Навечерие Пасхи

***

О. А. К. (RIP)

Еще же помилуй, Боже,
Нашедших ложнейший путь,
В ворота Города тоже
Хоть как-нибудь, как-нибудь –
В рай вора, дурня, блудницы
Вратами кривого пути
Решивших самоубиться
Хоть с краешку запусти.

Пустой телефонный номер,
Имя не для званья –
Вот милый был, да и помер.
Воля его, не Твоя.
И у меня-то, у злого,
Все внутренности болят –
Не может же быть другого
С Тобою, который свят.
А то и попросту, Боже –
Забудь им. Ведь сочтены.
Придумай что-нибудь все же,
Они ведь Тебе – нужны?

27.04.2007

Кверела о Церкви

Нет никого одиноче Церкви, матери злых детей
Нет никого печальнее Церкви, ждущей две тысячи лет
Как нам с тобою ее утешить, что мы подарим ей,
как она нас в темный час застанет, когда загорится свет?

Было решил заделаться добрым – да сирых не повстречал
нынче они не дают проходу – да нынче сам мизерабль.
Я столько смог бы, когда бы начал, а ты – когда б перестал,
Но кроме нас есть гребцы другие –
Видимо, к счастью, есть и другие,
Все-таки явственно есть другие, ведь движется наш корабль.

Крови достоин любой живущий, но не любой – живет
И не спроси, сладка ли любовь – питье на конце копья
И не спроси, весела ли любовь – это уксус сплошной, не мед,
Но ох весела, веселей не бывает, какая ни есть – моя.

Благоухающий град Тулуза пахнет почти как здесь,
Если закрыть глаза и молиться – допахнет даже сюда,
Только глаза мои не закрываются – да, маловер как есть,
Это Господь не взирает на лица, а я – взираю всегда.

С Ним не покрутишь – спросишь, что делать, ответит: иди за Мной.
Вот тебе уксус с Тулузой в придачу, или уж не молись.
…Что ты опять о себе, моя радость? Май, сирень, выходной.
Не для того же Господь распялся, чтоб мы с тобой не спаслись.

21.05.2007

В паломничестве

Такое близкое к раю
Место – и человек,
Такой далекий от рая.
Радость моя, не знаю,
Что мне сказать траве,
Что ноги мои ласкает.

Ей не нужны слова,
Она из Божьей ладони
Растет – и в Бога растет.
Будь милостив, как трава,
И ветер тебя не тронет,
Коса не подсечет.

Будешь храним от зла,
А все, что тебя коснется,
Уже не будет злом.
…А свет, источник тепла,
Так щедро на руки льется,
Будто жив твой Авессалом,

Будто ты никогда не грешил,
Будто твой Сион чище снега,
Будто ложь не пятнала уст.
Не страшись, что ни слов, ни сил.
Найдется копье туарега,
Что снимет с тебя этот груз.

30.07.2007
Notre Dame des Neiges, la maison de Bs Charles de Foucauld

***

to Armine

…И когда ему рот засыплют землей,
И когда на глаза положат груз,
Помни – это будет та же земля,
Не дававшая отверзнуть уст
Тому, Кто сошел во чрево земли,
Забивавшей славивший Бога рот,
Чьи глаза и во тьме бы его нашли,
Чья рука и в глине его найдет.
И в одежде смерти узнает его,
Ибо Сам носил ее сорок часов,
И услышит крикнутое ничего
Там, где не останется голосов.

И когда между вами пролягут льды,
Помни – нет домой иного пути.
Собери ему в путь сколь можешь воды
И помилуй себя – тебе тоже идти.

04.08.2007
Смерть Асера и Гарегина

Терновник

Я говорю – не покидай, но знаю – правда за Тобою.
Ты знаешь, где моя любовь, Ты знаешь, что с ней делать, Боже.
Я говорю себе: вставай, реветь – реви хотя бы стоя,
Не бойся Бога: все равно твой страх в дороге не поможет.

Когда мы все-таки умрем и станет нечего бояться –
Ах, как мы плакать будем там о том единственном, что важно:
О том, что розой стать могло, о недорозданном богатстве, –
Но Бог не знает слова «бы» и помнит, что солдат – бумажный.

И то, что мы – трава травой, хотим любви, кричим от боли,
Что путаем друг друга с Ним, покуда ангел-жнец не срежет.
Он не обидит никого, любовь моя, тебя – тем боле.
Варфоломей, второй ноктюрн. А там, где ты – псалмы все те же.

Пусть мы не знали чистоты иной, чем та, что знают люди,
Но здесь важнее чистоты лишь Чистота одна пребудет.

Нет, есть еще, ответишь ты – белее, и больнее даже, –
Но что важнее чистоты, пусть чистота сама укажет.

08.2007

Терновая ветвь

В Корбьерах ангел летит,
Тень распустив крестом.
Любовь моя, где ни будешь ты,
Из этого дня в потом
Переливаясь из рук, –
Да ляжет вокруг и вслед,
В пространство между, мой милый друг,
Моего одиночества свет.

Ветрами несомая,
Такая высокая –
Свобода твоя и молитва моя,
Летящая около.

«Аве» над каждой войной,
Из жалости медлит Тот, кто спасет.
А я чем могу – своей тишиной
Тебе отдарюсь за все.
В долине – травы волной.
Бог все же сделает, что хотел.
Мой милый друг, за твоей спиной
Путь да останется бел,

Пока между встречами
В любви незамеченной
Нас переливает в единый сосуд
Наш Бог человеческий.

09.2007

***

Хорошо быть дирижаблем
И болтаться в поднебесье,
Хорошо бы отзываться
Лишь на имя Галахада.
Много жизней есть на свете,
Много крови, много песен,
Дай любую мне другую –
Проживу ее как надо.

Хорошо быть рядом с Богом,
Только кто взаправду сможет?
Не споешь об этом хором,
Этот номер – только сольный.
С Ним не будешь так, как хочешь,
Не прижмешься кожей к коже,
Все, что можно – это данность:
Что любви Его довольно.

Хорошо быть Гумилевым,
Сесть и плакать о Леванте
(а на деле тоже больно)
Хорошо сейчас в Тулузе
На молитву встать средь ночи
(но любви Его – довольно)
Только Бог решил иначе,
Выдал мне конфетный фантик,
Всю любовь Свою и верность –
И сказал: иди как хочешь.

09.11.2007

О воле Божией

Мы, наверное, как-то не так живем –
Да точно не так живем.
Надо бы взяться за шкирку,
Пойти заработать денег,
Купить лекарствий и сделать стрижку –
Лучше, чем в прошлый раз получилось.
Закончить все, что надо закончить,
Оперативненько и как надо,
Раздать долги, помириться со всеми
И весело лечь во гроб.

А так выходит, что Dies Irae
Опять приходит как тать,
И кто навстречу – а нам-то, сирым,
Куда еще убегать:
Холмы танцуют, в холмовом танце
Недвижимость вся на слом,
Господь говорил, что мы иностранцы,
Но значит, у нас есть дом.

А может, так и взаправду лучше –
Без твердой почвы внизу,
Когда желавшему радовать в руку
Уронишь Свою слезу.
Я – полугримаса, полуулыбка,
Куда я такой гожусь,
Но, радость моя, если снизу зыбко,
То я за тебя держусь.
Ни чайка Джо, ни другая птица,
Только себе под стать –
Зато не вздумаем обольститься,
Что можем сами стоять.

Лягу я, Господи, лягу, мой милый,
И правда же, поздно уже.
С Тобою рай, коли хватит силы,
В Москве, в шалаше, в гараже.
Скрыты в Руке колыбельки почек
И разделен Сихем.
Кто Ему нужен? Никто. Дружочек,
Будь хорошим никем.

27.11.2007

Stille Nacht

Тихая ночь. Слава Богу, забыл Сион,
Ждал – и забыл, а уже у дверей.
В самое темное время родился Он,
Чтоб и тогда было нам посветлей.

Медленный снег и тепло подоконника,
И отзовешься, когда позову –
Все это, сердце, на ниточке тоненькой,
Только дыханьем Младенца в хлеву.

Крикнул бы, радостный, как Суламите бы –
Но у Младенца лишь облачко с губ.
Сердце мое, почему бы не жить тебе,
Прямо сейчас не начать – почему б?

Там, в темноте, высоко над печалями,
Снег предрождественский – вверх и прошу:
Господи мой, не давай мне отчаянья,
Я и надежду с трудом выношу.

Смерть и разлука, цветочек мой аленький,
Как оно вправду, увидеть тебе б –
Все принимает, замерзший и маленький,
Вновь беззащитный для нас, словно хлеб.

Вот, у меня на ладони сокровища –
То, что с любимой ладони я взял:
Фантик блестящий да четки, а что еще
Мне показать – Ты ведь тоже был мал.

Ты ведь и боле меня уставал.

23.12.2007

***

Так уже бывало –
Затягивало крепко,
Искал оригинала –
Лишился даже слепка
Молишься родному –
На связи незнакомый,
Дома как не дома,
А где теперь как дома –
Кто бы рассказал.

Вроде и старался –
А воз и ныне там же,
На войну умчался
Веселый принц Оранжа,
Кто скончался в Царство,
Кто – в обитель боли,
Мама пьет лекарства,
И даже тетя Оля
Взаправду умерла.

Вроде бы что сеешь –
То и пожинаешь,
Вроде разумеешь,
Все-то понимаешь,
А тащишься, простужен
И в состоянье стресса:
Доминик был нужен,
Сумела и Агнесса,
Да я не гожусь.

А смотришь – и не серо,
Глядь – и не прокисло:
Это ли не вера
В поисках смысла –
То зажжешь окошко,
То снегом погладишь –
И подышу немножко:
Постой, Себя ради,
Еще побудь со мной!

Вроде отвернусь – да
Ты стоишь рядом.
Соврал бы я, что пусто,
Соврал бы, что не надо:
Не даешься залпом –
Шажочек, глоточек…
Я Тебя послал бы,
Да люблю очень.

И как я без Тебя.

22.12.2008

Великопостное-4

Неделя самарянки

За четыре дня до весны,
посреди поста
Посреди большой тишины
тишина – не та
Смерть и милость падают с неба
вокруг меня
Ты все ближе, справа и слева –
день ото дня
По пути до любови дальней
вскрываешь льды.
Самарянка просила – дай ей
этой воды,
Чтобы больше не жаждать –
не вечно ведь жаждать ей
Пусть однажды и дважды
старший сын соберет друзей,
Пусть насытится Лазарь,
а Лот отмолит Содом –
Всем Своим и сразу
яви Себя всем во всём!

Только будет завтра
и боль во вчера снесет.
Не корректор – автор,
что заново пишет всё,
Завершит поворот сюжета,
сказав – Приди!
– Донна Анна! – и нет ответа,
но впереди
Донна Анна молчит, но слышит,
курит и ждет.
И полковнику вновь не пишут,
но служба идет,
А любовь и жалость –
две нищенки между строк –
На любую усталость
найдут особый цветок.

Не вини себя –
это великопостный циклон
Катит волны смерти и милости
на Аваллон.
В Аваллоне туман и мгла,
тише – Артур спит.
А надежда мала,
она шепотом говорит.
Ты узнаешь ее,
ты не спутаешь никогда.
Она здесь не живет,
но порой приходит сюда.

25.02.2008

***

Я говорю – послушай,
Это еще не горе,
Этим кормятся души,
Чтобы расти, растешь
Ты отвечаешь: мне бы
Лучше до края моря,
Мне бы другое небо,
Мне бы из сердца – нож

Ты не лежишь в кровище,
Пьешь какой-то джин-тоник,
Каждое утро ищешь,
Где у тебя голова,
Чтобы поверили люди,
Что ты не то что бы тонешь,
Что скоро полегче будет
Любить, как любит трава

Тот, кто стоит ночами
У ложа у твоего, –
Он далек от печали,
От зависти, от всего
Он говорит – обратно,
Он говорит – приди
Это всего лишь жатва,
Главное – впереди

Означено как по метам,
Разыграно как по нотам –
А речь совсем не об этом,
Речь о твоей душе
Как высока ограда,
Так же невнятно – что там…
Ты говоришь – не надо
Он говорит: уже.

14.04.2008

Города

Эта неровная песенка – о том, кто покинул дом,
Не по воле своей, но весело, хотя и не зная о том,
И обнаружил себя в Москве (могло бы быть и фиговее),
Хотя вроде бы шел в Иерусалим с заходом в Пруйль и Сеговию.

Москва – это град, огороженный среди других городов
А больше увидит всякий, кто будет к тому готов
А глубже узнает тот, кто возьмет его, Божий, весь,
Кто в каждом окне и в каждом лице увидит, как оно есть.
В нем есть свои звери и сказки, и много-много людей,
И каждый любит, как может, обрастая Москвою своей,
Она делится и распадается на чьи-то места и сны –
Но главная тайна не в этом: «Да не будет богов иных».
Нагая тайна на площади, во время чумы торжество:
Один смотрит только на Бога, другой глядит на него.

Тулуза вот тоже – город среди других городов,
Минувшей войны и заводов, церквей и балконных цветов,
Сент-Экса и Сент-Экзюпера, в общем, родина многих слонов,
Но кто ее знает, Тулузу метро, Доминика и чьих-нибудь снов, –
Ведь главная тайна мала, как зерно, и о ней – никогда ничего:
Кто смотрит в Тулузе на Бога, а кто – на него одного,
А Бог с высоты – на обоих, держа их в руке до конца,
РавнО открываясь обоим и зная насквозь их сердца –
И то, что им нужно на деле: скажи – и проснулся бы жив и прощен,
Во тьме сердечной нащупав – кроме себя – кого-то еще.

15.05.2008

Стенограмма

Вот здравствуй, родной. С Тобою не страшно даже и в доме моем, среди ночи. Хотел говорить с Тобою о важном – о самых больных и просивших прочих, но тут не по-честному не выходит, а если по-честному – Ты мне нужен. И не о годе и не о погоде, и не о том, что опять простужен, – читал вот Фому, о тепле мечтая. Не взял вот щенка, а такая кроха… Ты знаешь, мне пусто и не хватает, а так все ниче, только очень плохо. Ты знаешь, бывает, когда проснешься – и видишь: больше не надо бояться. Зачем же Ты меня не коснешься? Не хочешь больше меня касаться? (Чего ж вы хотели, скажут монаху, усевшись меж молотом и наковальней! Ну да, недотрах, откуда ж дотраху, но недо-Ты – куда как реальней.) Ведь я же помню, когда иначе – Ты Сам приучил, повтори-ка, ну-ка, вода мокра, а огонь – горячий, когда Тебя ощущаешь как руку. Ты скажешь: ближе – сожжет идиота, перевари, что принял, – попустит! Лежу, наблюдая Твою работу – как мир несется к узкому устью. Какая ночь, соловьи повсюду, а я – о себе, недославив Имени… Я так хочу быть с Тобой. И буду. Спокойной ночи, родной. Прости меня.

22.05.2008

Перетерпел

Эта история – о святом, который перетерпел.
Никто ничего не узнал – он просто перетерпел.
Если бы он согрешил и покаялся, было бы много шума,
Но никто ничего не услышал – он просто перетерпел.

Это история старшего брата, который остался с отцом,
Младший ушел в загул и пропал, а этот был молодцом,
Пять лет он во сне убегал из дома каждую Божью ночь,
Но ночь – это ночь, а день есть правда, и он оставался с отцом.

