Hainaut-Constantinople

Быть несчастным не позорно,

Быть печальным — не порок.

На земле глухой и чёрной

Может вырасти цветок.

 

И добро, и зло людское,

Смерть в короне из говна — *

Всё прокатит над тобою,

Как приливная волна.

 

Нелюбовь такая сука —

Разрывает пополам.

Но любовь не проще штука:

Доведет тебя за руку

До креста, а дальше — сам.

 

Если жизнь тебя нагонит,

Чтобы спЕшить на скаку,

Свой мирок сожми в ладони,

Уложи его в строку,

 

Разбери его в кансоне,

Чтобы заново собрать…

И Господь тебя не тронет,

Только разве приобнять.

 

Если долго и примерно

Затаиться и лежать,

То расхочется, наверно,

Хоть куда-нибудь сбежать.

 

Ну, колотят. Ну, привычно,

Всех колотит кто-нибудь.

Хоть обидно, да обычно,

Потерпи да позабудь.

 

Ну, дырища. Ну и что же,

Дыры есть и подырей.

(Если можно, милый Боже,

Прибери меня скорей).

 

Все же детство — это жутко,

Из Чистилища привет.

Но к цепи хотя бы будка,

У иных и будки нет.

 

Но, проснувшись от тревоги,

Видишь вспышкой светлоты

Человечка на дороге —

Это твой бесценный ты.

 

Не заметив, как наспался,

Никому теперь сынок,

Он, похоже, взбунтовался

И как следует утёк.

 

И бездомный, и безродный,

С лёгкой-лёгкой головой —

Он дурак и он голодный,

Но живой, вовсю живой.

 

Сам себе за всё порука,

Хоть и битый, целый всё ж,

Ты возьмёшь себя за руку

И куда-то поведешь.

 

К жизни полностью пригоден

И с собою, и с людьми —

Кто свободен? Я свободен.

Так бывает, черт возьми.

— Меня когда-нибудь попустит?

— Тебя когда-нибудь попустит.

Не поддавайся прежней грусти

И не давайся новой грусти,

 

Беги любви, держись молитвы:

Она любовь, да безопасна.

На острие треклятой бритвы

Не стоит жить, любому ясно.

 

Забудь, покайся, отвлекайся,

Оставь, уйди, замри, не трогай,

От жизни впредь не зарекайся —

Она ведь может быть дорогой,

 

А не Мостом Меча единым,

Не хором ангелов на остром

Конце иглы, и можно сыном,

Не вечным пасынком, не остров,

 

А часть материка, и нате —

За каплей капля камень точит,

И даже Церковь будто матерь,

Не мачеха, и бить не хочет.

 

А эти сказочки — да пусть их,

Пройдут, развеются, отпустят,

Пускай текут во тьме за дверью…

Тебя когда-нибудь попустит?

— Меня попустит? Нет, не верю.

Я тут за морем тихонько пою,

Ты же на лунную эту ладью —

 

Лодочку месяца, годика, дня —

Может быть, смотришь и любишь меня.

 

Может, не стоит оно ничего,

Но если в мире не будет его,

 

Тихого голоса, капельки света —

То для чего и дыхание это,

 

Сбой, бормотанье, метание, дрожь…

Как и поэзию, нас не возьмёшь,

 

Как ни пытайся, кому ни молись —

Всё потому, что кому мы сдались?

 

Луночка-капля, Иудин ковчег,

Слёзка Господня, что плачет вовек

 

Над приключениями дураков,

Что не сдаются вовеки веков.

Любовь поразительна, когда проступает наружу,

Когда из-под кожи осмеливается — на стужу,

 

Где неизвестно, что ждёт её: побои? Объятья?

Доверься другому: если убьёт — по телу и платье,

 

По барину и говядина, по мощам и елей,

Давай, выходи из себя и потом ни о чем не жалей,

 

Особенно о себе, ударяясь птицей в стекло:

Такой уж он светик — покуда горит, тогда и светло.

 

А вдруг не убьёт? А все-таки вдруг не убьёт?

Достаточный повод пытаться идти вперёд.

 

В календу мая цветут даже камни, а ты не камень, прости,

Как жимолость-милость, согласно природе и ты цвети.

 

И вот они — верность твоя и милость твоя,

Двумя побирушками вверх по теченью ручья

 

Бредут и не просят даже, берут, чего подадут.

А коль ничего — и ладно, голод не в труд,

 

Привычный голод, привычный карман пустой…

Заснешь и проснёшься — а в кружке-то золотой.

Знаешь, любимая, как может мальчик молчать под ремнём?

Дело не в степени боли, а просто в нём:

Надо порой молчать, чтоб остаться собой,

Типа как бой принимаешь и терпишь бой.

 

Знаешь, любимая, как человек молчит под мечом?

Будто и сам так выбрал, и сука-судьба ни при чём,

Будто бы всё в порядке, поскольку он

Если не просит пощады — не побежден.

 

Знаешь, любимая, как человек молчит под любовью?

Нету ни шанса отделаться малой кровью,

Снова кишки наружу, прикушен язык,

Только попробуй жалеть: не больно, привык.

 

Но вот поэту что делать, ведь как прорвёт —

Что-то само разверзается напросвет,

Это не весь твой ты, но было же, разве нет —

Ты не хотел, но вынес, и эта дыра поёт,

Словно еще один богоданный рот.

 

Ты не хотел, но вынес, и рассказать —

Это ведь тоже победа: ну, было, а мне насрать,

Я ведь сумел сохраниться в этом говне

И переделать в слова, экзорцировав тьму вовне:

Сам пораженный, рвешь эту чертову нить,

Вдруг себе выдав право заговорить.

 

— Ах, Раимбальдо, убьёт тебя мой отец.

— Ну и убьет, и пускай. Все равно это не конец.

Жди меня, и я вернусь.

Или не вернусь.

Жди, когда накроет грусть —

Грустно, ну и пусть,

 

Жди, когда твой муж с тобой

Или не с тобой —

Я сживусь с любой судьбой,

Ты сживись с любой,

 

Без твоей-моей любви,

С дырочкой в груди —

Только вот живи-живи

И немножко жди,

 

Чтоб я думал из святой-

Несвятой земли,

Будто мы вдвоем с тобой

Просто жить могли.

 

И как будто жизнь проста,

Хоть и зла подчас:

Все несчастья от креста,

А Господь за нас.

 

Будет больно, ну и пусть,

Если кто-то ждёт.

Жди меня, и я вернусь,

Или как пойдёт.

Есть ли у тебя хоть какой-нибудь дом,

Спрашивала я, как лежали мы вдвоем:

Если есть, веди меня скорее туда,

Просыпаться рядом нам бы дальше всегда.

 

Да откуда ж дом, отвечал мой дружок,

Есть-то у меня только скрипка да гудок.

За тебя сумею я хоть и умереть,

Только не судьба нам бок о бок постареть.

 

Ой же я заплакала, ой же не ждала,

Что так мало жизни мне жизнь запасла,

И цветами башню украшал мой отец —

Это к моей свадьбе мне готовили конец.

А дружок красивый весь такой, молодой,

Был как будто рядом, да глубОко под водой,

Из-под той воды своей музычкой звеня —

Помни, Беатриче, хоть немножечко меня.

Эти мои руки — пока времечко течёт,

Эти мои песенки — все наперечёт,

Для тебя, родная, ко Граалю и копьё,

Не жених и был, а что пропало — все твоё.