Hainaut-Constantinople

Темница моя, темница,

Не дай бог в тебя влюбиться!

Стерпеться с тобой — слюбиться,

В камнях выискивать лица,

Решетку ласкать руками,

В камнях обращаясь в камень —

Спокойный, крепкий, безбольный,

Возможно, краеугольный.

 

Уж лучше как есть, из плоти.

И взятого — не возьмете,

А если уж взяли — взятым

С достоинством этим клятым,

Молчать ли, кричать от боли —

Умрем, да и ладно, что ли.

 

До гроба неосторожен,

И в жизнь, и в любовь влюбленный…

Побег иногда возможен.

Хотя бы вверх по наклонной.

— Есть то, что сделали мы и чего не смогли.

Порой остаётся след, а порою — шрам.

— Есть много отметин на теле нашей земли,

Блажен, кто за каждый след отвечает сам.

 

— Есть то, что соделали нам по нашей вине,

Есть то, что соделали нам без нашей вины.

— Так много бремён на лишённой крыльев спине,

Блажен, кто под грузом их не согнет спины.

 

— Зачем зажигает Бог этот ясный свет,

Когда его вскоре накроет смерти рука?

— Затем, что кроме вечности шансов нет,

Блажен, кто её различает издалека.

 

— Зачем эта жизнь и отрава нам, и вода?

— Блажен, кто допьет до дна, не пряча лица.

— Есть раны, которые будут болеть всегда.

— О нет, не всегда, а всего только до конца.

Весьма обидно попадать князьям в такую грязь.

И так и сяк нам пропадать — так пропадём смеясь.

 

Любовь — она болит всегда, да без любви больней.

Но жизнь — текущая вода: поит ли, двигает суда, а все потонем в ней.

 

Галопом в сказочку, друзья, сюжет-то всем знаком.

К примеру, Фолькер буду я — с отточенным смычком.

 

Не отворачивай лицо, как будет твой черёд —

Фортуна крутит колесо, а скрипочка поёт.

 

Поди узнай, христианин, что светит там вдали:

Получит лен четвёртый сын, а первый — пясть земли.

 

Порой и радость, и беда бросают тень вперёд.

Кто жить намерен был всегда — негаданно помрёт.

 

Кто рассудил, что не жилец — ещё побудет тут.

И твой надел, и твой конец везде тебя найдут.

 

Нас всех оставят при своём — чисты ли, не чисты.

И в час, когда не повернем назад ни я, ни ты,

 

Я Вещим Девам усмехнусь: да что я, сам не знал,

Как об мою могилу гусь споткнулся и упал.

 

Один говорит: я тебя люблю, другая глядит над ним —

И словно слёзы, в ее глазах стоит Иерусалим.

 

И он говорит: уж раз я решил, теперь до исхода дней

Ты будешь светом жизни моей, а я — опорой жизни твоей,

(А этот исход с каждым днём видней,

И море всё солоней).

 

Она же строит себе корабль — с рожденья строит ковчег.

Там собрано много разных зверей, но кормщик там человек.

 

Но, как и водится в жанре драмы, на всех там месту не быть.

И кормщик первым в воду шагнет — своими силами плыть.

 

И вот они говорят меж собой — о том, как река течёт,

И хоть все гавани и порты известны наперечет,

 

Поди угадай, где судьба пристать, в какую прилечь кровать:

Осталось верить Богу, и с Ним на пару потолковать —

 

О всех берегах, где причалить пришлось, о всех городах иных…

Послушай, как они говорят, пока еще слышно их.

 

И я, невидимый Аноним, гляжу из угла полотна,

Как любит он, как честны они и как высока цена,

И как чиста и просторна жизнь, хотя и грязна, тесна.

Как на мосту ты с ней ни борись, всегда победит она.

 

Но что останется — краткий свет и взгляд, оброненный в прах:

Потерянной-найденной драхмой след лежит в Господних руках.

Как в песках земли султана,

Дальше моря-океана

Драгоценный клад зарыт.

Долог путь по страшным водам,

По границе с небосводом,

Но Господь вознаградит.

 

Вырастай, моя отрада,

Без тебя не сыщут клада,

Он дождется рук твоих.

Рук нечистых он боится,

Будь же чистым, как девица,

Как грядущий к ней жених.

 

К берегам далеким этим,

Обходя силки и сети,

Донеси себя как есть.

В теле мужа, в сердце мужа

Сохрани дитя не хуже,

Чем гонец в дороге — весть.

 

Много будет, кроме смерти,

Что-то сгинет в круговерти,

Что-то вспыхнет вдалеке.

Будь же сам свой дар нетленный,

Малый, цельный, драгоценный —

Яркий камешек в руке.

 

Дар простой и беспечальный —

Пусть никто в дороге дальней

Ни мечом его отнять,

Ни обманом ввек не сможет.

А уронишь — ну так что же,

Бог научит, как поднять.

Последние денечки света,

Где свет кому-то ты и есть —

Из тупикового сюжета

Пусть вывезет, к примеру, честь.

 

Терпи, однажды легче будет.

Кто храбр и честен, кто злодей —

Всех обязательно рассудят

Уже не мерками людей —

 

Чье сердце к трапезе готово,

А кто от голода умрёт —

От своего ли, от чужого —

Перед последней из свобод.

Не смотри по заслугам

На проигранный бой,

Без жены и без друга,

Но пока что с собой.

 

Обратись лучше к Богу,

Обернись на Него,

Когда правишь дорогу

Посреди ничего.

 

За спиною махина

Пустоты и ночи…

Мой кузнечик долинный,

Ну хоть ты не молчи.

 

Протяни голосочек

За решётку в окне,

Стань мне строчкой меж строчек,

Обращённой ко мне.

 

Нужно очень немного —

Как в пустыне вода.

Стань мне голосом Бога —

Обернуться куда.

 

Вне покоя и воли

Хоть лазейку открой,

Чуть подальше от боли —

Все, что нужно порой.

 

Если время не лечит,

Я б пространством лечил…

Но взывает кузнечик —

«Самуил! Самуил».

На свете очень много слёз,

Не вычерпать никак.

Глядишь на прядь родных волос —

И плачешь как дурак.

 

Но мой завет тебе силён,

Мол, сердце приготовь:

«Ты продержись до тех времён,

Как вместе будем вновь».

 

Какие ж это времена,

Храни нас Бог от них!

И там война, и здесь война,

И чаша слёз всегда полна,

И голос Божий тих.

 

А пить так хочется всегда,

Всё ищешь, где ручей…

Теки, соленая вода,

Ты правильней кровей.

 

«Точить слезу — бесплодный труд,

Терпи, покуда жив:

До Бога воды не дойдут,

Какой ни будь разлив».

 

Но кто бы это ни изрёк —

Он врал, и чёрт бы с ним.

Мой голос нынче так далёк,

Но он незаглушим.

 

Пускай тебя достигнет он

В закатной полосе:

«Ты продержись до тех времён,

Как вместе будем все».