И когда по ночам он кусал себе руки, это и был его бой,
Он мог пасть героем в войне с собой, но просто остался собой,
Ведь верность – последнее, что остается в такой нелепой любви,
Когда почти ненавидишь того, для кого остаешься собой.

Эта история – о святом, который перетерпел.
Она коротка – что скажешь о том, который перетерпел?
Я даже отнюдь не уверен, что он был лучше других,
Но лучше себя – это точно, а значит, он принят в удел.

А для тех, кто предпочитает день, в уделе очень светло
Чтоб каждый видел себя и других, и все, что правда прошло,
И увидев эти горы и реки, которые не потерял,
Я думаю, он наконец расслабился.
И оно того стоило.

05.06.2008

Научи

(Guillaume Dupont)

Научи меня молиться
Так, как я смотрю желанные фильмы –
Замерев в темноте и отключаясь
От волнений, от голода, жажды, болезней

Научи меня молиться
Так, как я ем, когда проголодаюсь –
Всем телом радуясь и принимая
Пищу как она есть – драгоценным даром

Научи меня молиться
Так, как я купаюсь в жару –
Погружаясь в святую воду реки
Всем существом, забыв, что дом мой – на берегу

Научи меня молиться
Так, как я сижу на кухоньке с другом,
Наслаждаясь его присутствием и чаем,
И теплой рукою рядом с моей

Научи меня молиться
Так, как я сплю после долгой дороги,
Как пью вино после трудной работы,
Как обнимаю долгожданного гостя –
Помня о себе, но сливаясь с действием,
Которое и не действие, а так – состояние,
Радость, внимательная тишина,
Драгоценное время, берущее все
И все отдающее: по-настоящему.

08.06.2008

В искушении

Порой человек зацепляется
за то, что ведет его к смерти,
и отцепиться не может,
не оторвав кусок от себя,
рыбой снимаясь с крючка,
рвет себе глотку и губы,
в лучшем случае – глотку и губы,
а иногда и внутренности,
чтоб умереть на свободе.
Так говорил Артур Рембо
на серой от пота койке,
умирая почти свободным,
так говорил и сэр Ланселот,
разрушив собственный дом.

Господь сказал – eice eum,²
я говорю – помедли
Он говорит – лапу отгрызть,
оставляя капкан, и идти за Мной,
Он говорит – иначе
не будешь достоин Меня,
а я и так недостоин.
Я – пыль, гонимая ветром,
стрела, изнутри пустая,
как легкие птичьи кости,
продуваемый ветром тростник.
Теперь я не обольщаюсь,
Ветер, дай мне теперь вернуться
К тому, кто ветрами правит,
кто попускает ветер
И даже – Очень Большой Ветер,
Кто все еще любит меня.

03.07.2008

Monastère

В ночном клуатре каждый звук – за три
В ночном клуатре океан – внутри,
И в воду темную не наглядеться,
Как в вечно бдящий яркий небосклон.
И, вышагнув за крыши, Орион
Поста не оставляет своего.
Приди, наследник, вот твое наследство,
Приди, пребудь, не бойся ничего.

Смотри, сестра Мари Святого Духа
Бредет – полупрозрачная старуха,
Лаская камень стен сухой рукой,
Шепча Тому, кто к ней приклонит ухо, –
По форме глаз, что словно два крыла,
Видать, какой красавицей была –
Усталый путник в праздничный покой,
Где ни один цветок не вянет даром.
Она отсюда. Кто ты здесь такой?
Смотри, и ты однажды будешь старым.

Пребудь, приди. Вопрос не в тишине,
Ни в чем прекрасном, что лежит вовне, –
Не в круге действий, малых и великих,
Что создают и сокрепляют дни,
И даже не в отце, не в Доминике,
Который здесь, но словно бы в тени.
Вопрос в тебе, в той главной глубине,
Где спит предполагаемый ответ –
Зачем ты человек, ребенок света.
Приди, всмотрись. А там ответа нет,
Но есть пустое место для ответа.

24.08.08
Taulignan, Clarte de Notre Dame

Guillaume le Naïf

(Dupont)

Как мог ты дать себя обмануть,
Гийом,
Ты, все искавший прямого пути,
Простак,
По мере сил испрямлявший путь,
Гийом,
Как мог ты дать себя провести,
Простак?

Ведь вроде старался жить по уму,
Гийом,
Стоял все сбоку, как не родной,
Простак,
Любил Маритена, читал Фому,
Гийом,
Но думал, что сердце – орган больной,
Простак.

Мужчина. Женщина. Мать. Отец.
И ты, Гийом.
Что знал ты о ком-нибудь, кроме юнца,
Простак,
Умевшего и любить, и хотеть,
Как ты, Гийом,
Но так боявшегося доводить до конца,
Простак.

А теперь, когда они все ушли,
Гийом,
И пламя обид, и пламя любви никого не жжет,
Простак,
Дошел ты, Навин, до своей земли,
Вот твой дом,
Да глянь назад – растерял народ,
Простак.

И мальчик сердца, что жил по уму –
Гийом –
Попал под топор, увернувшись от сотен стрел, –
Молодец!
Перед тем, как надобно умирать самому,
Тем же самым днем
Вспомнил, как умирал отец, и его пожалел –
Бог мой, наконец.

Но наконец и все это дым,
Гийом.
О сложном забудь, разберись с простым,
Простак.
Осталось главное – стать святым,
Гийом,
Единственно ценное – все-таки стать святым –
Хоть так.

23.09.2008

Amor de lohn

Это просто способ
Куда-нибудь бросить сердце,
Если внутри ему тесно.

Если внутри ему плохо,
Это хороший признак,
Значит, разрыв заметен.

Если разрыв заметен,
Значит, оно еще живо:
Бросай – долетит до Бога.

2008

Regina Coeli

Вот она в метро, в своем черном платке по брови,
Меж потоков людских разделяющий малый камень.
Ее облик порой девичий, но чаще вдовий,
И табличку она сжимает двумя руками:

«Умер Сын. Помогите. Любому. Прямо сейчас.
Чем сумеете. Ради Него. Умоляю вас».

И когда ты пройдешь – дом, работа, клуб, дискотека, –
Или что-то подашь, что еще с тебя можно взять,
Ты услышишь свой плач, самый древний плач человека –
Этот древний плач о любви, которой нельзя.

09.11.2008

Любовь в метро

Неудобно и как-то неловко заниматься этим в метро
Тут и ботами по кроссовкам, и конкретным бесом в ребро
И, стараясь не подавиться мехом чьего-то воротника, –
Здесь ты, брат, не важная птица. Вообще не птица пока.

Здесь ты всем мешаешь по факту, как тебе – по факту – они.
Не злодей, но хватает такту максимально на «извини».
Может, все-таки отказаться, наложить кухулинский гейс?
легче было б тут целоваться, – меньше нужен пёрсонал спейс.

И куда там думать в процессе принятья любовных мер.
Даже самой скромной принцессе не годится такой кавалер,
Бормочущий заверенья в тесноте и себе под нос,
Куда уж там на колени, куда уж с букетом роз.

А делать что? До обители, где закон любви недвижим,
Мы, бедные мирожители, все время куда-то бежим,
В ожидании подходящего мегадня для любви своей
Упуская те настоящие, что могли быть отданы ей.

Ну, вытаскивай бревиарий. Где уж есть, сколько есть – пора.
«Закон Твоих уст, Государе, лучше золота и серебра.»

27.11.2008

***

Он не брезгует, когда заперты двери,
Воспользоваться окном – или даже щелью:
Он такой большой, что это Его не унизит,
И такой настойчивый, что Своего не упустит.
И такой спокойный, что не всегда отвечает на крики –
О том, несомненно, знают и волхв, и пустынник,
Но вряд ли расскажут: приучены не болтать.

А на самом краешке мыса Доброй Надежды
Белеет флажком одинокая старая птица
И надеется, что она – в самом центре Божьей ладони
И что Круг Земной начертан вокруг нее.
А самое странное – то, что она права.

07.11.2008

Про тепло

В этом промерзшем городе, в насквозь промерзшей стране
Куда я не знаю, как и попал – получилось родиться мне,

Я, по одной поджимая лапы, как тойтерьер на снегу,
Думаю, выйдя во тьму из храма, о том, что я здесь могу.

Могу не грешить особенно, не разболеться в хлам,
Могу даже что-нибудь доброе делать (не по утрам),

Могу дописать нетленку – медяк, для меня золотой,
Могу дотянуть до лета, не скрыться под темной водой.

Не дать смертоносной любови докушать меня до костей,
Сдавать понемножечку крови для истинно бедных людей.

Все, что для жизни, дадено: таинства, кров, друзья.
Я так хочу туда, где солнце, но главный-то тут не я.

А искавших царя к полумраку яслей опять звезда привела,
Этот странный царь не пошел, где теплей, обходясь дыханьем вола.

А Младенец опять один и за всех, будет холодно, ну и пусть.
Мне опять до того не хватает Тебя, только крикни – я распрямлюсь,

Вот тебе косая колядка моя, пусторукий волхв у дверей.
Посчитай тут местоимения «я» и замени их скорей

На тулузское летнее солнце или дыханье вола,
Потому что свет есть от света, а тепло, мой свет, от тепла.

01.04.2009

Жил-был пес

Так – за шажочком шажочек –
мы оказались, дружочек,
именно здесь и сейчас.
И не сказать чтоб хотели,
но что уж теперь, в самом деле,
лучше давай-ка про нас.

сядем тихонько, покурим,
глядя, как в зимней лазури
летит самолетик на юг.
Может быть, много не надо,
может быть, наша награда –
так вот сидеть, милый друг.

Где-то цветет повилика,
где-то стоит базилика,
ангел трубит Рождество.
Где же ты, сын Доминика,
Где твой Дюпон, погляди-ка –
может, и нету его.

Поговорим про канправо –
сколько шагов нужно вправо,
чтобы считался побег.
Поговорим про работу,
Про «человек для субботы» –
Порою мне кажется, право,
Что я вот такой человек.

Но я не умру, не простыну,
Будет жара, El Camino,
Бог не бросает своих.
Бог посылает их в миссии
Тайными тропами лисьими,
Тайно надеясь на них.

Бунт не удался. Все то же.
Как ни вертись, ты не можешь,
Я не могу без Него.
Но знаешь, останься до срока,
Посмотрим, как в небе с востока
ангел несет Рождество.

18.01.2009

Задачник

1.

Персона A любила персону B,
А персона B, например,
Любила только играть на трубе
Или, скажем, персону R.

А персона R, в свою очередь,
Любила персону V
И даже подумывала умереть
От такого объема любви.

И никто из них не знал никогда,
Что общего в их судьбе,
Но когда упала персона A,
Пропала персона B.

А персона R наконец поняла,
Но было уже поздняк,
А персона V вдруг себя нашла
И, найдя, оставила так.

Кто ушел домой, кто в военный поход,
Кто в Тулузу, кто – сквозь портал,
Самый дохлый выжил, а умер тот,
от кого никто и не ждал.

А когда им время пришло успокоиться
И поговорить без помех,
Явилась Вторая Персона Троицы
И в Себе примирила всех.

2.

Из пункта A и до пункта B вышел один (ч)удак.
Семь первых миль он был очень счастлив, а после – уже не так.
Возле пункта C он изменился в лице и зашел на пару минут,
И себя потерял, и надолго застрял, и решил, что останется тут.

На сто первую ночь он проснулся во тьму и увидел, что хватит спать.
Вопрос: а достанет ли воли ему, чтобы выйти в дорогу опять?
А ну отвечай, не томи меня, а не знаешь – так пропусти.
Никто не знает ни часа, ни дня, но мы живы, пока мы в пути.

26.01.2009

Предвесенняя криптограмма

Неподалеку от метро Полянка
В примелькавшейся до состояния невидимки
Мешанине Святой Руси и киберпанка
Где золотые кресты торчат из февральской дымки
Возвещая, что на каждом из них за нас умер Вечный,
Из-под ног в небо сыплются голуби, а я чужак чужаком.
Кусочки мира просятся в мой мешок заплечный,
А я их не беру, я зачем-то с завязанным мешком.
Мой дом существует, и стены его еще крепки,
Но Антей хочет чуять почву, стоя на тротуаре:
По большой воде океана мчится кораблик из щепки,
А зовут его – «Марианна», как у Сальгари.

Это секрет, братишка, очень большой,
Да вмести его, если сможешь вместить:
Чтобы тебе стало здесь хорошо,
Тебе просто нужно это все полюбить.
И признаком счастья станут недозимние площади,
Лепешки снега, где могли быть цикламены,
Чудотворные лужи и синие лошади,
Бусины Божьи, знаки большой перемены,
То, что подбираешь, малое и священное,
Играя в поиски дома – в игру «холоднее – теплее» –
Где у чашки с отбитым краем найдется сокровенное
Место вблизи алтаря, если ты ее пожалеешь.

Но пока все так, и камешек из Фанжо мне московских дороже,
И я тихо вою на место, где по идее луна дневная.
Мне думается, что если Бог что-то вживляет тебе под кожу,
То это твое сокровище. А больше я ничего не знаю.
А пока постараемся без особого фол-амора,
Который все равно ни черта не лечит от фин-амора,
Просто дождемся весны, что уже на пути в этот город,
И уедем туда, где похожей на дом, сердце мое, уже скоро.

А если стрелки сделают круг, как Иоанну давно обещали,
То я смогу увидеть тебя, как вижу дерево, камень, поле, –
Спокойной вещью в себе, а не частью своей печали,
И может, тогда получится, что любовь бывает без боли.

27.02.2009

***

Сэр Галахад, сэр Персиваль и сэр Борс
Хотели вступить в тулузский новициат.
Сэр Галахад пошел и вступил, поскольку был молод и борз,
А такому новицию всякий немерено рад.

Сэр Борс потоптался и все же решил не вступать,
Рассказал себе про долги перед мамой и государством,
Рассказал себе, что жениться тоже спасительно,
Для него вообще предпочтительно,
И себя убедил, и покончил с этим мытарством.

А сэр Персиваль остался дурак дураком –
В пустыне со львом –
Размышляя, когда же случилась беда-не беда,
Вроде задал вопрос – а застрял ни туда, ни сюда,
И куда бы себя применить при раскладе таком.

Ничего, не волнуйся, до смерти-то страшно терпеть,
Но не знаешь ни часа, ни дня, а когда она близко подходит,
То, дружочек, выходит, выходит,
Что задача проста – всего-то чуть-чуть потерпеть.

20.04.2009

***

(посвящается тем, кому посвящается)

Решил в семинарию, проучился полгода…
Хотел в монастырь – тут негде, а там не взяли…
Учил португальский, чтоб там, где святой Антоний…
Почти доучил, газетами вот торгую.

Хотела в Кармель – но как-то перегорело…
Могла бы в Германии, но навсегда – уж слишком…
Жила у сестер, но решила, что как-то страшно…
Болела так много, что отказали в обетах…

И сколько их – несвятых Бенедиктов Лабров,
От Господа старых дев обоего пола –
Жених не пришел, а может, кончилось масло,
А где моя радость, ответь мне, чем она стала?

А где же мой Ты, ответь мне, закат развесив
Над пятиэтажкой и ржавыми гаражами,
Расцветив сиренью и яблоневым туманом
Кривые мои глухие окольные тропы.

