Каждый женится как может,
Чтоб не слишком одиноко:
Кто пытается — на Церкви,
Кто, к примеру, на коте.
Кто-то клеится к работе
(А она его не хочет,
Или хочет слишком сильно —
Это тоже тяжело).
Кто-то женится на книгах,
Кто — на спорте горнолыжном,
Кто — на басовой гитаре,
Кто на детях (это швах).
Мы же топаем по жизни,
Поженившись друг на друге,
И впридачу — на Дороге,
И чего же нам ещё?
Молодые взрослые,
Юные родители,
Средних лет товарищи —
Кто вы там сейчас —
Страшные истории
Слышать не хотите ли —
Про плохих родителей,
Про хороших вас?
Яблочко от яблони
Недалёко падает,
Не созревшим падает,
Больно упадёт.
Шарики на ёлочке
Сломаны — не радуют,
Что же ты их вешаешь
Каждый Новый год?
Будто все надеешься,
Что теперь получится,
Что от старой магии
Будет толк опять?
Кто, себя прощаючи,
На ошибках учится,
Тот, глядишь, научится
И других прощать.
В эту реку быструю
Точно не воротишься,
Что ж ты столько времени
Пялишься в неё?
Яблочко от яблони,
И куда ты котишься —
Ты давно свободное,
Ты само своё.
Детство наше тесное —
Золотое времечко —
Просто дым отечества,
Дней сгоревших дым.
А тебе по-прежнему
Снится, как из семечка
Прорастаешь яблоней,
Тень даешь другим.
Дерево бесплодное?
Что ты говоришь?
Ты давно ведь яблоня,
Ты давно кариш.
Я помню московскую осень — затворный уют бытовки,
Фиалка в окне — не сад ли? Чаи с коньяком — не брашно?
В домах включают все лампы и делают заготовки —
Чтоб было не так уж страшно, чтобы не так уж страшно.
А тут выходит иначе. По осени мир пахучей.
Пространства гораздо больше, чем было, к примеру, летом.
Собака пинает листья — платановые шуршучи,
Хозяин смотрит на море, но думает не об этом.
А думает он, как близко — и не могло по-другому —
Всегдашняя наша сказка, где старый лес за порогом,
Стоят большие деревья, и тянет дымом и домом,
И воздух такой огромный, и всё на свете — дорога.
Порой устаешь от света. Порой устаешь смеяться.
Идешь и гадаешь тихо под чашей прозрачной тверди,
Когда же это случилось, чтоб осени не бояться,
Когда же это случится, чтоб не бояться смерти.
Как долго остаётся свет
После ухода человека?
Бывает, что и на полвека,
Бывает, что на пару лет.
Как дрожь воды после нырка —
Дрожанье ткани мирозданья
После разрыва тонкой ткани,
А сквозь разрыв видна река,
И огонек за огоньком
(Один — от лампы на веранде
В одной из внутренних Голландий
На дне осушенном морском) —
И чередою огоньки
Плывут в потоке, убегая,
Туда, где музыка другая,
Где есть Голландия другая
На дне за устьем той реки.
Разрыв затягивает-ся,
Отверстье тканью заплетая,
А тех, кто слишком близко к краю,
Разрыв затягивает сам.
Лови момент, не выпав вон,
Пока ты видишь эту реку,
Где сквозь дыру от человека
Еще отчасти виден он:
Вот — развернувшись от окна,
Вот — на скамейке силуэтом —
Тебе всё это будет светом,
Когда лишь музыка одна
Тебе останется слышна
За поворотом, за сюжетом.
Кому нужны переводы
На средневерхненемецкий,
Когда средневерхних немцев
Помимо нас уже нет,
А мы и без перевода
Поймем этот лепет детский,
Поймем этот голос тёмный,
Что мы только прах и свет,
И прах тяготеет к праху,
А свет тяготеет к свету,
А то, что зависло между,
И есть бесценное в нас —
Привязка к конкретной точке,
Неповторимость сюжета,
Наш способ надежды-веры,
Любви золотой запас.
Жучок с самоцветной спинкой.
Клочок ковра мохового.
Ночная белая лошадь.
Как день прозрачная ночь —
Наш вклад в мозаику рая,
Кусок руна золотого —
Язык разговора с Богом,
Священный Миттельхохдойч.
Смотреть от случая к случаю
(Сегодня, завтра, вчера),
Как кто-то кого-то мучает,
Желая ему добра, —
Не знаю, хуже ли, лучше ли,
Чем видеть, кроме всего,
Как кто-то кого-то мучает,
Желая мучить его.
Сидишь в итоге зажмурившись
И ждешь, что каждого выберут
В любимые и свободные
От страха, хвалы, молвы,
Когда же все просто выдохнут,
Куда-то наружу выбегут,
Друг друга на волю выпустят,
Когда же все просто вы…
+
Всем друзьям, которые до нас никак не доберутся!
Как же помочь превеликому горю,
Очень обидному горю:
Нет у Монголии выхода к морю,
Вовсе нет выхода к морю.
Где-то проходят фрегаты колонной,
Рыбы — дорогой глубинной…
Есть у Монголии флот преогромный,
Гавани нет ни единой.
Кони гуляют на гладком просторе,
Нюхают ветер с востока.
Там, на востоке — Восточное море,
Где-то далёко-далёко.
В море плывут серебристые рыбы,
Море шевелится мерно.
Кони по шею в прохладу вошли бы,
Долго стояли бы, верно.
Степь шевелится травою поющей,
Дышит тоской непокоя,
Помня, что в жизни своей предыдущей
Дно это было морское.
Спать бы, родная, в траве до рассвета,
Выбраться к новой весне бы…
Выходов к морю в Монголии нету,
Только один — через небо.
Киник
Ест финик
И косточкою плюется.
Неоплатоник
Красит подоконник -
С некрашеным ему неймется.
А эпикуреец
На солнышке греется -
Ему и того довольно,
Что прямо сейчас не больно.
Стоик
После десятка попоек
Чуть жив лежит, но не ноет.
А софист
Исписал восемнадцатый лист
Диалогом с отсутствующей женою.
Перипатетик
Несет другу букетик
За сорок км на лыжную базу.
И лишь христианин
Уверен, что он такой один,
Кто может всё это сразу,
Но не обязан.
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
И если кто-то с фонарем
В квартале ищет Человека,
Мы все пока что не умрем.
О, где ты, Человек искомый?
Лежишь в кустах, набравшись пьян?
Болеешь в одиночку дома?
Уехал стопом в Ватикан?
А ночь — работе не помеха,
Фонарик тянет луч во мгле.
Когда ты в наш колхоз приехал,
Нашел ли веру на Земле?
Зачем ты нас навек не бросил,
Зачем нарушил наш покой,
В спасенья вечного вопросе
Не стал махать на нас рукой?
Такой квартал — сплошные стены,
Нехватка окон и дверей.
Ты береги себя, бесценный.
И находись уже скорей.
Не обещайте слишком много
Разумной деве средних лет!
Она надеется на Бога,
Кавалергардам веры нет.
Ее лампадка не погасла,
Она всё знает наперед
И, вам за шкирку вылив масло,
Привычно спичку поднесет.