Ответ как ответ: и они утекают к морю.
Но что же я вижу, едва глаза закрываю,
Розарий – уже не траппистский, а просто Божий –
В спокойной руке святого бомжа Бенедикта.

25.05.2009

***

Ну да, не проходит, ну да, опять это самое. Я знаю, что долго уже, что всем надоели. По ходу, конечно, забить, схоронить за рамой, как муху сухую, да жить уже, в самом деле. Я знаю, пять лет – это много. И больше чем много – а попросту хватит. Вот верное слово: хватит. В конце концов, если вышел замуж за Бога – не жди, что Он даже и тут за тебя заплатит. Тут можно бы много «но»: но все-таки, блин же, но больно, но плохо, но нужно – нужней сортира…Но сам же отлично знаешь: попросишь ближе – так будет ближе, и ближе целого мира. А выдержишь то, что слабо было Моисею? А выдержишь, если себя самого – не можешь? Прикинь, а может, Он так вот тебя жалеет. А если бы не жалел? Избавь меня, Боже. Ведь, в общем, куда ни кинь, Ты единый Сущий. Куда ни беги – к Тебе опять или снова. Нет, есть одно место, но там ни разу не кущи, там нечто обратное. Я же хочу иного.

Я знаю женщину: сын ее был хороший, единственная проблема – мамы не надо. Я знаю мужчину: к нему приходила лошадь. Но только во сне. Безногий, вот же засада. А я кто такой, чтоб спорить об этом деле? Вот Иов поспорил, ответ получил – и баста. Я часто бываю счастлив, а то, что мосты сгорели – бывают с мостами проблемы, хуже гораздо. К примеру, когда они выводят, мой Боже, в места, которых противно стопой касаться…

С Тобою ругаться – выходит себе дороже: я слишком Тебя люблю, чтоб с Тобой ругаться.

Наверно, и это – акт веры: слова «мой Боже» – а их говорить вовеки не надоест… Любовь, говоришь? На виселицу похоже. Ты прав, говорит. На виселицу. На крест.

02.08.2009

Et in Arcadia ego

И я был в Аркадии – даже не так давно.
В той самой Аркадии – помнишь ее приметы?
Все крупный план, про тебя снимают кино
Под легкое недовольство, что счастья нету.

Я помню ее истории, имена –
зачем мне теперь? Понадоблюсь – позовут же!
Валидный повод для выпивки: меняются времена.
Я был в той Аркадии – знаешь, тут много лучше.

16.08.2009

***

Если ты, как оно говорится, меня предваришь со знамением веры,
Все, что так раздражает меня – запах кофе и дыма, манера
Никогда не споласкивать чашку, и грязь с башмаков (Катилина, доколе?!)
Станут знаменьем веры моей, постоянным источником боли,
Так что каждый чужой сигаретный окурок – ментоловый, скажем, –
Или дырка на чьем-то носке, – станет даром, открыткой с пейзажем
Невозвратной зеленой страны – почерк твой, только адреса нету.
Так мне будут тебя возвещать сто источников боли и света,
Очертив пустоту – дырку в форме тебя – контур, ждущий заполниться снова.
Я ведь знаю, как мало становится нужно, когда отнимается много.
Я – венец братолюбия, долго вдыхаю и рот открываю,
Чтобы разом сказать обо всем, что достало меня, а тебе по сараю,
Да, про пепельницу, и про чашку, и грязь за собой вытирай –
И с большим изумлением слышу свой голос: «Пожалуйста, не умирай».

15.02.2010

Поток Сознания Очередной Великопостный

когда умерший переживает уже свою смерть
то есть когда умирают все те, кто его хоронил
и даже те, кто хоронил всех тех, кто его хоронил, и слушал их плач,
он становится как бы снова живым –
о нем говорят в настоящем времени,
или просто вне времени – как о навеки
вписавшемся в строчки времен в своем истинном месте,
уже непреложном, уже завершенном, уже не печальном:
«этот самый Мюрат – мировой генерал, но политик не слишком»,
«я Кретьена люблю – вот же это поэт»,
«ай да Пушкин, опять превзошел, а в пятнадцать-то лет» –
помня факты их смерти, не плачут о них,
ну а если и плачут – то как о далеких, не как об усопших.
когда мертвый уходит совсем далеко
из печали живых, плотской памяти их,
его видят на разных углах его улиц
даже те, кто не видел его никогда –
это знак приближения
знак завершения нового круга спирали времен,
это признак того, что однажды случится, но по-настоящему:
когда умершие переживут свою смерть насовсем.

09.03.2010

Павлу и Оле

Есть такие слезы,
идущие из сердца –
стоят под нижним веком,
не льются и жгут.
есть такие вещи –
дешевле полкопейки,
дороже слез и крови
в валюте любви.

есть имена такие –
когда их произносят,
сразу ясно – это
звательный падеж,
случайно ли помянуто,
мелькнуло ли в рассказе,
читаемо ли в надписи
на белом кресте.

есть такие войны –
они происходят
невидно и неслышимо,
а трупы налицо.
Да что ж у нас война-то
В мирное время,
А что же будет с нами,
Если правда война?

07.06.2010

О действенной молитве

Я не скажу – как очи раба на руки господина его:
Я мало знаю о господах, и о рабах – всего ничего,
И не скажу – как очи рабы нА руку госпожи своей:
Ведь руки, что давали мне жизнь, все были руками моих друзей.

Но я скажу – как очи старушки, что у метро продает цветы,
К идущему прочь от вянущих роз, которые – купишь – может быть – ты?,
Или как очи смертельно спешащего ночного стопщика – на камьон,
Или как очи совсем пропащего – «Клянусь, не на водку, а на батон» –

Как на врача – глаза обреченного, которому книгу бы дописать, –
Пусть будут так очи наши – ко Господу.
И Он не сможет нам отказать.

08.06.2010

Про свободу

Любовь – единственная свобода,
Которая есть на этой земле.
Ю. Морозова

Предположим, что некто по имени Пьер
живет в местечке под названием Пюивер
куда его распределили вполне законно
из полицейского колледжа, скажем, Нарбонна.
он торчит в этой дыре уже третий год
и его тошнит от департамента Од –
от жалкой провинции без перспектив
где толком неясно, умер ты или жив,
четыреста жителей, а чего б ты хотел –
виноград и сиеста, и ноль настоящих дел.

А в это же время некий, к примеру, Жан
проживает в Париже среди других парижан,
ничего не поделаешь, в столице работы много,
надежда отсюда выбраться – на одного лишь Бога:
из серого каменного лабиринта –
да хоть на зеленый остров капитана Флинта,
а лучше всего – в затканный розами городок,
где, по Сент-Эксу, самая пыль дорог
Пахнет ладаном, а на ночь не запираются двери:
Если и умирать, то в трубадурском раю в Пюивере.

Ни при чем ни климат, ни родная природа:
Любовь – она и правда единственная свобода,
делающая счастливым там, где ты есть:
единственный способ и впрямь оказаться здесь –
оказаться здесь по своей собственной воле.
или принять не свою – как там? Господню, что ли.
Верно, Доминго? свобода – такая штука:
не запирается в сердце, не помещается в руку,
думаешь, что утратил – а она обнимет за плечи,
явно не помещаясь в жизни твоей человечьей.

А вдруг свобода за тем, кто первым вылетит с ринга?
Есть ведь какой-то предел, где она взаправду, Доминго?
Но, и отъезжая, стоя у самого края,
откуда я знаю, буду ли плакать, наконец уезжая.

15.06.2010

Вечерняя зарисовка

Двое людей живут в киоске
И слушают музыку своей земли.
Они и работают, и спят в киоске,
И слушают музыку своей земли.
На их земле сейчас царство Босха,
И страшно вблизи, и темно вдали,
Но они спаслись в ковчеге киоска
И слушают музыку своей земли.

Между сугробом и зачатками свалки
В городе, где не пахнет войной,
Я подхожу купить минералки –
И меня обдает звуковой волной.
И мне подают бутыль минералки
Восточные гордые короли –
Что значат какие-то сугробы и свалки,
Пока есть музыка их земли.

Спасибо за воду, милая дама,
И знаете, мне кажется – не вечен плен.
Окошко света и темная рама –
Это, я думаю, месье Гоген
Пишет в Чистилище сцену в киоске:
«Кто мы, куда мы, откуда пришли».
Но это неважно, это только наброски,
Важна лишь музыка вашей земли.

31.03.2011

Рождественский случай под Барселоной

Спасибо, месье, заберите свой грош,
Мне нужно только луну.
Я без нее извелся,
Почти растерял
Сексуальную ориентацию в нашем пространстве.
Всего два года назад луна была полной,
Потом убывала, но так постепенно,
Что я не заметил и упустил
Момент новолуния. Опомнился только,
Когда стало вовсе темно.
Вот вам рука моя, неразличимая
В темноте, где раньше сияло
Светило ночи.
Знаете, мне обещали,
Что оно возвратится и даже окажется
На расстоянии этой руки.

31.03.2011

Бумага

Друзьям Петрова снится Петров.
Такой же, как был при жизни.
Спокойный – много ли нужно слов.
И близкий – ты только свистни.

Он снится тете, совсем юнцом.
В сиянии – ученице.
Отцу – таким, как перед концом.
И только жене не снится.

Вдова Петрова, пока из стекла,
Надеется стать бумажной.
При входе в дом говорит – «Пришла».
Без звука. Уже неважно.

И ставит чайник. И вяжет шаль.
И – день за днем, понемногу.
Ее, наверное, многим жаль.
Но ей не нужно, ей-Богу.

Она любима. И он любим.
The rest – бумага, бумага,
Где пишется то, что не было им,
Но станет им – шаг за шагом.

30.07.2011

Русская народная сказка

У зайца была душа лубяная,
А у лисы – ну, знаете сами.
И заяц оставил, не возражая,
Квартирку свою – и уехал к маме,

Все бегал, стараясь быть нужным маме,
А в редкие дни тоски и сомнений
Писал чего-то в снегу следами,
И те, кто читал, говорили – гений.

Лиса жила на широкую ногу,
Под псевдонимом «Неунывайцев»
Писала, как можно добиться многого,
Неплохо зная повадки зайцев.

И кто из них, в сущности, был счастливей –
Не знаю, зайцы. Совсем не знаю.
Я знаю одно – при большом разливе
Приходит лодка деда Мазая.

30.07.2011

Вневременное без посвящения

Господи благий, смилуйся, глядя на этих людей,
Глядя на то, как они отравляют своих детей,
Потому что некогда были отравлены сами.
Положи на глаза им руку, сделайся их глазами.

Чистым взором приятия, даром опущенных рук
Каждому не открывшему на полуночный Твой стук.
Здесь по идее была любовь. Это разъем под любовь.
Хлеба в дорогу нет, как всегда.
Пожалуйста, приготовь.

15.09.2011

Осенняя открытка

А у нас порой так странно – вроде серо, а глядишь – и красота.
Моря нету, и туман набился в бронхи, и стирается с листа
Наша осень под божественною стеркой ноября и ностальжи.
Только если чистым взглядом – как оттуда – без пристрастия и лжи
И без поиска платанов в этом мире кротких кленов-северян –
Получается, ты знаешь, городской такой пронзительный роман.

Про огни сквозь поволоку, в редком золоте кануна ноября,
Про предснежья горький запах – скоро время всех-усопших, и не зря
Это время пахнет смертью и землею, и остатками тепла.
Это благо? Посмотри, тебе виднее по ту сторону стекла,
Ради Бога, как оно по-человечьи, то есть ценно без купюр.
И, наверное, по-русски – то есть, если в переводе, «чересчур».

Было место – Карл Великий там лишился вообще почти всего.
Двести лет назад зимою здесь казалось недалёко до него.
Снова дождик – худо, худо, о французы, сзади тоже Ронсеваль.
Ты из Сирии, а я вот – из Тулузы, ты поймешь мою печаль.
Но кому-то это радость, и, конечно, в этом смысле для небес,
Где любовь не пропадает – представляет несомненный интерес.

Чем могу я поделиться, что добавить в твой немыслимый пейзаж –
Ничего, что этот мокрый темный вечер был моим, а станет наш?
Низачем, для интереса, словно музыку с того конца земли,
Я делю с тобой церквушку, красный клёник и высотку издали,
И изнанку небосвода, где внезапно полосою киноварь,
И троллейбус, весь пронизанный закатом, как рождественский фонарь.

28.10.2011

Поток сознания адвентский

Никто не хотел оставаться один
Но живущих на всех не хватает.
усопших значительно больше
за каждым живым по несколько
Любимых родных за плечами
дедушка папа любимый
бабушка тетя и друг
белый маленький пес без речей, но почти говорящий теперь

Их голоса слышны иногда
Особенно громко
Их взгляды порой ощутимы
Спиной и затылком
И это ведь только знакомые
А сонмы неведомых умерших,

Без которых бы не было нас
Стоят так тихо и вежливо –
усопшие очень тактичны –
Общаются шепотом или молчат,
Не потревожат,
не будут твердить утешений,
что смерть не настолько страшна –
все равно ведь пока не поверим.

никто не хотел оставаться один,
но так мало кто может быть вместе.
пока мы живем на одном языке,
пожалуйста, поговори
со мной, я так хочу слышать
твой голос

13.12.2011

Маленький псалом

…И вот, оказавшись на дне,
В Марианской впадине, в глубине,
Ты не вспомнишь о том, что тебе недодали,
Но о том, что ты сам недодал –
Все тебя любившие смогут едва ли
Заполнить этот провал,
А когда не важен ни конь, ни шампанское,
Остаешься только ты сам…
Но ведь впадина все-таки – Марианская,
Даже эта впадина – Марианская,
Значит, близко Мария и там.

13.02.2012

Из Мориса Карема

«Вот тоже сухие листья»,
Сказали сухие листья
О рыжих мотыльках
У ветра на руках.

«Вот тоже мотыльки»,
Подумали мотыльки
О листьях в полях Дордони
У ветра на ладони.

А ветер летел, беспечный,
Все ведая и смеясь
Над тем, как они не вечны
И как бесконечна связь.

А ветер с полей Дордони
До Господа поднялся,
Атлантике в ладони
И тех, и других унося.

24.04.2012

Диалог

Младший лейтенант Риччарди утверждает, что Бог существует.
Младший лейтенант Риччарди осознаёт, чем он рискует:
Слушателю агитационных курсов при удачном раскладе
Полагается твердая квота – 700 граммов хлеба нА день.
Вслух возражать инструктору – не лучше, чем провороваться.
Сидел бы молчал, как прочие, и кто заставлял соваться.

Младший лейтенант пребывает в советском плену,
Потому что плачевным образом оказался на Дону
В составе ARMIR, то есть обмороженной группы,
Кою составляли будущие пленные и будущие трупы –
У каждого дома семейство – мама, Италия, дуче.
И если бы не последний фактор, все было бы много лучше.

С ответом уже покончено, как бы теперь ни тщились.
Вопрос «какого черта вы вообще сюда притащились»
Даже закономерен, но уже год как не актуален.
Овраг расстрелянных на этапе давно и плотно завален,
А те, кто не умер позже, по-прежнему ищут средства
Дожить до репатриации – по возможности без людоедства.
Фашизмом наелись по горло. Во Флоренции где-то весна.
Авторучка обменена на табак, у всего есть своя цена.

Младший лейтенант Риччарди относительно даже в порядке.
Сколько ему там лет? Навряд ли сильно больше двадцатки.
Младший лейтенант не подох в снегу на этапах,
Пережил закрытый вагон (хотя и чует во сне его запах),
Потом в земляном бараке его не прибрал ни голод, ни тиф,
Его даже взяли на курсы – считай, окончательно жив,
Когда бы не приходило в бестолковую голову эту
Рот разевать про Бога там, где места для Бога нету.

Создается порой ощущение, что место Ему везде.
Он, этот их Бог, хитро устроился на кресте:
Сидел бы себе на облаке – на Него бы давно наплевали,
А так будто ближе к народу. Пинками выбьешь едва ли.
Гонишь Его в окно – обнаружится в смрадном углу.
У капеллана Бреви тайничок откопали в полу –
Деревянные чаша и плошка, требник в какой-то обертке.
Где только взяли вина – до чего же, сволочи, вертки.
Доносчиков, впрочем, тоже хватает, иначе бы не спалился.
Капеллан еще стиснул зубы, улегся и будто молился.
Вот толку молиться тому, кто ни разу еще не помог?
Ни чашки теперь, ни книжки. И где ваш дурацкий Бог?

И нате – опять «существует». Имей теперь дело с богами.
Младший лейтенант Риччарди глядит и часто моргает.

Политинструктор Терещенко смотрит сердито и прямо.
Роботти предупреждал же – для итальянцев своя программа.
На атеизм не давить – взбунтуются до голодовки…
А хоть бы и голодали, фашистские прошмандовки.
Откуда это в подкорке? За что тут цепляться, право?
Подставили их кругом – а они все нянчат подставу,
Будь у них кофе – сидели бы на кофейной гуще гадали.
Этот вот лейтенантишка – сопляк же совсем годами.

Политинструктор Терещенко выразительно дышит носом.
«Черт с вами, оставим религию. Обратимся к другим вопросам».

29.08.2012
(по книге «Итальянские военнопленные» Марии-Терезы Джусти. Все имена – реальные люди.)

Столичная зарисовка

Собака смотрит на хозяина-бомжа
на своего Человека
снизу вверх
ей совершенно похрен, во что он одет
и зачем он нищ и оброс диким мясом
и пьян без надежды проспаться.
Ей даже практически все равно,
что от него несет застарелой мочой
и что прочие люди в вагоне метро –
представители вида хозяев –
кривятся и отсаживаются подальше,
почти не считая за своего
неприятного «бывшего».

Собака, чистая, как золотой олененок, –
единственное в мире существо,
которое смотрит на его лицо
снизу вверх сияющими глазами,
как на цветущий луг,
на руку его – как очи раба
на источник неиссякаемой милости.

Ведь это ее Человек.
Хорошо иметь своего Человека.

Лохматый ангел-хранитель,
выбравший нипочему,
пожалуйста, не попади под машину,
не попади под раздачу,
под разборки околорыночных стай на собачьей свадьбе,
под руку совсем уж оголодавшим бродягам.

Ведь через кого-то же нужно
Богу смотреть на твоего Человека
вот так – с безусловной любовью,
глазами удерживая в хрустале
сияющий луг, зарытый где-то внутри
и надобный только Ему.
Зато очень-очень.

25.09.2012

Игрушки

Где эта детская, где сонный
Усталый мишка лег в кровать,
Где слон слонихе шлет поклоны,
Навек отказываясь спать,
Поскольку над слоном влюбленным
Не властен выключенный свет
И мальчик, спящий по соседству.
Давно таких игрушек нет,
Но слон кивал сквозь наше детство
Из детства Бог знает чьего,
И чтО нам в имени его.
Состарился ли тот ребенок,
Пошел ли старый дом на слом,
Никто не ждет ли, ждет поклона –
Но слон слонихе шлет поклон.

Так мы останемся, наверно,
В минутных чьих-нибудь стихах
С своей простой, нелицемерной,
От мира скрытой, тайной, верной
Любовью, как легчайший прах
В руках священника на Вербной –

Еще ветвями, но уже
Готовыми ко всесожженью
Для чьей –то Пепельной среды,
С поклоном в сторону звезды
Или хотя бы отраженья
В реке стремительной воды,
В которую не входят дважды.
Люблю тебя, пусть это важно
Здесь кроме Бога никому.
Люблю тебя. Поклон Ему.

07.11.2012

Начало года

Девочка плачет – шарик ее улетает.
Шарик летит, а времени не хватает.

Не об удаче речь, не спасет сноровка:
учишься отпускать – отпускай веревку.

Девочка, время не враг, время – наше богатство,
Знаешь, его воровать и бросаться им – святотатство.

Помнишь, были моменты, где оно вообще не мешало –
Где его будто и не было, не казалось ни много, ни мало,

где все времена – сейчас, и движенье – вечный прилив,
и Фауст кусает пальцы, добившись, остановив –

Но время, оно такое – чуть отвернешься, и наверстает.
Шарик летит все выше, а времени не хватает.

А, скажешь ты, отпускать? По-вашему, это «вперед»?
Зачем, ты скажешь, учиться тому, что и так придет,

Придет и навалится сверху, и чтоб не смертельно было,
Будет шептать, как насильник – что пройдет, мол, то станет мило?

Но, миленькая, дорога – она ведь тоже богатство.
Когда она не уводит, то как по ней подниматься?

Мальчик стоит и смотрит, в сокровищницу слагая –
И он уже чуть другой, и ты уже чуть другая,

Это горчичное семя, что падает, умерев,
Туда, откуда поднимется выше других дерев,

И это семя не ты: ты – птичка в тени его веток.
Девочка, шар улетает. Махни ему напоследок.

Я сам так махал стадам, как вышел на Вифлеем.
И я не про то, как жить, – я это все про «зачем».

10.01.2013

Разговор

– Охо-хо, – говорит пулеметчик,
Плохо кончится этот поход.
Что-то грохнет грядущею ночью…
– Не бухти, – говорит пулемет.

Вообще, хватит быть идиотом –
То стрелять, то копаться в душе.
Сколько можно болтать с пулеметом,
Говори лучше с Богом уже.

Пулеметы, братишечка, знают:
Все минутно, но все не равно.
А когда все совсем иссякает,
Остается ведь только одно –

Ни заветов церковных и отчих,
Ни другого, что нам по плечу…
– Про любовь, говорит пулеметчик.
Про любовь, понимаешь, хочу.

– Про любовь, говоришь? ну попробуй.
Так-так-так, – говорит пулемет. –
Что нам делать-то с мелочной злобой
Тех, кто ест, словно хлеб, твой народ?

Про любовь, говоришь? Так ли важно,
Сколь смешон наш решительный бой.
Хоть солдат ты у нас и бумажный,
Мы еще постреляем с тобой.

А апостол заметил короче –
Что любимых и штык не берет,
Что любимых ни ложь, что любимых ни враг,
Никакая, блин, тварь, ни чума и ни рак –
– За любовь, – говорит пулеметчик.
– За любовь, – говорит пулемет.

14.01.2013

***

На похоронах наших стареньких максим давай обойдемся без плача.
Удача – давно не награда за смелость, а просто Господня удача,
А смелость – она самоценна, как солнце, и это еще веселее –
Как солнце на той стороне Ватерлоо, на том берегу Колизея.

Рыбак рыбака очень часто не видит в упор, да и вовсе никак.
он может быть занят снастями и сетью, а может быть просто дурак,
и лучше попробовать докричаться, дозваться через пролив,
пока еще каждый из вас рыбачит, пока еще каждый жив.

Порою приходится и волкофобу надолго отправиться в лес,
И что же – идет, прихвативши ружьишко, а чаще, как правило, без.
В лесу выживают и без ружьишка, но главное – без вранья:
Нас Бог никогда ни за что не выдаст, но может сожрать свинья.

Ну вот, от одной свиньи отмахались, другая, даст Бог, нескоро…
Но знаешь, есть ведь и что-то простое, надежнее всех подпорок.
На свет продвигаясь, мы ищем опоры, а к свету спиной не прижаться…
Но знаешь, любовь никогда не об этом, давай же ее и держаться.

14.04.2013

***

…А пока мы спали, пролился дождь,
Изменивший лицо земли
Ты выходишь на улицу и идешь –
То есть ищешь, куда мы шли,
Находя направление по цветку,
По запаху милых стран –
По размытому миру, где в реку Оку
Впадает река Иордан.

Это даже больно – поскольку все
Настоящее больно нам:
Как земля меняет свое лицо,
Как течет вода по камням
От сегодня – к датам наших смертей,
Оглянись за шаг, сохрани…
Ведь уже не осталось прежних путей,
Только вечные – вот они.

Между тем преходящим, что есть всегда,
И нетленным «здесь и сейчас»
Милосердие Божие, как вода,
Обтекает идущих нас.

17.05.2013

Un Ave Maria

У клана всех тех, кто когда-нибудь ожидал и носил ребенка,
В радости и тревоге, что вдруг порвется, где очень тонко,
Лежа на сохранении, на все надеясь, всего боясь,
Цепляясь как за канат за самую хрупкую в мире связь;

У клана всех тех, кто был вынужден убегать от любой напасти,
Спасая себя и младших своих от чьей-то злости и власти,
Крутиться как бешеный, успевать на поезд, паром, пакетбот,
Искать подработок в чужой земле, стучать у чужих ворот;

У клана всех тех, кто когда-нибудь хоронил любимых,
Кто возле кладбища на скамейке смотрел сквозь идущих мимо,
Кто, имя в звательном падеже едва поймав на конце языка,
Сгибался, скрючивался, давился –  потом пройдет, не прошло пока –

И тех, кто любил хоть кого-нибудь – открыто и просто ли, или немо, –
У них у всех с Пресвятою Девой всегда найдутся общие темы.

04.06.2013

Гомология

Бывают такие люди:
Едва прикоснешься пальцем –
И вот, на пальце ожог.

Бывают такие люди:
Едва прикоснешься пальцем –
И у человека синяк.

Бывают такие люди:
Стоит слегка прикоснуться –
И впору руки мыть.

Бывают такие люди:
Тронешь почти случайно –
И онемеет рука.

Бывают такие люди:
Заденешь концами пальцев –
И хочется руку до локтя,
Всего себя погрузить.

Бывают такие люди:
Коснешься, чтобы ободрить –
А он от боли кричит.

Бывают такие люди:
Коснешься руки рукою –
И ясно: мигом прирос.

Бывают еще и такие:
Протянешь руку коснуться –
А там никого и нету,
Рука ушла в пустоту.

11.06.2013

+RIP+

Я стал взрослым в день похорон своего отца –
Это сделалась ясной смертность моя до конца,
Это пала преграда меж мною и днем огня,
Когда скрытое все откроется, взяв меня.

Я стал смелым на похоронах у любви моей,
Получив одну правду и право делиться ей:
Если любишь кого-то, скажи об этом ему.
Вот сегодня. Прямо сейчас. Как прыжок во тьму.

Это очень больно, смирись ты или борись,
Но, решившись жить, принимаешь и этот риск,
Но, решившись любить, подписался принять всерьез,
Что придется войти в этот лес и пройти насквозь.

Я встречал и встречаю – всем сердцем – тихих людей,
Кто становится старым на похоронах детей.
Но я слышал, важнее всего – с обеих сторон –
Кем я стану на день моих собственных похорон.

09.07.2013

***

когда мы все-таки победим – бывает же и такое –
я, барабанщик священной козы, и ты, Бомпар на покое –
мы купим бунгало на берегу – ну да, к примеру, бунгало,
неважно, что это, лишь бы там места на всех хватало.
на всех родных, детей и собак, и всех, кто может приехать
погреться у нашего камелька, послушать нашего смеха,
в тени олив – непременно олив – отведать, скажем, олив,
и ты, конечно же, будешь жив, и я – непременно жив.

мы будем старые два хрыча, счастливые как болваны,
мы будем делать неважно что – к примеру, растить платаны,
платаны очень просто растить: смотреть и им не мешать.
и мы привыкнем, что мы живые, как привыкают дышать.
потом, конечно, наступит смерть. Ну да, без нее никак.
В конце концов, по дороге идут, чтобы дойти в Сен-Жак.
но, может, привыкшие наконец, что мы просто есть у нас,
мы будем чуть больше готовы к ней, чем мы готовы сейчас.

16.08.2013

Ронсеваль

В темноте, как правило, спокойнее.
Если рядом кто-нибудь – вдвойне.
По Экклезиаcту, то есть двойнями,
Прячемся от смерти в тишине.

Но навеки никому не хочется
Завернуться в эту темноту.
Что ж ты испугался одиночества,
Просто оказавшись на свету?

На свету ты – голос, уповающий
Двадцать тысяч лье вперед и вдаль.
Пиренейский ветер, с ног сбивающий,
Сдует твои слезы в Ронсеваль.

Пик Бентарте, Господом отмеченный,
Для тебя отметину берег.
Видишь, под крестом, дождем иссеченным,
Ждет какой-то худенький пророк.

Тише, тише, не беги, сломаешься,
Так и не узнав дороги всей.
Илия вознесся, ты же знаешь сам,
Это просто лысый Елисей.

Он тебе расскажет много ценного
Или просто рядом помолчит
И про тленное, залог нетленного,
И про день, рождаемый в ночи –

Остальное тяжело, но просто нам:
Как принять дареную милоть.
Если ты останешься у Господа,
У тебя останется Господь.

13.08.2013

Старый Луис

Старый Луис никогда не читал ни Писания, ни Предания,
Старый Луис до последнего времени не был благочестив.
И все простое его упование основано на ожидании,
Что ежели ты без кого не можешь, он снова вернется жив.

Старый Луис не знает законов и не уважает правительства,
Он просто не делал вреда другим – с рождения до сих пор.
Старый Луис три года без определенного места жительства,
Он вообще собака, породы немножечко лабрадор.

Его распорядок предельно прост: с утра – на паперть церковную,
Его там знают, знакомые бабушки что-нибудь подадут.
Одна вот ему покупает обрезки – сама, на свои на кровные,
Ведь двое старых и одиноких друг друга всегда поймут.

Его называют – хороший мальчик, и снова, похоже, плакали,
И он, конечно, первому рад, а второму совсем не рад.
Откушав, Луис возносит молитву – хвостом и немножко лапами,
И Бог его слышит, и Бог запишет, чтоб после воздать стократ.

А после трапезы и молитвы – проторенный путь на кладбище,
К одной и той же серой плите – три года как день един.
Ведь старый Луис проводил сюда хозяина, и куда б еще
Идти ежедневно его встречать – и в этот раз посидим.

Хозяина запах почти не слышен, но память запаха – вот она.
Язык умолк, упразднилось знание, даже квартира продана,
Но старый Луис без многого может, довольно и одного.
Осенним солнцем пахнет плита, вчерашняя кость обглодана,
А нитка мира – вслед за хозяином – тянется быть размотана,
Чтоб даже и для одного Луиса Ткач возвратил – его.

28.08.2013

Привет

Все будет, мой друг, это просто зима,
К тому ж не из самых.
Смотри, еще теплые наши дома
И действуют храмы.
Заценим, что нет казаков по пятам,
Есть чай и картошка.
Бывало суровее, полно уж там,
Потерпим немножко.

Тринадцатый минет, как минул из лет
Две тысячи восемь.
Мы рядом проснемся и скажем – привет,
И попросту бросим
Дурацкие игры, помилуй нас Бог, –
Загадки и прятки…
Не бойся, мой друг, это клюквенный сок,
Я правда в порядке.

01.10.2013

Дети, бегущие

Картина маслом «Дети, бегущие от себя»
Висела у меня на стене четыреста лет.
Не знаю зачем я терпел ее, но, терпя,
Почти дотерпелся до постулата, что жизни нет,
А есть почтенное доживание допоздна,
Пока не приедет темный Оле, чтоб дать воды (а кому и звезды)
Но как-то утром я на картину взглянул и выяснил, что она
Сменилась на графику «Дети, бегущие от беды».

И так прошло – спасибо хоть не впотьмах –
Какое-то время, пока не грохнуло волшебство:
Картина сменилась импрессионистским – увы и ах –
Известным сюжетом «Дети, бегущие от всего».

А помнишь – солнце, и голуби сыплются с крыш
Вдоль Падуи всей, болбоча, крича, что пора уже снять печать –
«Давай не молчи, ну что же ты все молчишь,
Вон как далеко забежал в старании промолчать.»

А у меня был такой некрасивый русский акцент,
И я молчал на твоем языке из последних сил за последний год,
И дети бежали – через Париж, Саарланд и Гент –
Куда-то, наверное, в Баден-Баден, где их никто не найдет,

Но как они, верно, устали бегать. Так же, как я – молчать.
Покончить с этим тем тяжелее, чем раньше начать,
И я с трудом разжимаю зубы, помилуй Боже, но знаю одно –
Там, под картиной, все это время было окно.

02.10.2013

Считалочка

– Приходи, приходи скорей,
Приходи вот, скажем, в час –
В час ноль-ноль за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
Приходи вот, скажем, в два
За заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в три
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в четыре
За всех паркинсонщиков в этом мире,
Сохнущих от зари до зари,
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в пять
За тех, кто полгода не может спать,
Зовя кого-то в пустой квартире,
За всех паркинсонщиков в этом мире,
Сохнущих от зари до зари,
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в шесть
За нерожденных, а их не счесть, –
Тех, кому просто не дали начать,
И тех, кто полгода не может спать,
Зовя кого-то в пустой квартире,
И за всех паркинсонщиков в этом мире,
Тающих от зари до зари,
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в семь
За того, кто ушел совсем,
Гордость и горечь приняв за честь,
И за нерожденных, а их не счесть, –
Тех, кому просто не дали начать,
И тех, кто полгода не может спать,
Зовя кого-то в пустой квартире,
За всех паркинсонщиков в этом мире,
Сохнущих от зари до зари,
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня-
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в восемь
За тех, кто останется в эту осень
На нейтральной на полосе,
И за того, кто ушел совсем,
Гордость и горечь приняв за честь,
И за нерожденных, а их не счесть, –
Тех, кому просто не дали начать,
И тех, кто полгода не может спать,
Зовя кого-то в пустой квартире,
За всех паркинсонщиков в этом мире,
Сохнущих от зари до зари,
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в девять
За все, что мы собирались сделать
И что из рук повыпало оземь,
И за оставшихся в эту осень
На нейтральной на полосе,
И за того, кто ушел совсем,
Гордость и горечь приняв за честь,
И за нерожденных, а их не счесть, –
Тех, кому просто не дали начать,
И тех, кто полгода не может спать,
Зовя кого-то в пустой квартире,
За всех паркинсонщиков в этом мире,
Страждущих от зари до зари,
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало.

***

– Приходи, приходи скорей,
– Я приду, я уже у дверей –
Приходи вот, скажем, в десять –
Кому тонуть, того не повесят,
Так вот за ту, что плыла и пела,
За все, что мы собирались сделать
И что из рук повыпало оземь,
И за оставшихся в эту осень
На нейтральной на полосе,
И за того, кто ушел совсем,
Гордость и горечь приняв за честь,
И за нерожденных, а их не счесть, –
Тех, кому просто не дали начать,
И за тех, кто полгода не может спать,
Зовя кого-то в пустой квартире,
За всех паркинсонщиков в этом мире,
Жаждущих от зари до зари,
За всех вдовцов и за Жана-Мари,
Чью жизнь насквозь проросла трава,
И за заключенную, что права,
Но не докричалась в который раз,
А еще за того из нас,
Кто не дожил до этого дня,
И немножечко за меня –
На вечное времени вечно мало,
радость моя.

21.10.2013

Всех-Святых

Травой под снегом, прикровенной,
Даруй нам чаще видеть их –
Невидимую соль вселенной,
Твоих неведомых святых.

Как уповалось – так и стало.
С камней, с бумаги, с полотна,
И даже из сердец, пожалуй,
В свой час сотрутся имена –

То имя, что шептала мама,
То, под которым был любим,
Чьи имена – заглавьем драмы,
Чьи – знаком твердости другим,

Чьи имена благою частью
С Тобой неслышно говорят
и на обломках самовластья
под слоем граффити горят.

Так, исправляя все кривизны,
вопрос рождает свой ответ,
как из обломков чьей-то жизни
Рождается огромный свет –

А человеку нужно света
Ничуть не меньше, чем тепла.
Так дай, мой Бог, чтоб почта эта
Скорей к полковнику дошла.

07.11.2013

***

Средь грозных волн и бурной тьмы,
Под взглядом Божьих глаз
Сколь много весит факт, что мы
Внезапно есть у нас?

На фоне сорока могил
И сорока больниц
Как много платят, Боже сил,
За пару малых птиц?

Навряд ли много средь зимы –
Монетку или две,
Но все ж до срока скрыты мы,
Как карты в рукаве,

Когда же выпадем на свет
из теплой тишины,
Не хватит тысячи монет,
Чтоб не было волны.

Волна взлетает, высока,
А снизу на песке
И ты, и я – два дурака –
Стоим рука в руке.

Я не смогу сойти с песка,
Но вот тебе, дружок,
Моя невечная рука –
Для вечности залог.

18.11.2013

Песнь восхождения

А моя-то надежда уж так сильна, что сбивает людей на своем пути
А моя-то надежда так велика, что ее очень трудно в однеху нести
А моя-то надежда так высока – чтоб увидеть в лицо, стремянка нужна,
И настолько она неотступно светла, что при свете ее не уснешь ни хрена –
Только если совсем уже никакой…

А еще она, знаешь, так высоко – надо в гору да в гору, чтобы только долезть
приходи ее разделить со мной – будем вместе ползти, пока время есть,
пока время у нас еще есть.

19.11.2013

Прощай Дошка

все, никому уже больше не нужное и не обидное
бывшее в планах, не вышедшее, не видное
в теле-конвертике, прочно теперь запакованном
наглухо запакованном – на листке нелинованном –
все эти горе-секретики, фантик, неловкое слово,
о, письмецо мое, легкое, раз – и готово –
в ящик почтовый въезжает. лови. там немного –
сентиментальная ценность для Господа Бога.

20.12.2013,
день кремации

Конец Адвента

(последнее стихотворение этого ужасного года)

Оставь свою надежду всяк сюда –
Тут камера храненья.
Под вывеской, что горе не беда,
Без страха и сомненья,
А сам беги, решай свои дела
По городам и горам горя,
И возвращайся выжженный дотла,
Свихнувшийся в затворе,
Протиснувшийся между похорон,
Успевший на поминки,
Поверивший в пиздец со всех сторон
И в прочие фрейдистские картинки,
Разбивший столько окон и зеркал –
Давай, вернись к надежде.
Найдешь ее все там, где оставлял –
У алтаря, как прежде,

Между копыт осленка и вола.
Бери спокойно. Вся она цела.

31.12.2013

На злобу дня

Про Василия люди сказали,
Что Василий мудак и говно.
А другие пришли и сказали,
Что те первые – сами оно.

Пожалели Василия третьи,
А четвертые, как соловьи,
Разливались на тему столетья:
Кто Василию больше свои –
Те вторые, они или третьи –
Чтоб вести за Василья бои.

А Василий? О, что же Василий?
А Василий, полгода в могиле,
Уже знал, что останется в силе
Только сказанное по любви.

16.01.2014

Про любовь

На маленького человека
Свалилась большая любовь.
Он мог бы остаться калекой –
Лишиться хребта ли, зубов,

Утратить лицо иль остаться
Без сердца – бывает, увы, –
В районе мозгов поломаться,
Совсем не сносить головы,

Впасть в кому, вконец …бануться,
Ослепнуть и сбиться с пути,
Не мог одного – отряхнуться
И дальше спокойно идти.

Но вышло немного иначе.
На мостике меж катастроф
Из глаз его вследствие плача
Повымылось множество дров –

И, видный себе, как раздетый,
Он все же сказал – «Поглядим»,
Когда, проморгавшись к рассвету,
Увидел, что он не один.

16.01.2014

Серебряное блюдечко

Дура не ест яблочко, а села в углу — приговаривает

Говори по делу или молчи –
что там у тебя? ты нашел ключи
от любви и смерти? связал концы?
Бросил в воду их, как бросают добро,
как в фонтан – нежалеемое серебро,
как мешок со щенками Есенин – в пруд:
все равно умрут, так пускай умрут
как-нибудь для книги, подарят смерть
утомленным жизнью, хотящим зреть
Чьи-нибудь страдания и бои,
чтоб какое-то время не зреть свои –
посмотри, к примеру вот Ипполит:
у него больней твоего болит,
Что тебе Гекуба? нужней воды:
У нее беда, у нас тень беды.
Умирай, персонаж, играй, умирай –
может быть, увидишь дорогу в рай…

Говори по делу и дай взглянуть.
Что там у тебя? Неужели суть
Всех вещей, неужели, сердце моё,
Может быть настолько хороший путь –
Например, домой. Просто вот домой.
Крикнуть «Авва!», а Эхо не скажет  «…мать»,
И Нарцисс, передумав, полюбит её –
Неужели и правда, хороший мой,
Мы с тобой не обязаны умирать?

…А по часовой – яблоко по блюдцу:
Тот зеленый холм, церковь со спины,
И к тебе вернуться, к тебе вернуться
Как с войны – но, пожалуйста, без войны.

20.01.2014

Тише, Танечка

+ + + Алёне К. в подарок

Полно вам, Татьяна. Уже прошло.
В эту реку дважды нельзя.
И однажды было так тяжело,
Что, вы помните, начался

Затяжной, я помню, любовный грипп,
Съевший лето вплоть до зимы,
Но все это кончилось, вы могли б
Отпустить себя из тюрьмы.

Вы же были девочкой, а теперь
И посол у вас, и берет,
К тридцати годам свой список потерь
Есть у каждого, не секрет,

Никакого секрета тут нет нигде –
Вместе с розой и крест на грудь.
Чтобы выучиться ходить по воде,
Надо пару раз утонуть.

Отчего же, друг вы мой, на бегу
Вдруг поверхность воды сбоит –
Вы опять стоите на берегу,
А ваш мяч в потоке летит,

Он вовек не утонет, дрейфуя зря
От зеленой земли в моря,
Одинок навеки, красный такой,
Он качается в тьме морской

В ожидании дня, когда смолкнет плач,
И пришедший на место всеобщих встреч
Одною рукой поднимет ваш мяч,
А другой – опустит свой меч.

20.01.2014

***

Вдруг нестрашно про Страшный Суд.
Да, осудят. Зато спасут.

Свои вины узнать в лицо,
Отсидеть за своё – и всё.

По серьгам нам всем, по рогам,
А потом, милый, думай сам –

Когда нет уже темных мест.
Все, что было внутри – окрест.

А чего уж тут думать: жизнь.
Мы давно уже заждались

Жизни, вывернутой вовне,
Слова, полного в тишине,

Вдоха, полного полноты –
Чтобы ничего, что не Ты,

Чтобы ничего, что не мы,
Вне навеки пустой тюрьмы.

Просто будь, говорят, собой –
Дураком, судаком, канвой,

По которой нас время шьет –
Ну рвани же меня вперед,

К устью жизни, пока я жив,
Окончательно распрямив

Под ногами пути Твои.
Ведь любовь – в самом бытии.

Ты – такое простое ДА.
Покажи мне Свое ВСЕГДА.

21.01.2014

***

А он говорит (вот ночью весьма, к тому же если зима):
Ну что ты, глупый, какой там пир, когда диагноз – чума,
Все будет так, как тысячи раз: земля под ногами – грязь,
Весь этот мир вообще не про вас, ты помнишь, кто его князь?

Он весь расползается под рукой, тебе не свести края,
Сизифы толкают перед собой свои ничтожные «я»,
Пока карабкаются наверх – кто дольше сможет ползти,
Но падают все, это смех и грех – отслеживать их пути,
Покамест снаружи лев и чума все рыщут, кого пожрать,
Вскрывай конверт, ожидая письма, – найдешь приказ помирать.
На свадебный пир заявится гад, вино превратит в говно,
И звездочка все разорвет подряд, но утром война все равно,
Еще чего выдумали – народ! Какой вы кому народ?
Патронов не хватит. Любовь умрет. И мама тоже умрет.

А знаешь что. Забирай свой рак, войну, вину и голяк.
Возьмет всё и будет совсем не так. С чего мы должны, чтоб так?
Бывает волна, чтоб ладью носить, не только девятый вал.
В конце концов, я могу просить, а слышанным я бывал.
И там, где стоял этот чертов гроб, да будет накрытый стол –
– Пожалуйста, Господи, можно, чтоб хоть этот-то не ушел!
А уходя, мы погасим свет и вместе, в руке рука,
Тихонечко выйдем отсюда в сад, где будет та же река
И те же по-над ее водой – во второй и конечный раз –
Бедой, золотой рудой, лебедой – все станет Твоим для нас.

12.02.2014

Романсеро

Не по делам награда:
Дела ведь, в сущности, малость.
Мария, ты волновалась –
Мария, больше не надо.

Ты знай, в небесном селенье
Дела Хуана неплохи:
Там есть вино Ла-Риохи
И каждый день – воскресенье,

И есть, я даже не знаю,
Как описать – отрада.
Это как в зной прохлада.
Лишь нету тебя, родная.

И это даже не грустно,
как описать – не знаю.
Там не бывает пусто,
а просто – местечко с краю,

Где будет твоя машина
Швейная, как цикада,
Петь в уголочке сада,
Пока же там тихо, чинно –
Канун Рождества в гостиной,

Где все, светясь, ожидает,
как колыбель пустая,
как в вечер Святой Субботы:
еще чуть-чуть не хватает,

Пока – тебя не хватает.
Мария, ну что ты, что ты.
Уйди от окна, mi amada.
Не так, подожди, не надо.

Всего-то стерпеть, не делать.
Не порть ему воскресенье.
Мария, имей терпенье.
Тебе ведь семьдесят девять.
Уже ведь скоро, уже ведь –

17.02.2014

***

Тлел огонёчками город ночной.
Капал назойливый кран за стеной.

Звезды кружились в кантате немой.
Маленький Принц возвращался домой.

Ночью оно как-то проще всего:
Свет наверху, а вокруг ничего.

Завтра сестра удивится спроста –
Койка в палате осталась пуста.

09.04.2014

Он улетел, но обещал вернуться

Карлсон
Типичный
Воображаемый друг
Одинокого мальчика
Говорит: улетаю на Юг,
Над Испанией небо безоблачно
Вечно сиеста
Там мне самое место
Да и бабушка ждет,
Обещает собакам Альбергам: терпите,
Мой Карлсон идет.
Не скучай, я вернусь,
Или лучше скучай,
Нашу башню из кубиков
Не разбирай –
Я вернусь, и достроим,
С верхушки ее будет рай
Близко-близко, как с той вавилонской,
Но  ближе и наш.
Мы походим по крышам –
Девятый этаж
Пустяки по сравненью с десятым,
Я нам присмотрел.
Ну, пока!
И он, оттолкнувшись от потолка,
Покидает Стокгольм.

Мальчик преданно ждет,
Поначалу все плачет в подушку,
Но время идет,
И несет нас вперед на плечах –
Независимо от.

Мальчик ходит на службу,
Больше не верит в дружбу,
Немножечко пьет,
Водит женщин в кино.
Ему медленно делается все равно –
Только все почему-то
Оставляет открытым окно
Или хоть приоткрытым
В любую погоду –
Для здоровья полезен
Умеренный холод,
Приток кислорода.

Он по-прежнему молод,
Депра не догрызла, цирроз не скосил,
Он мужчина в полном расцвете сил –
Где-то сорок, не сорок –
Когда вечером слышится стук
В новый европакет –
Это он возвращается вдруг,
Этот чертов придурок.

И Малыш говорит:
Нет, ты глянь на себя,
Или лучше взгляни на меня –
Видишь лысину, да, как у папы,
Даже шире, пожалуй.
Отличный ты малый –
Свалил тихой сапой
На столько-то долбанных лет
А теперь заявляешься
Будто ни в чем не бывало.
Да какая нам крыша теперь,
Я почтенный доцент,
Я хожу только в дверь,
Все не так, как сначала –
И даже не так, как в процессе
У нас было с тобою.
Вот возьму – не открою!
У меня утром лекция,
Тут, не дай Бог, не проснешься,
После несколько дел в комитете.
А психолог сказал – ты проекция,
Ты не вернешься.
Твою башню достроили дети,
А после сломали
Прости, не сберег
Все не так, как казалось в начале
И жена говорила конкретно –
Или я, или этот твой Карлсон,
Которого нету на свете.
Я выбрал тебя, старый друг, –
Что, по мне не заметно?

Они курят на крыше.
Стокгольм протекает внизу
Сквозь скупую мужскую слезу
Вовсе мутный и рваный.
– Сволочь, где же ты был?
– Ты прости, я не знал, я забыл,
Что ты ждать устаешь слишком рано.
Ты же знаешь, в Испании
Время иначе течет,
То бежит, то надолго встает,
Там отличные крыши, ты слышишь,
Там все было – но кроме тебя.
Я скучал. Эй, ты помнишь,
Мужчины не плачут на крыше.

Начинает светать.
Весь налаженный ритм безнадежно расстроен.
Дом – кораблик в небесном затоне.
– Ладно, всё мы устроим.
Но больше не смей улетать.
– Не, теперь никогда. Я тут кое-что понял –
Про тефтели, про башни, про собак и компот,
Про единственный маленький поворот,
Тот, что делает воду – вином
Человека – тобой
Крышу – раем
Хорошо нам сидеть здесь с тобою вдвоем
Может, хватит ругаться, а лучше споем?
– Нашу старую?
– Ну! Запеваем!

«Пусть все кругом
Горит огнем,
А мы с тобой споём…»

09.05.2014

Наша маленькая жизнь

Так быстро кончается время, а мы подгоняем его.
Будь вера с горчичное семя, которое меньше всего,

Будь вера с зерно сикомора, такое б могло прорасти!
Но раз мы не сдвинули горы, придется нам их перейти.

Какая нелепая повесть, ее я писать не хотел –
Так быстро кончается поезд, вокзалы уже не у дел.

Стаканчик для бурь тонкостенный разбился, дав путь кораблю –
Но видишь ли, друг мой бесценный, я здесь, я с тобой, я люблю.

Ползло ведь немыслимо туго, и вдруг отправляется вскачь –
Вот все, что мы есть друг для друга, – хороший мой, только не плачь.

Ведь все, что мы есть друг для друга, сейчас на ладонях у нас –
письмо на деревню до Бога, конечный – как всякий – рассказ,

для радости время, комарик, застывший внутри янтаря,
который мы тоже подарим, который безмерно не зря.

Кому-то бывает повестка. Ведь лучше, когда без нее?
Когда отправляешься резко, и вместе бы, сердце мое…

Колеса вращаются скоро, конь Блед примеряет пальто.
Во Францию – два гренадера. Из Франции – больше никто.

Но мы возвращений не ищем. И рельсы бегут поперёк –
Я слышал, что к пиру для нищих, чья вера с блокадный паёк.

20.05.2014

Дорожное богословие

Так ты и взаправду считаешь, что мы не можем отдать
Того, что является нами – единственную благодать,
Которая от нас не зависит и нам не принадлежит –
От нас самих защищенную единственной из защит,
И всё раздав и растратив, смотри, не ждал? а она твоя –
Искорка Экхарта тут, внутри, твоё драгоценное я.

За волосы из болота себя, господин барон,
Трудней, чем ещё кого-то, – но это закон, закон:
Собою, который совсем не твой – ни отдать, ни убить, ни заткнуть –
Собою-Божьим тянешь себя, который взялся тонуть.

В конце туннеля увидев свет, в нём увидишь, что ты дурак.
Прибавить роста на локоть – нет, но убавить – тоже никак!
Твой мир не станет ни прост, ни мал, улегшись в Божьей руке –
Пан Понятовский, скажем, пропал в бездарной этой реке,
И жизнь твоя – тоже книга дней, и её зачитают до дыр,
Но есть любовь, и она важней – иначе зачем бы мир.

Так радуйся, видя, куда идёшь, не видя ли ничего –
Ты и пропадая не пропадешь: Господь не отдаст Своего.

16.06.2014

О скитаниях временных

В воскресный день с депрой моей мы вышли со двора.
Оставь надежду и забей, сказала мне депра:

Стопчи-ка девять пар сапог – получишь суперприз:
Еще таких же девять пар, чтоб их стоптать на бис.

Но, опытом наученный, когда мне мир как сеть,
Терпенью не обученный, я лучше буду петь:

В лесу родилась елочка, а в городе умрет –
никто не знает, что его в дальнейшей жизни ждет,

И кто швырнет нам черный хлеб, а кто подаст пирог –
Не зарекайся на земле, пока на небе Бог!

Вот скажем, был один чудак с веревкой и мешком,
Он в дальний путь, он в дальний путь отправился пешком,

И никого, и никого на свете не любя,
считал, что любит Господа, отвергнувшись себя.

Он думал, что его ждала дорога до небес,
Протер глаза – а перед ним дремучий темный лес.

А там стоит какой-то тип с весами и мечом
И говорит: пошли со мной, узнаешь, что почем,

Я твой Вергилий без пальто, я знаю квипрокво,
Но не скажу, покуда ты не любишь никого:

Я поведу тебя туда, где будет все не так,
Где твой хранимый золотник сконвертится в пятак,

Но ты поймешь, куда несло, как скажут «пронесло»:
Молиться может только тот, кто выронил весло,

Молитвы знает только тот, кто движется по льду,
Когда научишься любить – тогда-то я уйду.

А дальше сам, без тормозов, без компаса и карт,
Чтоб услыхать предвечный зов на лучший вечный старт.

Вот так отчаянный чувак вошел в опасный лес,
И с той поры для многих он практически исчез,

Но верю я, пройдет печаль и он вернется здрав,
И вынет из мешка Грааль, веревку размотав.»

Пусть вышел молод и велик, вернулся стар и мал –
Но дай мне, Господи, чтоб я всегда Тебя узнал,

И, вместо шляпы на ходу надев сковороду,
Тебе навстречу побежал по тоненькому льду.

01.07.2014

Ин мемориам

…А все твои ровесники тебе теперь уже не ровесники,
Они уже дальше продвинулись по общей жизненной лесенке,

Они поступили, учатся, влюбляются, чем-то заняты,
Сперва ты был им ярким до слез – теперь немного в тумане ты,

Потом и вовсе будешь в стекле, в стеклянном шаре на полочке,
Как фото в рамке – выпускники, улыбки, одежки с иголочки,

Какой был парень… какой уж был. Не это ведь важно, право.
А ты настоящий, всё уплывая – оценим больное здраво –

Не будешь оглядываться, зачем? Ведь если любишь, не жаль же.
В ночи ледяной плывет Вифлеем.
– Куда ты, маленький? – Дальше.

04.07.2014

Писательская кухня

Пока не требует поэта
К священной жертве Царь времен,
В его мозгу куски сюжета
Рождают мелодичный звон,

И, нервно их перебирая,
Он собирает на просвет
То «вечность», то модельку рая,
То свой же собственный портрет.

Вот так и я сижу над ними
И все надеюсь как-нибудь
Собрать твое родное имя
Твоим как есть. И отдохнуть.

29.08.2014

***

Да нет, сынок, там было не до мытья и не до бритья,
Не до художественного литья, не до тщетности бытия –
Куда пошел? сиди и греби, ни с места на лбу волны,
А если богатый внутренний мир – ходи, но пока в штаны.

Вот жил-был царь, у царя был двор – нормально же для царя,
А на дворе был, заметим, кол, и он там торчал не зря,
А на колу – мочало: зачем? Стирать же, стирать, балда,
То, что стекает по колу вниз наутро после суда.

Но Бог бы, но чёрт бы с этим царем, такие у нас цари,
Сменяют друг друга, а кол стоит – смотри туда, не смотри:
Смотри на волну, покуда волна, а то уйдешь с головой.
Вот жил-был ты, у тебя был ты: чего же ты сам не свой?

Как будто богатый внутренний мир совсем уже стек в штаны,
Как будто Господь глядит на тебя иначе, чем до волны,
Как будто видишь Его иначе, чем глядя из колыбели,
Когда ты не врал, что знаешь Его, Его узнавая в деле –

Ну нет, сынок. Погоди. Молчи. Не знаю, кто у руля –
Но слышишь, на марсе что-то кричат. Дай Бог, чтоб «Земля! Земля»

03.09.2014

Жена Лота

Не оглядывайся, нельзя. Черт бы с ним со всем.
Вот потом будет можно, когда догорит совсем –
Ты же знала, что делала, собирая свой чемодан: …
Только пара белья, ноутбук и портвейн «Агдам» –
Чтоб на полдороге, за новую жизнь, да напополам.
Фотографий города не брала – бесполезный хлам,
Там и стен-то, может быть, нету, а если есть – ваша честь,
Мы найдем на местах, что на них понавесить и что с них сместь,
Потому что жизнь не стоит на месте, и, к слову, месть –
Даже собственной прошлой боли – не стоит жизни твоей.
Эрго – не оглядывайся раньше срока, а то и совсем забей,
Ведь Агдам от содомского винзавода, как ни крути,
Будет выпит не на новоселье – на полпути,
И ты знаешь ветер – поднимет пепел и был таков.
Разве мало на том берегу соляных столпов –
Я с одним хожу на работу, еще один – мой сосед.
И скажу тебе честно – печальное зрелище, хуже нет –

Но, понятно, есть время, когда бессильны слова,
И сама собою уже повернулась твоя голова
К бесполезному бывшему дому – сама ведь дура, но что с того,
Если это даже не выбор, вернее, выбор из одного.
Слово «помнишь» – хорошее, если его говорить вдвоем,
Но не в случае с соляными столпами, то есть в твоем:
Это то, что нельзя разделить – и берешь на двоих, а несешь сполна.
Из хороших вестей у меня для тебя осталась всего одна –
То, что тикает слева в груди, пока время мира мимо течет,
Это не детонатор, это, поверь мне, обратный отсчет
До большого прилива, что вскроет пласты и взломает наст,
Когда корка соли на всяком сердце первую трещину даст.

14.10.2014

Объявление

Дедушка
Восьмидесяти четырёх
Вышел из дома
В тапочках, трениках, кофте в цветочек
И не вернулся
На голову плох
Затерялся меж строчек
Мог пойти в магазин за батоном
А мог на вокзал
Встречать из столицы
Умершую в девяностом
Бабушку Валю
Которую он опоздал
Забирать из больницы

Проследить его путь так непросто
Он может сейчас оказаться
Где-то сразу после войны
Мальчишкой за хлебом,
Голодным студентом,
Красавцем-военным
С первым тощим букетом цветочков весны
Ожидающим милую под фонарем незабвенным
Демонтированным назад тому сорок лет
Или возле роддома – опять же с цветами
Может быть, его можно узнать по цветам – или нет,
Но лучше бы по цветам
Понимаете сами

Потеряться так просто
Стоит чуть-чуть отпустить –
И уже размыкаются
Все эти хрупкие скрепы
Каждый может внезапно уплыть
Упустить свою нить
Человек – иногда это может звучать так нелепо
Так немерено жалобно просто по факту себя
Этих тапочек, треников, дужки очков в изоленте
Наша вечная жизнь, что сверкает и льется слепя
Ослепляет до близорукости
В определенном моменте
Замирания, точки утраты баланса на льду
Когда времени нет объяснить – я сейчас упаду –
Просто можно схватиться за что-нибудь рядом
И лучше, чтоб за руку –
И до упаду
Танцевать этот танец нужды в обоюдной нужде.
Это действие Бога –
Шипучей таблетки в воде,
В тесте закваски, любви в человеческом теле.
Помогите найтись. Я, конечно же, в деле,
Но мне здесь нужна человечья рука.

Ангел этого старика.

26.10.2014

La consolation des arts

Вот один говорит: там и сям горит, и душит кредит,
бронхит и пиелонефрит,
рубль падает, время стоит, сон бежит,
сделай что-нибудь, троглодит!

Ни вперед ни дернешься, ни назад,
вот бы выйти в сад – да под снегом сад,
«обратись-ка к Богу» – с этим всем я бы рад
обратиться к кому-то!
А другой ему: «знаешь, далёко на озере Чад
Изысканный бродит жираф».
И самое странное – он, несомненно, тут прав,
жираф – это круто.

Ах, тростник, тростник,
мы такой тростник –
чуть ветер подует, и разом сник,
но стихнет – и распрямлюсь.
плесни коньяку мне в чай,
посмотри на жирафа, скажи – прощай,
обними меня и скажи: прощай, наша грусть,
здравствуй, Бог, я здесь, можно, я обращусь?
покажи нам жирафа, ну молча – и пусть,
обними и не отвечай.

04.12.2014

Предрождественское

Ты с миром не пересекаешься
наверное, не высыпаешься,
а надо бы высыпаться
потихонечку
понемножечку
как сахар из чайной ложечки
растворяя прозрачную взвесь
пока не просыплешься весь
как снежная морось в стеклянном шаре,
как в теплом стакане свежезаваренного,
и кто-то нужный возьмет стакан
кто-то самый нужный руки к рукам
возьмет, отопьет и скажет – и вам
хорошего чаю, с сахаром чаю,
воскресения мертвых и жизни – я чаю,
хотя, разумеется, не обещаю
сейчас – ну и счастья в новом году.
Иди в него с Богом, а я рядом пойду.

23.12.2014

Дромоманский гимн

Король дубрав и зеленых чащ
Берет свой старый зашитый плащ,
Берет палатку, посох берет
И собирает народ.
И говорит ему: мой народ,
С прошедшей весны уже минул год,
Ну в общем, ты понял, милый народ,
Я снова иду в поход.

Ну да, я веду себя как свинья,
Но где-то там с теченьем ручья
Течет и смысл моего бытия –
Пойду его поищу.
Регентом будет моя жена –
Ее вы все знаете, вот она,
Она в этом деле весьма умна –
Нет, милая, я не льщу!

И королева речет: ну-ну,
Опять бросаешь меня одну,
А на меня бросаешь страну –
Которой средь прочих стран
Не очень, в общем-то, повезло,
Ведь дромомания – это зло,
И всех изрядно заколебло,
Что наш король – дромоман.

Но ты вернешься с дорог своих
И будешь какое-то время тих,
Когда идти – словно есть и пить,
Уж проще тебя пустить.
И он смеется, мешок берет
И по ступеням бежит вперед,
И ищет стопами дороги нить,
Сам превращаясь в нить.

А время катится к летним дням,
И посох тихо стучит по камням,
Отмеривая, как время течет,
К вершине катится год,
Витками спирали времяворот
К широкому устью Землю несет,
А над дорогой кто-то поет –
Наверное, жизнь поет.

13.01.2015

***

Сколько нежности в этом законе
Расточения силы зазря,
Когда сердце тихонечко тонет
В подступающей мгле мартобря,
Прилепляется к желтым окошкам,
За которыми хрупкий уют,
К заоконным рисованным кошкам,
К воробьям, что объедки клюют,
И друг к другу, конечно, приникнув
Поделиться пальтошным теплом,
В окружающей хмари окликнув
Возле лампы за теплым стеклом –
Брат Чадаев, ты помнишь ли лето?
Вот и я. Это если вдвоем.
Свет от света, рассвет от рассвета.
Посидим, подождем, доживем.

20.01.2015

Деньрожденный подарок для Петра

Любовь по эту сторону гор –
И где же, как не тут,
Шатер, каптерка и косогор
Нам равно подойдут,

Чтобы смотреть сквозь дневную взвесь
На ту же нашу звезду,
Чтоб слышать птички бессмертной песнь –
«Приди, приди» – я иду.

Бог слышит тех, кто зовет вдвоем,
Зови же, не убоись.
Мы оба знаем, когда мы умрем –
Когда закончится жизнь,

Но Роза будет расти, маня
Таких, как мы – то есть всех –
И сквозь тебя, и сквозь меня
Протягиваясь наверх.

Никто же зла нам не причинит,
Не достигнет до глубины,
Где каждый, от всех и себя сокрыт,
Лежит, как младенец, плачет и спит
И видит Божьи сны.

Еще о звезде: пока мы идем,
покуда зовем во тьму,
Я правда рад, что мы здесь вдвоем –
Страшнее с ней одному.

Смотри, как смотрит звезда в упор,
Сжигая темноту,
На нас – по эту сторону гор –
И на других, по ту.

28.03.2015

Четырехдневный

Говорила Марфа: любезный брат,
От второго рожденья четыре дня,
Ты живее младенца, ты этим свят,
Отчего же ты так тревожишь меня?

Перестанешь ли ты – вот в слезах опять –
Вдруг оглядываться, изойдя на свет,
Погребальные пелены ощущать
И под кожей чувствовать свой скелет?

– Знаешь, Марфа, не помню, как оно там,
То ли сон, то ли тяга-бессилье быть.
Но теперь, пробудившись, я вижу сам,
Как тонка эта грань, как надо спешить.

Рассказать бы всем, как непрочен свет,
Рассказать, как реален голос в ночи –
Человек-душа, человек-скелет,
Бытия взыскуя, глубже ищи.

Так давай уйдем, раным-рано уйдем,
Обретенное знание унеся:
Человек есть прах, это правда о нем,
И глубокая правда, только – не вся.

06.05.2015

***

По маршруткам огромной моей страны
По десяткам тысяч кривых путей
Едут женщины со своими детьми –
Им хватает отваги рожать детей.

А бульварами мимо долгих рек,
Вздеты пО двое на живую нить,
Бродят пары, сцепившись, словно навек –
Им хватает отваги друг друга любить.

А дворами в московских храбрых цветках,
Что цветут вопреки, в снегу, кое-как,
Ходят люди с собаками на поводках –
Им хватает отваги держать собак.

Якорями обвешаться – вместо чтоб
Одиноким и легким – в закат спешить…
Я смотрю на Восток, где пустует Гроб.
Им хватает отваги. Даруй им ЖИТЬ.

07.05.2015

Песенка почти про нирвану

Вот сижу я и сижу у реки,
Я много дней уже сижу у реки.
А по реке проплывают большие окуньки,
А порою окуневые мальки.

А по реке пробегают паучки,
Измеряют ширину моей реки,
А по ночам с речного дна мерцают огоньки,
Измеряют глубину моей реки.

А я сижу себе и жду много дней,
И река мне все родней и родней,
Пеной белою шипит у камней,
А труп врага не проплывает по ней.

Мне сказали – просто жди, я и жду,
Обязательно, сказали, проплывет,
Я ни в драку, ни в петлю не иду,
Я встречаю у реки третий год.

Проплывают по воде рыбаки,
Дружно машут мне руками они,
Иногда проплывают даже рыбьи кишки,
А труп врага не проплывает, ни-ни.

А и может быть, да ну его в пень,
Пусть он будет жив и здрав вдалеке,
Пусть бросает свою тень на плетень,
И без трупов хорошо на реке.

Я, как выяснилось, долго могу
Просидеть, а сколько надо – Бог весть.
Я построю себе дом на берегу,
Этот берег мне по нраву как есть.

21.05.2015

***

Я знаю, в чем тут засада: ты не чувствуешь Бога,
Поэтому тебе страшно – постоянно – хотя бы немного
Поэтому тебе больно – в том числе в Него верить,
Как плыть по ночному озеру, не чуя, где берег,
Как ноги сбивать о дорогу, не ведая, где Сантьяго –
Пилигрим-терпеливец, безропотный, как бумага,
На которой пишут, чтоб исписать и закончить –
Чем больше твой след петляет, тем труд веселей для гончих.

Видишь, как получается – чем больше любишь и хочешь,
Тем ощутимей течет сквозь пальцы водою ночи,
Без продолжения в вечность и праздник уже не праздник
А Ты-то, говоришь, Ты-то – зачем меня жизнью дразнишь –
Посадить в середину жизни и гнать эту воду мимо –
К нЕвесть какому устью, вперед, неостановимо –
Как гнать от воды того, кто и хлеба уже не просит,
Как обнимать того, кого собираешься бросить.

Но я говорю – кричи, не кричи, все равно расслышит.
А что, если эту книгу ради концовки и пишут,
И когда сходит с нас слоем за слой наша кожа,
Останется на палимпсесте то, что еще дороже?
Возьми, что вместится в руки. Соедини, что было.
Выйди за поцелуем. Окажись здесь в полную силу.
И, пока ты тянешь Фомою еще не познавшую руку,
Хлеб становится хлебом. Звук становится звуком.

2015

Пятидесятничное

Видишь, сердце, моя птица,
Как огонь к огню стремится
Снизу вверх – соединиться,
И встречается с огнем,
И огонь огонь рождает,
И в огне его сгорает
Все, что знали мы о нем.

Что мы знали, чем мы были –
Всё друг друга хоронили,
Раньше смерти хоронили,
Наполняя страхом плоть,
Но в огне и смерть пылает,
Чем-то бОльшим стать желает,
И бросает – оставляет –
Илия свою милоть,

Восходя все выше, выше,
До огня над плотью крыши,
И огонь повсюду слышен
Вне себя – не побороть –
Плотяные человеки,
Мы не сможем в нём навеки,
Но еще и в этом веке
Сможем знать, что жив Господь.

24.05.2015

В здравии и в болезни

Как на деревню пишущий
В неназывную синь –
Перед рассветом дыщащий:
Три. Два. Аминь.

Жизни по чайной ложечке
Пей, чтобы тихо спать.
Вот и еще немножечко.
Будет день опять.

Кто-то чуть слышный, найдя наш дом,
Тихо подходит снизу –
То ли посланник с твоим письмом,
То ли гонец из Пизы.

Мы ли стояли к огню лицом,
Бегали по воде –
Только, конечно, перед гонцом
Нету взрослых людей.

Кто там священной малости
Сам попросить не смог –
Господи наш, пожалуйста,
Пусть сегодня – письмо.

2015

***

Доктора имеют свойство болеть,
Воскресители – умирать.
Так священник алчет веры и так
Без сапог сапожник сидит.

Будь спокоен – твое единственно то,
Что ты можешь кому-то дать.
Будь честнее – твое единственно то,
Что отнимется у тебя.

Ничего не бойся – так страшен страх,
Что за ним не страшно уже.
Потерявший себя, это верный знак,
Что ты действительно есть.

24.06.2015

Посвящение

Друзья из прошлой жизни моей, с той стороны Луны,
Когда мы окажемся, дай-то Бог, с одной стороны войны,
Когда мы окажемся – наугад – с одной стороны стекла,
Я так хотел бы тогда сказать, что прошлая жизнь прошла.

Что се, все новое – посмотри, какая в реке вода.
Шагай без страха, омойся весь, до кожи и навсегда,
По ней не плывет ни трупов врагов, ни фоток из прежних лет,
Есть просто мы, какие мы есть, и лишнего больше нет.

Когда же тронет речной водой Господь меня по плечу,
Любовь моя, я хочу с тобой, а без тебя – не хочу.
Наверно, это и есть простить: когда не нужно прощать.
Лишь был бы тот, кто может вместить – всегда ведь есть, что вмещать.

Встаешь младенцем возле окна и смотришь, как в первый раз –
Какой большой и прекрасный мир. И в мире так много нас.

15.10.2015

Посвящение Веничке

Он говорит: давай-ка о важном,
Чтобы не страшно, если так страшно,
Как бы со славой и по любви,
Если так больно, что хоть не зови.

– Я не о важном, просто о главном:
Разницы нет между тихим и славным,
Звезды погаснут, мы с тобой равно,
Их не заметят, а нас и подавно.

Да и не нужно, чтоб замечали:
Всякому дню довольно печали,
Всякому дню довольно забот –
На каждой мове кто-то поет.

Он говорит: а нельзя ли иначе –
Глупое сердце плачет и плачет,
Умное сердце плачет вдвойне –
Милому другу в чужой стороне.

– Лист увядает, другой зеленеет,
Жалость и милость – горя сильнее,
Жалость и милость – чтоб не по лжи,
Вот одеялко возьми, не дрожи.

Я не о ценном, я о бесценнном:
Пес тебе морду кладет на колено,
Я тебе руку кладу на плечо,
И по-над всеми – что-то исчо.

Слезы на небе, звезды в колодце,
Можешь бороться и не бороться,
Снова бороться – только живи,
В жизни найдется место любви.

Он отвечает: эх, дорогая,
Нету того, что горит, не сгорая,
Нет языка, на котором не плачут –
Как же нам с этим, что это значит?

Глупый ты, глупый, она отвечает,
сердце людское горит – не сгорает,
Крепки, ах крепки людские сердца,
Даже твое не сгорит до конца.

Милый мой, милый, нужно не это,
Ищешь ли ночью, ждешь ли рассвета,
Лучше с собакой, лучше вдвоем –
Только не плакай, лучше споем:

Narisher bokher, vos darfstu fregn,
A shteyn ken vaksn, vaksn on regn,
Libe ken brenen un nit oyfern,
A harts ken benken, veynen on trern.

Tumbala, tumbala, tum balalaykа,
Tumbala, tumbala, tum balalaykа,
Tum balalayka – shpil balalaykа,
Tum balalayka, freylekh zol zayn.

26.10.2015

Загадка Сфинкса

Не бойся, вечность расставит
Вас всех на свои места.
Твой друг тебя не оставит,
Пожалуй что, никогда.

На этих весах бессрочных
Минуты смеха вдвоем
Должны перевесить точно
Год тени в доме твоем,

А что до вопроса платы –
Какая тебе беда,
Когда и сам у себя ты
Есть далеко не всегда?

Спросили так, для порядка,
А что ты за это дашь –
И ты уже в непонятках
Дрожишь, роняешь перчатку,
Меняешься баш на баш,
Как в детсаду — шоколадку
На красный карандаш…

– Так я — ответ на загадку?
– Примерно, – хмыкает Страж.
Ступай, ковыряй брусчатку,
Под ней был заявлен пляж.

19.11.2015

***

Те, кто вернулся с войны
Расскажут нам о войне
Мы знаем о ней лишь от тех,
кто все же вернулся с войны

Мы знаем как ждали их
И как молились о них
И ждали сильней всего
И этим вернули с войны

А что бы нам смог рассказать,
Кто не вернулся с войны –
Неужто жданный слабей
С молитвой хуже иных

Он смог бы нам рассказать
Как смысл выходит из тьмы,
Как жизнь выходит совсем,
В личный конец войны,

Но он не ответит нам
До дня как не будет нужды
В ответах на нашу жизнь
Но станем сами – ответ

И как мне найти покой
В молитве верней молитв
О том, что в книге твоей
Уже счастливый конец

02.05.2016

***

Когда Елена была юна,
Она считала себя умней
Зверей и птиц, воды и вина
И даже некоторых камней.

Теперь иначе – за годом год
Она глядит из кельи своей,
Как лист растет, как вода течет,
Ни слова не говоря о ней,

И это ей за благую весть
О том, как устроен земной наш дом,
Где счастлив всякий, кто просто есть
Простое слово в себе самом,

И всяк изреченный уже прощен
И может видеть, закрыв глаза –
А тот, кто любит кого-то еще,
Проходит насквозь и выходит за.

12.02.2016

***

Всякий спящий опять ребенок –
Видит, что другие не видят,
Издает очень детские звуки.

Когда вера совсем угаснет,
Станет зернышком, в горсти сжатым,
И когда языки умолкнут,
Что останется, как не это:

Спи-усни, засыпай, любимый,
Уж она-то вовек не престанет,
А проснешься – глядишь, и утро.

04.03.2016

Перед боем

Страха нет, но есть другое
Равное ему
Невесомое, живое
Из тюрьмы  в суму

Перекладываемое
Неразменное
Как монетка – но другое,
Будто стеклышко в прибое,
Вдруг да и нетленное.

Это мой тебе подарок,
Зеркало-вода,
Где певичка-перестарок
Дивно молода,

Где ты сам у первой елки
в давнем Рождестве
У отцовской книжной полки
вещь в себе – в тебе,

А бояться – дохлый номер,
Скажет генерал.
Кто упал, тот, верно, помер –
Я не проверял –

Не задержишь, не упрочишь,
Даже ноги не замочишь,
Пав лицом в прибой.
Это вечность, если хочешь.
Забирай с собой.

04.03.2016

Страстная Пятница

Когда выйдет со слезами
Все, чему меня учили,
Я не буду больше плакать,
Честно, Господи, не буду.
Все, что, нас не убивая,
Все же делало мертвее,

Я увижу по-другому –
Так, как Ты, наверно, видишь:
Как ребенка, что с улыбкой,
Отбуянив, засыпает,
Как собаку, что в надежде
Замирает под ладонью.

Обними нас, Боже сильный,
Мы себя-то не умеем.

25.03.2016
Великая Пятница

Наша маленькая жизнь

Петру в день Рожденья

Небеса начинаются здесь
Бытиём, бытиём, бытиём:
И пускай эту вечную песнь
Каждый первый поет о своём –
Все равно извне этих стен,
Проникая в дома и гробы,
В нужный час пробьется рефрен –
«Нет судьбы и нет не-судьбы».

И собака, что любит и ждет,
И страна (что такое страна?) –
Все воскликнет в должный черед –
Твоя жизнь безмерно нужна.
Это тяжкая благодать,
Но она разрывает сеть,
Чтобы было наше «желать»
Не какой-то формой «жалеть».

Вот смотри-ка – море и склон,
Пусть и дерево (грецкий орех).
Это будет отличный фон
Уголка картины про всех,
И на фоне, что недвижим, –
Лучший дар середины пути:
Мы, которые не бежим,
Ибо можно просто идти,
Тихо глядя по сторонам,
Избежав и венка, и пинка,
Так как всё, что дадено нам, –
Это мы. До тех пор, пока
Не опустится темная взвесь –
Словно занавес, по часам.
Небеса начинаются здесь,
Дай Господь чтоб продолжились там.

25.03.2016

***

Выбита вся королевская конница, вся королевская рать
Да и король потихонечку кончился – некому нас собирать,
Что тебе мокрые крыши весенние, черная земь под дождем?
Время – вопрос одного только времени, если захочешь, уйдем.

Родину в сердце вгоняя колом себе, ты не обязан тут быть.
Выбери жизнь себе, выбери дом себе – этот ли можно любить?
Можно до смерти. Но можно отсрочиться, переиграть, перейти,
Только не слушай свое одиночество, слушай меня и прости.

Жалость – начало: от истинной малости до отеческих – прочих – гробов –
Но впереди кроме истинной жалости есть и другая любовь.
Это дорога, а не возвращение. Тихо, с собою вдвоем,
Чтобы опять начиналось рождение в медленном сердце твоем.

27.05.2016

***

У времени единственное благо –
Оно проходит. Просто через нас.
Все стерпит эта верная бумага,
Но как бы, как бы ни единым шагом
Не осквернить того, что есть сейчас!

Ведь каждый, у кого погиб любимый,
На черный год, на десять – все равно –
Владеет мудростью, иным незримой –
О том, как гаснет светоч негасимый,
О том, как мир проскальзывает мимо,
О том, как быть вовеки не должно!

Ложись в траву. Прими реальность трав.
Создавший их не может быть неправ.

Но где предел, где правда слишком много,
И в океан вливается дорога,
И боль перевернется в торжество?
Полынь. Катынь. Пустыня внемлет Богу,
А Он не говорит ей ничего.

24.07.2016

***

Преклони главу на камень сердца своего.
Можно в мире не бояться больше ничего.
Плакать только добровольно, ран не бередить,
А туда, где было больно, просто не ходить.

Что изменится на свете, когда ты уйдешь?
Где-то будут бегать дети, где-то сыпать дождь.
– «Трогай, милый человече, только тут не трожь:
Все изменится навечно, если ты уйдешь.»

Чайки лают, ветер свищет, свет во тьме горит.
Наше малое жилище – у меня внутри.
Это нам не Кант-в-законе, это звездный свет:
Наш закон его не тронет? Думаю, что нет.

Но вполне возможно, тронет наш с тобою зов.
Кто там вечный слух преклонит к сонму голосов?
Все, что быть не может лишним, ветру не задуть.
Не получится – не бывшим. Будь, мой милый, будь.

12.09.2016

***

Когда Бог уходит из тебя по-английски
И остаешься всего только ты
Без права прописки и переписки
Голый, как ноябрьские дачные кусты

И внезапно – или пусть любой другой эпитет –
обнаруживаешь, что кто-то любит просто тебя,
глядит на тебя, хочет видеть и видит –
Распрямляешься, сердце скрепя, сердцем скрипя –

И говоришь: пожалуйста, Боже. Мой Боже.
Можно, и я увижу? Можно, я тоже?
И тень его тени тебя задевает плащом.
И ты плачешь, как дурак. Но вроде можешь — еще.

27.09.2016

***

Женитесь, друзья, в ноябре,
Зовите на пир в ноябре –
Миру нужно побольше хороших вестей,
Покуда ноябрь на дворе.

Друзья, заводите детей
В проклятый месяц смертей –
Кидайте на чашку ноябрьских весов
Еще больше хороших вестей.

Друзья, вовращайтесь с войны,
Запасайте горилку и мед,
Чтоб праздновать целый ноябрь напролет
И с этим дожить до весны,

А прежде – до Рождества,
когда
Под снегом смеется трава.

25.10.2016

3 години без нашето момче

Сердце мое, ничего не бойся
Сердце мое, в себе успокойся
Сердце мое, изнутри закройся,
Спи до рассвета, спи до весны.
Холодно будет и страшно будет,
И смерть придет, и на смерть осудит,
Но наш капитан никого не забудет
И будет на гребне каждой волны.

Так или эдак – сердцу разбиться,
И шторм идет, и гроза грозится,
Но наш капитан ничего не боится,
Он выведет барку в зеленый порт –
Иначе весь мир не годен ни к черту,
Иначе зачем бы – справа по борту –
Откуда видно, с каких же пор ты
Не есть уже окончательно мертв.

14.12.2016

***

(валентинка)

Ничего нет любви страннее
То бывает – и всего ей мало,
То бывает – ничего не нужно.

То ближе, чем просто обнявшись,
Ближе, чем кожа к коже –
И ищешь, как бы еще ближе,
Ищешь – и не находишь;

То и взглядом не соприкасаясь,
В неизвестности и молчанье,
Через четыре границы –
И ищешь, как бы отстраниться,
Ищешь – и не находишь.

А любовь, цветок из ниоткуда,
Ни от чего не спасая,
Смотрит на тебя, как с иконы
Глазами неизвестного святого –
Кто он был, никто уже не помнит,
Да и был ли он вовсе на свете,
А зовут, и приносят свечи.

Бесполезный и необходимый –
Так ли, Бог, Ты придумал человека.

07.02.2017

Дом-музей. Табличка

«Вот здесь он жил, уже одинокий,
Вот тут стояла его кровать,
Вот тут он писал небессмертные строки,
Которые не умел продавать,

Вот тут он умер – носом к востоку,
И все это было бы ни о чем,
Так незаметно и так жестоко,
Когда б не пламя земного срока,
Встающее – чистое – вверх высоко,
Когда оставляется пуст наш дом.

Ступай, прохожий, своей дорогой,
Такой хорошей, такой убогой,
Не закрывай раньше срока глаз,
Там будет видно. Смотри сейчас.»

19.02.2017

***

Твое старое тело, Раймон, Скоро в землю уйдет, как зерно – В том не будет ни боли, ни страха, тихий сон после долгого дня.
Но и зная, как вырулил Он, узнавая, как будет оно – в этот день горсти легкого праха ты вспомни, прошу, про меня.

Ты подходишь к кровати, кладешь, как ребенка, себя на нее. Ты ребенок того, кто Отец, ты себя за Него уложи. А по стеклам блаженнейший дождь, а за стеклами кто-то поет – это все не конец, не конец, это все наша малая жизнь.

Я не тот, я совсем не такой, я совсем не умею идти. Я совсем не умею уйти, но, надеюсь, еще научусь. У меня есть собаченька мой, у меня есть обрывки пути. У меня есть наметки пути, у меня нет меня – ну и пусть.

Ты, пожалуйста, не оставляй. ты,пожалуйста, будь тут пока. Если я вдруг опять привалю – ты,пожалуйста, дверь отвори.
А за окнами мир как бонсай – очень маленький, из-под платка. Только с суши кричат кораблю – «Будьте добрыми, черт побери!»

20.06.2017

***

Не грусти и не бойся, друг:
Это просто замкнулся круг,
Вот осядет мутная взвесь –
И покажется все как есть.

И увидим, глаза подняв,
Что никто из нас не был прав,
Только это неважно, нет,
Потому что прошло сто лет.

За сто лет вырастает дуб,
За сто лет истлевает труп,
Превращаясь в кости и прах –
Чистый прах в господних руках.

Только море – оно всегда.
Наше время – его вода,
И на пирсе издалека
Видно старого рыбака.

То, наверное, Петр сидит.
Он на связке ключей хранит
Ключ от дома, что в ноль втором
В прошлой жизни пошел на слом.

15.07.2017

***

Мертвых любить удобней.
Они не мешают себя любить.
Уже не обидят – куда уж
обидеть больше, чем умереть
чем уехать так далеко
куда даже не позвонить,
только разве писать
на деревню любимому – пусть он прочтет:
это вопрос только веры, а веры
нам не занимать, чем она
в лучшую сторону
отличается
от младших своих сестер.

Вера – последняя денежка
в этом худом кармане,
который порвался навеки
где-то в дороге на Аваллон.
Монетка, которую буду хранить
на бутылку воды
в той последней пустыне,
по которой, сдается, мне тоже придется идти
до колодца Сент-Экса.

Мертвых надежней любить –
Там, откуда они теперь любят,
нельзя не любить в ответ –
так что любви безответной, выходит, и нет,
хотя и ответа нет
на ненужный вопрос,
как же можно вот так.
Можно ставить фильтры и оставлять
только самое лучшее, делая
этот выбор за умершего, и присваивать
все, что хочешь, по праву
памяти смертной.

Научи же меня, научи
как любить тебя, когда ты уже умер,
а я
ничего не успел.

«Сделай сам» не годится: такая любовь
хороша к незнакомцам –
рисуй и люби,
обернувшись назад
лет на сотню, бери
клад, что зарыт не тобой.

(Но я слишком тебя уважаю,
Чтобы в это играть.
Ну какой из тебя, из ТЕБЯ –
Воображаемый друг?)

Кто раньше был очень умным,
Знал слова «катарсис» и «апокатастасис»,
теперь не знает, зачем
даже самая малая боль
и какой из нее костыль
на дороге любви –
сохранять, не пускать в никуда
и притом не копить и развеивать
этот тихий ненадобный прах
на морском берегу, на широком ветру –

тренируясь любить на умерших,
чтобы лучше любить
живых
вплоть до самой смерти.

30.07.2017

***

В середине жизни
Или на краю
Признавай, кто любит,
Беспомощность свою,

Обнимай любимых,
Обнимай сейчас –
Все себе оставишь
На последний раз,

Даже обнимая
Теплою рукой
Мир, такой хороший
И такой пустой.

Не пылит дорога,
Не шумят листы.
Уповай на Бога,
Выплывешь и ты.

18.08.2017

Немного про тело

Kогда иссякает радость,
Tertii gaudentes
Становятся третьими лишними.
Кто-нибудь тут ещё знает,
Как нам любить бескорыстно,
Покуда у нас есть тела?

Тело – твой вечный ребенок,
Требующий утешения,
Тело – твой вечный родитель,
Диктующий непреклонно
Или, вдруг постаревший,
Ждущий стакана воды,
Когда ты рвешься на волю.

Воля! Дорога дорог!

Брендан не доплыл до предела,
Александр не дошел до предела –
Мир бесконечно большой,
Где бродят псиглавцы и блеммии,
А за землею псиглавцев
Как солнце, Пресвитер сокрыт,
Зверь Индра копытом взрывает
Камни дороги в Сантьяго,
Ветер пахнет свободой,
Свобода не ждёт никого.

Свободе никто не нужен,
Как морю челнок не нужен,
Но нам так нужна свобода,
Нужнее, чем мы – себе.

Приди, говорит пустыня.
Приди, говорит река камней.
Приди, призывает море –
Предел за пределом пределов
Соделает целым разъятое,
Огонь возвратит к огню.
Господи, только бы жить.

07.10.2017

Ко дню Всех-Усопших

Собрав урожай покойников
На маленький белый листок,
Сижу и смотрю спокойненько,
Как снова выходит срок.

Так просто жить в бревиарии –
Как будто все как должно:
И лето зима оспаривает,
И в землю идёт зерно.

И хлопья белые кружатся,
К Адвенту вращая год,
Как будто не было ужаса
Последней из несвобод:

Всё катится к устью узкому,
Где мир ускоряет ход
И смысл, не по мерке русскому,
На всех языках поет.

И мы, от смертей усталые,
С ушедшими наравне
Течем, словно воды талые,
С корабликами на спине.

Ни белой реанимации,
Ни дома чужой тишины.
А просто птичьи миграции,
В которых мы не вольны.

И все повторится снова,
Когда через толщу лет
Ты выйдешь из часослова
На странный какой-то свет.

01.11.2017

Засыпалка предзимняя

Так, возвращаясь в утробу, сворачиваясь кульком,
Ты обещаешь до гроба, по-тихому, целиком,
Верность тому, что ты теплый и ищешь к теплу – тепла,
В поисках дома – смотри, как же близко тебя завела
Эта дорога от первого сна до последнего сна.
С кем ты можешь заснуть – с тем ты вместе внутри зерна.
Первый сон был внутри – и последний будет внутри.
Помнишь, как тихо качаются зимние фонари,
Помнишь, как из-под снега созидает кто-то большой
Магию сна: вот проснешься, а все уже хорошо.

14.11.2017

***

А зачем ты человек –
И не спрашивай.
Знай меси ногами снег
Мира нашего,

Проходя на смех и грех
Мерзлым берегом,
Стать мечтая без помех
Просто звериком.

Чтоб не в коду, не в размер
Звать отчаянно –
(вот собакой, например,
но с хозяином).

Повторяешь «мутабор»,
Просишь жалости,
А на деле с давних пор
Ищешь малости:

Дара, что везучим дан
Ни за что, за так –
В руки взять чужой талан,
Как чужой платок,

Рассмотреть и отложить
Не завистливо –
Что-то легче пережить,
Чем осмысливать.

И просить у бытия
Больше нечего –
Добрести бы до жилья
Человечьего.

14.11.2017

***

Как далеко мы уплыли оттуда,
От одинокого острова смерти,
Где проводили прошедшую зиму.

Сколько от чуда до бывшего чуда –
Столько протащит и столько повертит,
Стелим соломку и падаем мимо.

Помнишь – снежинки, чуть встанешь в дороге,
День на скринсейвере (спелые сливы),
Ночь на окне (позамерзшие птицы).

Нет, Бога ради, не будем о Боге,
Остров дрейфует в холодном проливе,
Не приведи Бог туда возвратиться.

Мы с тобой живы. Другие не живы.
Поле засеяно, снегом укрыто.
Нехотя вспомнишь и время былое.

Лучше б не помнил – там так сиротливо,
Овцы не целы и волки не сыты,
Есть лишь жилье, да и то нежилое.

Холод велит прижиматься к любимому,
Стаями движет, толкает к камину,
Служит теплу, чтобы стало хвалою.

Так же ли служит отсутствие – зримому,
Острой нужде создавая причину,
Хоть и без оной я был бы с тобою.

Ах, нам жилось бы и не умирая,
Ах, нам нашлось бы и не пропадая,
Не вспоминая – и так не забуду.

Снег налетает из теплого края,
Пахнет нехваткой тепла, созидая
Нашу с тобой апофатику чуда.

21.12.2017

1. Св. Томас Мор.
2. «Вырви его» (глаз) Мк. 9:46.